Вэл крепче ухватилась за деревянные края, когда он начал отбирать у нее тумбочку. Однако ее ладони были скользкими от пота и крови в тех местах, где острые края порезали ее, а он был довольно сильным. Она вонзила пятки в ковер, чтобы удержаться, все ее тело напряглось.

Гэвин в последний раз сильно дернул. Они оба отшатнулись друг от друга, и она потеряла равновесие и упала на ковер. У него осталась тумбочка, которую он отшвырнул к стене. Дерево раскололось. Она почувствовала, как от удара задрожал пол. В штукатурке появилась вмятина размером с обеденную тарелку, на которой были крошки белой краски и гипсокартона, осыпавшиеся на ковер, как сахарная пудра.

Она пнула ногой ковер, когда он целеустремленно зашагал туда, где она упала. Но, как в кошмарном сне, воздух был слишком густым, и она двигалась слишком медленно. Она начала ползти. Гэвин подхватил ее, одной рукой обняв за талию, а другой обхватив за ягодицы, и поднял с той же силой, с какой швырнул тумбочку.

Он тяжело дышал, от напряжения и чего-то еще. Что-то, что заставило ее удвоить борьбу. Вэл отбивалась от него всеми конечностями и когтистыми пальцами.

Он бросил ее на кровать, и ее плечи подогнулись под его весом, когда он скользнул вперед, чтобы оседлать ее сзади. Ее лицо было зарыто в одеяло. Она не могла приподнять туловище, чтобы снять давление с груди. Она не могла дышать.

Он схватился за рубашку и потянул. Раздался рвущийся звук. Несколько пуговиц оторвались и закатились под кровать. Вэл ахнула, втянула воздух и ударила ногой. Она соприкоснулась с чем-то слишком твердым, чтобы быть матрасом, и слишком податливым, чтобы быть столбиком кровати. Его спина, подумала она. Она пинала его изо всех сил, вкладывая месть в каждый удар. Толстая кожаная куртка смягчила большую часть удара, но это тоже не могло быть приятно.

Гэвин соскользнул с нее, развернув так, что она упала, растянувшись, ему на колени. Ее фланелевая рубашка едва держалась на одной единственной пуговице.

Его губы прижались к ее губам, когда он расстегнул пуговицу, стянув чашечки ее лифчика. Достал из кожаной куртки веточку жасмина и подразнил ее соски звездообразными цветами.

— Жасмин, для желания. — Он закрыл глаза и медленно выдохнул. — Какой ты прекрасный образец.

Образец. Что-то запертое в банке, где-то в шкафу или приколото для вскрытия.

Когда она почувствовала его руки на себе — вот так, заявляющие на нее права, как на кусок мяса, что-то внутри нее оборвалось. Вэл вцепилась пальцами в цепочку у него на шее и потянула — сильно. Его хватка на ней непроизвольно усилилась, когда он задохнулся от удушения. Да, она уже пробовала это раньше. Но на этот раз она не хотела причинять ему боль, она хотела его убить. Она сцепила пальцы в цепочке, не оставляя слабины. Металл жестоко впился в его кожу. Он начал сопротивляться.

Вэл оскалила зубы в беззвучном шипении, довольная, что может причинить ему такую боль. Радовало, что она вообще способна причинить ему боль. Но потом она поняла, что он не просто боролся; он катался взад и вперед, набирая скорость, и как только она поняла это, он набрал достаточно силы, чтобы подмять ее под себя.

С прерывистым вздохом он расстегнул защелку на цепочке и с тяжелым лязгом отбросил ее в сторону. Над красными отметинами, оставленными металлом цепочки символов бесконечности, бледнел розовый шрам, который она слишком хорошо помнила. Он провел по нему пальцами.

— Я получу твою кровь за то, что ты ударила меня.

Она вонзилась в него пальцами, скользнув рукой под его расстегнутую рубашку и прочертив дорожку царапин через его правое плечо до самого левого соска. Капли крови выступили из разорванной кожи. Он схватил ее за руку, а она другой попыталась попасть ему в глаза, и когда он закрыл лицо, она запустила пальцы в его спутанные волосы на груди и дернула так яростно, как только могла.

Он вырвал из себя ее когти и, сделав это, отпустил ее другое запястье. Она толкнула его в раненое плечо, и он выхватил ее руку из воздуха, прежде чем она смогла снова ударить его этой рукой. Давление было мучительным, и она жалобно вскрикнула, когда он довольно сильно укусил ее в плечо.

— Ты хочешь драться со мной? Это то, чего ты хочешь?

— Н-нет.

— Твое тело говорит мне об обратном. Опусти глаза. Обнажи свое горло. Покажи, что ты понимаешь. Да, очень хорошо, — одобрительно сказал он, когда она повернула голову. Она отодвигалась только потому, что думала, что он намеревался поцеловать ее.

Вэл захныкала, когда он приблизил свою руку к ее лицу, но только для того, чтобы заправить еще один цветок за ухо.

— Тигровые лилии означают ненависть.

Он приподнялся, чтобы закончить расстегивать рубашку. Вэл поджала колени и ударила. Раздался громкий глухой стук. Вэл не потрудилась проверить, в сознании он или нет. Она вскочила с кровати и направилась к двери...

Только для того, чтобы быть сбитой с ног.

Во второй раз за этот день она ударилась об пол так сильно, что у нее затрещал череп. А затем ее шарф туго обмотался вокруг горла, заставляя ее отступить, чтобы ослабить давление, и когда она двинулась, чтобы осмотреть повреждения, Вэл обнаружила, что ее запястья тоже связаны, завязаны за спиной концами мягкой эластичной шерсти.

Он толкнул ее обратно на кровать, так что они оказались в том же положении, что и раньше.

С одним отличием.

— Должен ли я рассказать тебе, что сделал с другими девушками, Вэл? Как они кричали? Как они умоляли? Они задавали один и тот же вопрос — почему я это делаю? Но не ты. Ты знаешь очень хорошо почему.

Лезвие пахло цветами, было испачкано пыльцой и — она сглотнула — чем-то, что могло быть старой кровью.

Вэл издала тихий звук, когда ледяное лезвие ножа скользнуло по ее ребрам. От страха у нее отяжелел мочевой пузырь и закружилась голова. Она крепко зажмурилась. Да, она знала почему.

— Покончи с этим. Пожалуйста. Что бы ты ни собирался сделать... — Лезвие ножа прижалось к ее рту, заставляя замолчать. Но не поранило.

Еще нет.

— Такая идеальная мученица.

Она собралась с духом. Нож разрезал бретельки ее лифчика. Затем она услышала, как он со стуком упал на пол, когда Гэвин швырнул его через всю комнату.

— Но тогда мы чувствуем себя наиболее живыми, когда находимся ближе всего к смерти.

Он сбросил свою куртку, рассыпав пригоршню зеленых листьев по ее распростертому телу.

— Базилик. Добавим еще немного ненависти.

Языком он обвел ее грудь, отодвигая в сторону один из листьев базилика, и ее сдавленный вздох вернул эти бледные, прикрытые веками глаза к ее лицу. Его рот сомкнулся вокруг соска, и глотание для Вэл стало невозможным, так как его язык сделал то, что раньше сделала веточка жасмина. Она уставилась в потолок, ее сердце колотилось в груди, как будто пыталось вырваться на свободу.

— Нет.

— Ты не согласна?

Он укусил.

— Или не веришь, что я могу... должен... убить тебя?

Она вздрогнула, ее мышцы напряглись, когда он проложил дорожку горячих липких поцелуев по ее коже.

— Ох, Вэл.

Он укусил ее с упреком. Не так сильно, как раньше, но все равно было больно.

— Ты недооцениваешь меня.

Его язык обвел ее ареолу.

— Всегда.

Он подул струей прохладного воздуха на ее влажную кожу, отчего по ней побежали мурашки, а затем долгим движением, которое длилось от бедра до лодыжки, снял с нее джинсы и нижнее белье, раздвинув ее ноги своим коленом. Не отрывая взгляда, он приподнял бедра, чтобы стянуть свои брюки.

Под ними на нем ничего не было.

Вэл начала кричать. Он накрыл ее рот рукой... рукой, которой прикасался к себе, — и она почувствовала, как головка его члена потерлась о внутреннюю поверхность ее бедра, оставляя за собой влажный липкий след. Она вонзила зубы в мясистый узел кожи у основания его большого пальца и сердито извивалась, пытаясь освободиться. К своему ужасу, она почувствовала, как он дернулся и напрягся.

Гэвин скользнул пальцами между ними, чтобы поиграть с кусочком плоти, который скрутил ее разум и тело одновременно. Дискомфорт превратился в мучение, с удовольствием, вспыхнувшим по краям, как шипящее пламя.