– Вы с ума сошли! – Он потянулся к выключателю, но я убрал его руку.

– Расстояние! – потребовал я.

– Двести десять километров.

Я направил шаттл вверх. Шаттл страшно вибрировал. Огоньки тревоги вспыхнули, как новогодняя елка.

– Высота пять тысяч метров. Расстояние сто восемьдесят километров, – докладывал Толливер.

Все вокруг дрожало и болталось так, что я с трудом удерживал штурвал.

– Хватит, сэр, пожалуйста, отключите! – в ужасе закричал Толливер.

Я отключил два двигателя. Болтанка уменьшилась.

– Боже! – взмолился Толливер. – А теперь что вы задумали?

– Оставил один из трех двигателей.

– Давайте управлять буду я.

Я убрал руки со штурвала. Пусть порулит, у него это действительно получается лучше.

– Сэр, не кажется ли вам, что не всем в этом шаттле надоело жить? Я мог бы отстранить вас от должности за вопиющее нарушение техники безопасности. К несчастью, никто не поверит, что вы способны на такой риск.

Мне было не до шуток, я всматривался в показания приборов.

– Сто десять километров, высота шесть километров, – прочитал я вслух. – Через пару минут можно будет отключить двигатель и планировать.

– После такого полета инженерам придется переписать кое-какие характеристики шаттла.

Из рации послышался удивленный голос:

– Шаттл, по такой траектории вы не выйдете на орбиту.

– Вас поняли, – усмехнулся я в микрофон, – сейчас мы изменим траекторию.

Я отключил двигатель. Вой стих, остался лишь свист ветра. Высота падала.

– Теперь можно включить посадочные двигатели, – предложил Толливер.

– Пусть еще остынут. Подождем немного.

Высота падала так стремительно, что долго ждать не пришлось. Толливер начал включать двигатели, но они не запускались. Я уже думал, что мы пропашем носом берег, и тут двигатели заработали.

Остаток пути был довольно скучным.

– Когда?

– Трудно сказать, – в очередной раз пожал плечами механик, – Запасные стекла для иллюминаторов у нас есть, так что с этим сложностей не возникнет. Двигатели мы перебрали, смазали, но испытали пока только на малой мощности. А вот с корпусом…

– Когда? – настойчивее повторил я и взглянул на Хоупвелла, призывая его к поддержке.

– Компьютерное моделирование дает неутешительные результаты. С такой вмятиной в корпусе шаттл не выдержит полета к орбите, – начал раздражаться механик. – Думаете, фюзеляж легко выправить?

– Когда?! – рявкнул я.

– Никогда! Не командуй мной, парень, я доброволец, а не солдат. Я вообще могу бросить все к едрене фене, на хрен, и…

– Послушай-ка, – вмешался Зак Хоупвелл, – эта колымага должна взлететь через два дня и ни часом позже. Мы живем по законам военного времени. Я вздерну тебя на виселице, если ты не выполнишь приказ. Понял?

– Я и так работаю как проклятый, а вы еще угрожаете, – обиделся механик. – Его просто невозможно починить за два дня, даже если…

– Я дам тебе столько людей, сколько попросишь! – оборвал его Зак. – Но шаттл должен взлететь! – Хоупвелл развернулся и решительно зашагал прочь. Я пошел следом. Когда мы отошли от бедняги механика достаточно далеко, Хоупвелл, тяжко вздохнув, признался:

– Мистер Сифорт, до чего я дошел? Как у меня повернулся язык угрожать ему казнью? Ведь он мой соотечественник.

– Вы уберегли меня от опрометчивого поступка. – Если б не вмешательство Хоупвелла, я, наверно, вцепился бы механику в горло.

Мы сели в вертолет.

– Ты уверен, что нашел выход? – спросил Зак.

– Не вполне. Остается надеяться, что Господь поможет нам избавить вашу планету от этих чудищ.

– Но почему ты скрываешь свой план от меня?

– Умоляю вас, ради бога, не спрашивайте меня об этом.

– Ты не вернешься оттуда. – Зак произнес это скорее как утверждение, а не вопрос.

– Да, видимо, не вернусь.

– Ты сам выбрал себе судьбу, капитан. И мы сделали свой выбор. Мы будем вспоминать тебя.

– Спасибо.

– Когда ты улетишь на орбиту, здесь не останется ни одного представителя Правительства ООН.

– Зато останется ваше правительство.

– Я не собираюсь править от имени сбежавшего флота.

Подошел Толливер, забрался на заднее сиденье.

– Горючего для шаттла больше чем достаточно, – сообщил он.

Я раздраженно хрюкнул. Хоупвелл запустил двигатель, поднял вертолет, спросил у меня:

– Два дня – не слишком ли поздно? Может, ускорить ремонт?

– Не стоит. Шаттл надо починить как следует. – Я смотрел вниз на город, как бы прощаясь с ним. – На станцию я полечу один.

– В одиночку вы не долетите, потеряете сознание, – возразил Толливер.

– Не потеряю.

– Но потеряли же, когда мы летели сюда с базы.

– Это было один раз, – возразил я.

– А когда мы летели на станцию с Джеренсом? – безжалостно напомнил Толливер. – Тогда у вас было два легких, а теперь только одно. Вы не выдержите перегрузки.

– Что прикажете делать? – съязвил я. – У меня нет пилотов.

– Я, конечно, не пилот, но однажды управлял шаттлом, – скромно заметил Толливер и на всякий случай добавил: – Сэр.

– Но мы не совмести… – Я прикусил язык. Толливер прав, без него мне придется туго. – Ладно, полетим вдвоем, если не возражаете. Если вы готовы лететь туда добровольно.

– Нисколько не возражаю. Мне бы хотелось добавить в свой послужной список управление шаттлом.

Обернувшись, я заметил его улыбку, впрочем, тщательно скрываемую, едва заметную. Какой он все-таки несносный, этот Толливер!

– Хорошо. – Если найду время, запишу в его личный файл этот пункт, пусть потом объясняется с адмиралом.

До этого Хоупвелл оставлял без комментариев наши пикировки, но на сей раз не выдержал и вмешался:

– Довезу вас до здания правительства, а там вас ждет другой вертолет с пилотом.

– Спасибо. – А куда лететь? От усталости ни о чем не хотелось думать.

– Навестите жену, сэр, – осторожно подсказал Толливер.

– Разумеется, – проворчал я. Какая дерзость!

Анни спала. Я сидел в гостиной своей новой и еще незнакомой квартиры. Сиделка смотрела телевизор. Она уже рассказала мне о том, что произошло за прошедшие дни. После моего отъезда Анни сначала вела себя тихо, но к вечеру забеспокоилась – почему я не вернулся, как обещал? Потом она начала крушить о стену стулья, горько рыдала. Наконец сиделке удалось впрыснуть ей успокаивающее, Анни крепко заснула и с тех пор не просыпалась.

А у меня все наоборот. Давненько я не спал, вот и теперь не до отдыха: надо попрощаться с Анни, с Алексом, повидаться с плантаторами, отдать последние распоряжения…

– Она зовет вас, – разбудил меня голос сиделки. Я встрепенулся, пробежался пальцами по галстуку, волосам. Слава Богу, я успел принять ванну и переодеться в чистое, прежде чем задремал в этом уютном кресле. Кажется, все в порядке. Я встал. А где же спальня?

– Там, – показала сиделка, заметив мое замешательство.

– Спасибо. – Я вошел в комнату. – Анни?

– Никки? Почему ты не пришел вчера? Ты ведь обещал.

– Прости, лапочка. – Я сел к ней на кровать.

– Я так ждала, а ты даже не позвонил.

– Я не мог, лапочка. Рыбы.

– Меня не интересуют рыбы. – Она села, спустила на пол ноги с поджатыми пальцами. – Хочу шикарно одеться. Купи мне новую блузку. Клянись, купишь такую, чтобы шла к моему ожерелью. – Она смотрела на свои голые ступни с мечтательной улыбкой, медленно туманящейся, исчезающей, подняла глаза в нарастающей тревоге:

– Никки, мое ожерелье… Они…

– Ничего, Анни, все хорошо. – Господи, почему ты так к ней жесток? Где твоя справедливость?

– Я надену зеленое платье.

– Хорошо, дорогая.

– Кажется, я его еще не надевала. – Она подошла к шкафу. – Посмотри и скажи, нравится оно тебе или нет. Знаешь, я ждала тебя, все время ждала, а потом… – Она нахмурилась. – Потом я уснула, кажется. Больше не уходи надолго, Никки.

– Лапочка, я должен… – Как я ненавидел себя в эту минуту! Я разрушал ее хрупкое, едва проклюнувшееся счастье! Но я не мог врать. – Послезавтра… Надолго.