Правда, идея о шантаже Борис Иваныча его же собственным оружием пришла им не сразу. Сперва они решили убить меня, но не потому, что хотели напугать Синицкого, а именно из-за того, что я сказала, что слышала какие-то шаги в день похищения и наводила справки о пропавшей мумии. Они испугались, и стали думать, как им выкрутится. И от свидетеля избавиться, и подозрения повесить на бывшего друга, и легких денег срубить. Что говорить, если бы Соболев тогда меня не спас, у них бы все отлично получилось.

— Где Хаемуас? — спросила я, когда сторож, наконец, замолчал.

— Да пошла ты, — процедил тот сквозь зубы, за что получил от Соболева ощутимый пинок в спину.

— Отвечай.

Тот с минуту молчал. Но не долго. У одного из людей капитана на поясе висела рация. По ней мы и услышали, как передали информацию о задержании альпиниста на автовокзале. Его уже везли в отделение. Тут-то Сухов и понял, что его песенка спета. Сплюнул на пол, от чего я поморщилась и мысленно извинилась перед всеми древними костями, что находились в зале. А сторож, наконец, дал ответ на вопрос, который мучил нас всех так долго:

— Да в подвале ваша мумия.

— В каком подвале? — не поняла я.

— Рядом с реставрационным залом есть старая мастерская, закрытая. Раньше мы использовали ее для хранения ненужных бумаг. Саркофаг там, будьте вы неладны.

Соболев вдруг усмехнулся.

— Это на цокольном этаже?

Сторож кивнул.

— Уводите, — приказал капитан, и лейтенант Ковалев с помощником повели раненого Михаила Ивановича к выходу.

Я смотрела им вслед и думала о том, как же обманчиво бывает первое впечатление. На душе было так гадко, что я даже не обрадовалась тому, что все закончилось.

Когда суматоха с отъезжающими машинами «Скорой» и патруля немного улеглась, ко мне подошел Кирилл Сергеевич. Я стояла у окна, обняв себя руками и пыталась осознать все, что со мной случилось за такой короткий период. Соболев смотрел на меня с минуту, потом полез в карман и протянул мне платок.

— У вас кровь, — ответил он на мой недоумевающий взгляд и приложил платок к моей шее.

Я вздрогнула от этого прикосновения и поспешила убрать его руку. К тому же, на нас смотрела лейтенант Макеева и я подозревала, что ей эта сцена совсем не понравилась. Соболев мне улыбнулся.

— Очень испугались?

— Достаточно. Но спасибо Анастасии, она меня спасла.

Он кивнул.

— Да. Она молодец, — после непродолжительной паузы капитан добавил: — Ну что же, ваш Принц найден. Пойдем?

— Куда? — не поняла я сперва.

— В зал реставрации, конечно. И как это мы во время обыска не заглянули в тайную комнату, ума не приложу. Намылит шею нам начальник за такой косяк.

— Наверное, мастерская совсем маленькая и неприметная, вот и не обратили внимания, — предположила я, желая успокоить капитана. — Сама я вообще о ней впервые слышу.

Он улыбнулся и кивнул.

— Знаете, я думаю, мы можем взглянуть на него, пока не приехали эксперты.

Я уставилась на Соболева во все глаза.

— Правда можно? Вы не шутите?

Капитан мне заговорщицки подмигнул.

— Идемте, мне самому интересно. Только ключ возьмем на вахте.

И мы пошли. Я даже не стала заострять внимание на долгом взгляде, брошенном в нашу сторону Макеевой, и трезвонящем мобильнике — Ритка до сих пор сидела в машине и мучилась от неизвестности. Все это было не важно, ведь впереди нас ждал Хаемуас.

Спуститься на грузовом лифте в этот раз мне было уже совсем не страшно. Я ощущала какое-то странное возбуждение при мысли, что вот еще минута и я увижу его собственными глазами. Это была та самая эйфория ученого, который впервые видит свое детище после долгого труда. Я не была ученым, но тем не менее, пребывала в состоянии близком к безграничному счастью. У меня немного тряслись руки от нетерпения, и я покусывала губы. Наконец, лифт остановился на цокольном этаже, и мы оказались в длинном коридоре, освещенном только надписью «Выход».

— Неприятное место, — заметил капитан, идя вперед.

Я в нерешительности остановилась, припоминая.

— Зал реставрации должен быть посередине. Нам туда, — указала я.

Мы шли почти в кромешной тьме. И молчали. Было очень не по себе от этого местечка, но я все больше волновалась, понимая, что мы приближаемся к дверям. В какой-то миг я почувствовала, что Кирилл Сергеевич взял меня за руку. В темноте было жутковато, поэтому я была совсем не против такого поворота. Так что я не стала задавать ему вопросов, и думать, что это может значить, а лишь покрепче сжала его пальцы. Вот так, держась рядом, мы и вошли в реставрационный зал. Тут уже я высвободила руку, быстрым шагом пересекла помещение и стала искать дверь. А Соболев в это время нашел выключатель. Зажегся свет, и я без труда увидела заветную нишу.

— Он там! — воскликнула я, доставая взятый с вахты ключ и вставляя его в замок.

Распахнув двери, я влетела в маленькое помещение. И заулыбалась. Прямо посреди подвала стоял золотой саркофаг на железном столе с колесиками. Камни на саркофаге блестели так, что в первый миг я даже зажмурилась. Потом, немного привыкнув к сверканию, подошла ближе. И провела рукой по холодной поверхности. Пальцы ощутили гладкость золота и небольшую шероховатость в местах, где были рисунки.

— Я тебя нашла, как и обещала, — тихо произнесла я, обращаясь к древним останкам.

— Впечатляет, — протянул Соболев, подходя ближе.

А потом рассмеялся.

— Что? — спросила я, повернувшись в его сторону.

— Все так легко. Они просто переложили саркофаг на стол, и спустили его в подвал. Мумия никогда не покидала пределов музея. А мы бегали, искали…Потому и смешно.

— Главное, чтобы больше никому в голову не пришло как это просто.

— Нет, — ответил капитан, осматривая и трогая нашу реликвию, — ваш Принц тут как за каменной стеной.

А я улыбнулась, снова повернувшись к саркофагу.

— Да. Теперь Хаемуас дома.

Я шла вдоль дороги, засунув руки в карманы пальто. Денек выдался морозный. Ветер трепал волосы, ноги немели от холода, но я не обращала на это внимание. В моей душе творился такой кавардак, что внешние обстоятельства просто не имели значения. Я вышла прогуляться днем, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Вчерашние события окончательно сбили меня с толку. Я не спала всю ночь, вспоминая, как мы шли с Соболевым, держась за руки по коридору, как мы провели вместе ночь, как сидели в кафе и говорили по душам. И мне было так хорошо и спокойно рядом с ним.

А потом я воскрешала в памяти момент, когда Макеева спасла мне жизнь, и весь мой любовный трепет куда-то испарялся. И чувство вины затмевало сознание. Очень надеясь, что свежий воздух остудит мой взрывающийся мозг, я активно передвигала ногами, не разбирая пути.

Передо мной стояла нелегкая дилемма: ответить капитану взаимностью или оставить его Анастасии. Но я знала, что Соболев не питает к ней ответных чувств. Зато она его любит. И она спасла меня. Я просто обязана была сделать что-то хорошее в ответ. Но ведь капитан не переходящий приз, говорила я себе. И не знала, как поступить. Оставить все как есть, и уехать. Вот это был бы выход. Однако, я знала, что сейчас только от меня зависит, какое будущее ждет нас троих. Либо я буду счастлива с капитаном, либо Настя будет радоваться, либо мы все трое будем страдать. Соболеву предстоял нелегкий выбор, но он его уже сделал, теперь моя очередь. У меня все было сложнее, вина ужасное чувство, оно ломает все на своем пути. А начинать новые отношения на руинах старых было верхом безрассудства. Я это хорошо понимала. Но также я понимала и то, что если сейчас я соглашусь, то могу быть очень счастлива. Я это знала наверняка. Но двойственность натуры просто заставляла спросить: «А если нет? Что если вы расстанетесь?» Еще раз я такого точно не переживу. Я очень хорошо осознавала, что моя любовь как бы из последних сил. Такое бывает у тех, кто слишком много потерял или слишком сильно обжёгся в прошлом. Кто понимает, что готов снова отдать себя другому, но если чувство не будет понято тем, с кем связано, то окончательно исчезнет. И риск здесь очень велик. Что делать в такой ситуации, я понятия не имела.