— Это все? — Когда он не ответил, она спросила. — И что дальше?
— Жди.
Прошло десять минут, пока она сидела там, застывшая, как олень в свете фар, прежде чем поняла, что Гэвин Мекоцци исчез из комнаты.
Но, как она подозревала, не из ее жизни.
Настал и прошел первый день занятий. К концу лекции по психопатологии Вэл была убеждена, что и сама могла бы стать предметом изучения, ей напомнили о проблемах, о которые она уже имела, и рассказали еще о нескольких, о которых она не знала.
Социология была похожа на психологию, за исключением того, что в ней было меньше науки и больше объяснений. Что казалось нелогичным, но профессор оправдывал все, что не имело смысла, тем, что люди не поддавались классификации, потому что они были такими разными.
Социальная психология показалась интересной, и Вэл действительно понравился бы это предмет, если бы занятия не проходили в лекционном зале, который вмещал четыреста человек. Волна головокружения охватывала ее каждый раз, когда она приходила, чтобы увидеть все эти головы, каждая из которых имела пару глаз, которые могли как смотреть с любопытством, так и обжигать. Она садилась сзади, откуда можно было очень быстро сбежать, что она часто практиковала.
Сочинение стало самым сложным — она получила задание на эссе в первый же день, — но это оказался самый маленький класс, и у профессора были добрые глаза. Кроме того, поскольку большая часть работы выполнялась на компьютере, учебная программа имела безличный характер, что Вэл находила чрезвычайно привлекательным. Минимальное время встречи. Никаких устных выступлений.
Совершенно не похоже на английский в средней школе.
Четверг застал Вэл сидящей на кровати, скрестив ноги, в окружении заметок. В ее руке были два маркера, желтый и оранжевый, но прошло много времени с тех пор, как она отмечала какой-либо конкретный отрывок. Мэри, суетящаяся в их общей комнате, слишком отвлекала — Вэл дважды перечитывала один и тот же абзац.
— Знаешь, если ты пометишь все свои книги, их будет не продать по той же цене, что ты купила.
— Я знаю. — Вэл уставилась на страницу и пожелала, чтобы она раскрыла свои секреты.
— В любом случае, для чего тебе нужны два цвета?
— Желтый — это то, что мы делаем в классе, оранжевый — это то, что есть только в книге.
Мэри с минуту изучала ее, потом покачала головой. Немного посмеялась, хотя и не беззлобно.
— Это необходимо?
— Да.
Она закатила глаза.
— Ну если тебе нравится разрисовывать учебник, вперед. Не важно. Как я выгляжу?
На ней были черные велосипедки — их все еще называют велосипедками? В средней школе Вэл думала, что это просто бриджи — и белая футболка с графическими деталями.
Очевидно, Мэри не считала, что выглядит презентабельно. Она стояла перед их зеркалом в полный рост последний час, возясь со щетками, расческами и всем остальным.
Учитывая, что Алекс на самом деле даже не ее парень, она, безусловно, тратит много времени на подготовку к встрече с ним.
Когда Мэри заставила ее заглянуть на свою страницу в «Фейсбуке», чтобы посмотреть фотографии, которые ее сестры тайно сделали за ужином, Вэл не могла не заметить, что статус отношений Мэри был установлен на «свободна».
Вэл помнила время, когда она была на седьмом небе от счастья из-за мужчины. Но потом звезды исчезли из ее глаз, и не осталось теплого сияния, которое могло бы поддержать ее, и тогда она поняла, каким холодным и одиноким может быть космос.
Каким страшным. Каким смертоносным.
Тот первый поцелуй был таким горячим и обжигающим, и таким сладко-ядовитым, как антифриз. Она не чувствовала его парализующих последствий, пока не стало слишком поздно.
«Алекс ее не заслуживает».
— Ты выглядишь великолепно, — сказала она вслух. Слова прозвучали фальшиво для ее собственных ушей, и Мэри не выглядела убежденной.
— Правда? — Она взяла флакон духов, поигрывая крышечкой. — Ты не просто так это говоришь?
— Нет. — Вэл напряглась, гадая, не собирается ли Мэри распылить духи. Боже, как она их ненавидела.
— Футболка не слишком детская, что скажешь? Или серьги?
«Он критиковал ее внешность».
— С ними все в порядке.
— Я не знаю, Вэл. Просто не знаю.
Запах сладкой ваты наполнил воздух, в тысячу раз слаще любого сладкого кондитерского изделия, когда-либо продававшегося на ярмарке. Брызги духов мягко разлетелись по комнате, и у Вэл заслезились глаза.
— Не думаю, что они предназначены для использования в качестве освежителя воздуха, — сказала она, поморщившись, когда острый алкогольный привкус духов вошел в ее рот.
— Ну, они слишком сильные, чтобы просто брызгать на себя, — сказала Мэри, совершенно упустив суть. — Ты должен пройти сквозь брызги. Иначе от тебя будет вонять. — Она поставила флакон обратно на стол и плюхнулась во вращающееся кресло Вэл. — Ты собираешься? Скажи, что это так.
— Собираюсь куда?
— Алло? На вечеринку.
— Вечеринки же запрещены.
— К черту запреты, ты же понимаешь.
Да. Она понимала, что Мэри имела ввиду. Мэри хотела, чтобы она приняла участие. Чтобы активно веселилась. От одной этой мысли Вэл стало плохо.
— В любом случае, кто устраивает вечеринку в четверг вечером?
— Люди, которые не записываются на занятия по пятницам. Четверг — это новая пятница, подруга. Смирись с этим.
Вэл ощетинилась. Просто потому, что она хотела закончить учебу вовремя и не нуждалась в еженедельных трехдневных выходных, Мэри намекала, что она была своего рода затворницей…
«А разве нет?»
Это заставило Вэл призадуматься: «Раньше я такой не была».
— Послушай, Вэл, я не собирался ничего говорить, но серьезно, тебе нужно выйти из комнаты. Ты всегда здесь, когда я прихожу, если только не на занятиях или еще где-нибудь, а потом ты просто возвращаешься. Ты никогда никуда не ходишь.
— Не всегда...
— Всегда. Все, что я вижу, что ты делаешь, это учишься, но ты не можешь так жить. Ты сгоришь дотла. Тебе нужно повеселиться, девочка. Тебе нужно жить, иначе жизнь пройдет мимо тебя.
Но как можно жить, когда внутри ты мертва? Когда искра жизни почти сгорела дотла, что делать? Питаться парами, пока ничего не останется? Она уже была измотана.
Она чувствовала себя старухой, запертой в теле молодой девушки.
Осознание того, что Мэри права, заставило ее почувствовать себя вдвойне безнадежной. Возможно, она не всегда была замкнутой, но сейчас она живет именно так. Так зачем вообще беспокоиться?
«Я могла бы сказать, что мне действительно нужно учиться».
Мэри согласилась бы с этим, попытавшись еще один или два раза убедить ее, прежде чем полностью сдаться.
Да, она легко могла бы это сделать, но это стало бы началом клина между ней и Мэри. Вот так все и началось: серия мелких обид и оправданий между двумя людьми, которые медленно нарастали, расширяясь со временем, образуя огромную и зияющую пропасть.
Год — долгий срок для одиночества.
И это означало бы позволить ему победить.
Вэл прикусила губу.
— Ладно. Я... приму участие.
Она вздрогнула, когда Мэри обхватила ее своими украшенными драгоценностями руками вокруг шеи в огромном, удушающем объятии.
— Отлично! Нам будет так весело, это будет просто здорово. Вот увидишь.
Вэл вздрогнула.
Как люди могли так легко проявлять привязанность? Как они могли открываться навстречу боли так безрассудно, с таким беззаботным пренебрежением к своим сердцам?
«Лиза часто делала что-то подобное, когда мы еще были подругами. — Вэл почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Тогда, когда она не ненавидела меня».
Она прислонилась к Мэри, которая отступила назад. Выражение беспокойства промелькнуло в ее широких, дружелюбных чертах, и она поджала губы.
— Вэл? Ты в порядке?
— Да, нормально. — Она выдавила улыбку, которой совсем не чувствовала. — Ты права. Это будет здорово.
В последнее время она часто ловила себя на том, что говорит эти слова. Может быть, однажды она даже поверит в них.