Посмотрев на часы, она поняла, что опаздывает. Ей надо было попасть на работу, так что она рассчитала свою долю за завтрак.

— Ой, — сказала Лиззи, роясь в своей сумочке. — Чуть не забыла.

— Что это? — спросила Кэтрин, глядя на конверт, который Лиззи положила на стол. На нем была лишь одна буква «К».

— Это от тайного поклонника.

— Гарри? — Кэтрин невольно улыбнулась.

— Гудини собственной персоной. Тебе придется сказать мне, что там, я чуть не умерла от любопытства.

— Скажу. — Они направились к кассе. — Я все тебе скажу.

— Ну, не совсем все, — заметила Лиззи, выходя на улицу. — Если дело касается Гарри, я знаю, у тебя есть кое-какие секреты. Кэтрин улыбнулась, обняла и поцеловала Лиззи, а затем заспешила к метро.

Местами тротуар все еще был покрыт снегом, и она чуть не упала. Сбежав по ступенькам вниз, она вскочила в переполненный поезд как раз тогда, когда двери уже закрывались. В толчее вагона она уцепилась за поручень и умудрилась вскрыть конверт. В нем был лист чистой бумаги с единственной строчкой: «Ты впустишь меня?»

Кэтрин закрыла глаза, и в то время, как поезд продолжал грохотать под городскими улицами, она осознала, что впустит.

Кристи Бирн работал на морозе, пребывая в том растрепанном состоянии, которое ощущал всегда, когда не высыпался. Он остро воспринимал окружающее: восходящее солнце, как белый огонь, поднималось над крышами кирпичных зданий Челси, солнечный свет заливал улицы расплавленным золотом. Ледяной воздух проникал за воротник и в рукава куртки. Нью-Йорк расположен намного южнее Новой Шотландии, но, казалось, здесь холоднее. Может быть, потому, что Дэнни был где-то здесь, на улице.

Кристи здоровался с владельцами магазинов, посыльными, живущими по соседству, людьми, которые шли на работу. Он поздоровался с застенчивой, печальной женщиной — он не знал ее имени — она всегда носила черное. Так делали многие модницы Нью-Йорка, но эта была иной. Кристи видел ее в черных костюмах, черном пальто, черных джинсах и свитере по выходным и почему-то знал, что она в трауре.

Сквозь очки в серебряной оправе смотрели добрые глаза, темно-серые, блестящие. Он помнил, что раньше она проходила мимо с мужчиной. Они смеялись, держась за руки, и иногда покупали елку на Рождество. Но около трех лет назад мужчина исчез. Теперь женщина была одна. Она частенько заходила в шляпный магазин выпить чаю с Лиз, владелицей магазина, и ее дочерью. Казалось, они очень близки. Кристи это радовало.

В этом году застенчивая женщина вела себя не очень дружелюбно, как будто она видела его драку с Дэнни или слышала о ней и о том, что Кристи арестовали. Многие стали относиться к нему иначе, и его это очень задело. Ему хотелось остановить людей, рассказать о том, что он чувствовал, когда схватил своего сына, который извивался в его руках, как тюлень, пытающийся выбраться из рыбацких сетей. Он рассказал бы жителям Челси, особенно той застенчивой женщине, что его сердце разрывалось, что он был вне себя, так боялся потерять сына.

Но он молчал, пытался сохранять достоинство, насколько это возможно перед людьми, которые слышали, как он вопил, видели, как он обезумел, когда Дэнни убегал, и как копы заковали его в наручники и посадили в машину.

Прошлой ночью Кристи ходил по городу, и позапрошлой тоже, и будет ходить до тех пор, пока не найдет сына. Кристи закрыл палатку в девять, как раз чтобы зайти к Бриджит, перед тем как она ляжет спать. Как только он уложил ее и выслушал ее молитвы, он вновь отправился на поиски.

Где мог быть Дэнни? Весь год Кристофер поддерживал связь с офицером Рипом Коллинзом, полицейским, который арестовал его в прошлом году. Рип помог ему связаться с нью-йоркским отделом по делам бездомных, и он узнал, что половину из тридцати восьми тысяч бездомных в городе составляли дети. Дэнни не значился ни в одном из приютов. Но Кристи и так знал, что его сын не пойдет в приют.

Кристи не имел представления, с чего начать. Хотя он долгие годы приезжал сюда продавать деревья, он почти не знал Нью-Йорка. Он зарабатывал здесь деньги, и только, и старался быстрее вернуться в Канаду.

Он пытался заставить себя думать, как Дэнни. Обрабатывать землю — тяжелый труд. Кристи понимал, какую ношу он возложил на мальчика, но его отец сделал то же самое. Много ночей провел юный Кристи, лежа в постели и мечтая о жизни в Галифаксе или Фредериктоне, о легкой городской жизни, о многочисленных друзьях и девушках, о жизни, которая не зависит от того, куда подует северо-восточный ветер.

— Я собираюсь поступить в университет, па, — сказал Дэнни, когда закончил седьмой класс и принес домой табель с отличными оценками. — Мистер Бертон сказал, что у меня получится.

— Конечно, получится, — согласилась Мэри. — Ты такой же способный, как те, кто поступает.

— Университет стоит дорого, — сказал Кристи, — больше, чем мы можем когда-либо заработать. Кроме того, ты теперь знаешь достаточно и можешь принять мое дело. Если завтра я умру…

— Перестань, па, — ответил Дэнни, — ты же знаешь, что не умрешь.

И Кристи кивнул, гордый тем, что у него такой смелый сын, который принимает их образ жизни. Но он видел, как в глазах Дэнни промелькнула тень.

Может быть, Дэнни думал о том оползне, который чуть не утащил Кристи за месяц до того, во время вырубки леса. Стремительный поток воды и грязи подхватил его и швырнул на груду валунов и бревен. Дэнни вытащил его.

Какой ребенок не захочет избежать такой жизни? Кристи вспомнил о том, что случилось с его отцом в непогоду. Ураганы и бури бывали часто, однажды его отцу сломало ногу упавшим деревом. Какой подросток не мечтал бы поехать учиться? Не был ли он, Кристи, просто вредоносным скрягой, раз не поощрял стремления такого умного мальчика, как Дэнни?

Он вспомнил лицо сына в двери школьного кабинета. Мальчик все слышал — похвалу миссис Харвуд, ответ Кристи — и видел, как уговоры учительницы превратились в мольбу. Но они никогда это не обсуждали.

Кристи знал, что университет навсегда заберет Дэнни с фермы. Не только на четыре года учебы, а насовсем. Дэнни понравится то, что может предложить ему мир помимо каменистого побережья, зеленых холмов и заросших елями просторов. Галифакс, Фредериктон, другие канадские города поманят, и он поддастся. Кристи и предположить не мог, что этим городом станет Нью-Йорк.

В первый вечер, проведенный здесь в нынешнем году — два дня назад, — Кристи сел на метро и поехал в парк Бэттери. Он выбрал это место только потому, что на карте Нижнего Манхэттена это было самое большое зеленое пятно, и еще потому, что рядом был Бруклинский мост — с открытки Дэнни.

В ожидании поезда Кристи ходил взад и вперед по холодной платформе, вглядываясь в темноту. Мог ли Дэнни прятаться в туннеле метро? Но когда с грохотом подъехал поезд, Кристи понял, что не мог — не из-за опасной темноты, а потому, что Дэнни необходимо было быть на воздухе, где он мог ощущать запах снега и смотреть, какие звезды видны в городском, слишком ярком освещенном небе.

Кристи вышел из метро на границе Манхэттена. Терминал парома, курсирующего до острова Стетен, был прямо перед ним, соленый морской воздух овевал его лицо. В Нью-Йоркской гавани было темно, промозгло, завывал зимний ветер с Атлантики. Освещенные огнями паромы бороздили темные воды залива. Прямо на берегу возвышалась статуя Свободы, высоко подняв свой факел, будто хотела осветить путь его сыну. Оказавшись так близко к морю, Кристи почувствовал себя почти как дома; наверное, так же чувствовал себя и Дэнни. Кристи начал поиски с воодушевлением и надеждой.

Парк Бэттери был почти пуст. Немногие прохожие, которых он встретил, шли, низко опустив головы, пытаясь защититься от ветра. У Кристи заболели щеки, пока он искал кого-нибудь на скамейках, расположенных на подветренной стороне Замка Клинтон. Но там никого не было. Он обошел кругом церковь Святой Троицы. Ее готический шпиль казался черным на фоне галогенового освещения. На ступеньках сидел старик, закутанный в одеяла.