— Симкин превратился в тюльпан, — закончил рассказ Сарьон, — и очутился в букете, который держала в руках твоя мать. Он уговорил Гвен сказать стражам у ворот, что мы все — гости её отца! Вот так нас благополучно впустили в Мерилон, хотя мы считались преступниками и скрывались от властей. Конечно, Гвен солгала, но я верю, что Олмин простил её, потому что ею двигала любовь.

Сарьон мягко улыбнулся и посмотрел на Джорама. Гвендолин подняла голову и тоже обратила взор на мужа. Он послал ей ответный взгляд, и снова я заметил, как разошлись мрачные тучи, витавшие над ним. Любовь, которая зародилась в тот давний день, до сих пор была жива, её тепло хранило и согревало всех нас.

— Мама! Ты настоящая героиня! Как романтично. Но расскажите мне ещё про этого Симкина, — попросила Элиза.

Сарьон явно почувствовал себя неуютно. Я непроизвольно взглянул на плюшевого медвежонка, который дрожал то ли от предвкушения, то ли от сдерживаемого смеха. Сарьон открыл рот. Не знаю, что он собирался ответить Элизе, но в это мгновение Джорам с мрачным видом отодвинул тарелку и встал из-за стола.

— Хватит сказок на сегодня. Как я понял, у вас была особая причина появиться здесь, отец. Давайте пройдём к очагу, и вы нам об этом расскажете. Оставь тарелки, Гвен, — добавил он. — У отца Сарьона на Земле важные дела, мы не станем задерживать его надолго. Но сегодня, конечно, вы с Ройвином можете остаться у нас.

— Спасибо, — промямлил Сарьон.

— Джорам, убрать со стола — это совсем не долго, — нервно сказала Гвендолин. — Вы с отцом Сарьоном идите к очагу, а мы с Элизой и Ройвином…

Тарелка выскользнула из её дрожащих пальцев, упала на каменный пол и разбилась.

Мы все замерли, почувствовав, что это дурное предзнаменование.

Элиза принесла веник и вымела осколки.

— Мы с Ройвином займёмся тарелками, мама, — негромко сказала она. — А ты останься с папой.

Гвендолин не ответила, только кивнула. Она подошла к Джораму, обняла его и положила голову ему на плечо. Он порывисто прижал её к себе, наклонился и нежно поцеловал жену. Тёмные волосы Джорама смешались со светлыми волосами Гвендолин.

Я вытер стол и отнёс тарелки к мойке. Элиза тем временем выбросила осколки тарелки в мусорную корзину, а потом наполнила корыто горячей водой из котла, который висел над огнём. Она ни разу не взглянула на меня, полностью сосредоточившись на работе.

Я представил себе, что она должна сейчас чувствовать — угрызения совести, раскаяние. Дочь Просперо хотела увидеть прекрасный новый мир. В глубине души она была уверена — именно для этого мы сюда и явились. Для того, чтобы забрать её с собой. Она хотела уйти и увидеть чудеса, о которых разве что читала в книгах. Но только сейчас девушка вдруг поняла, как огорчатся её родители, если она уйдёт. И решила, что никогда их не покинет.

Но ей и не придётся с ними расставаться. Они уйдут вместе с нами. Эта мысль подбодрила меня.

Джорам убедился, что Сарьон удобно устроился возле очага, а потом сел сам — по-видимому, на свой любимый стул. Гвендолин устроилась рядом с мужем, достаточно близко, чтобы можно было дотянуться до него.

На столиках возле каждого стула лежало по нескольку книг, а на столике возле Гвендолин стояла ещё корзинка с клубками домашней пряжи и самодельными вязальными спицами, и ещё одна корзинка, со штопкой. Женщина по привычке потянулась к рукоделью, но тут же взглянула на отца Сарьона и, со вздохом отставив корзинку обратно на столик, сложила руки на коленях.

Все молчали, словно вдруг онемели, только это молчание было живым — мысли летали от одного к другому, на лицах сменялись выражения, глаза вспыхивали и говорили без слов. Каждый из присутствующих в этой комнате вынужден был преодолевать барьер — барьер времени и расстояния, страха и недоверия и, для моего господина, ещё и глубокой печали.

Закончив с уборкой, мы с Элизой присоединились к остальным. Девушка зажгла свечи, а я подбросил в очаг ещё одно полено. Элиза уселась на свой стул, рядом с которым на столике тоже лежали книжки и стояла корзинка с пряжей. Больше стульев не было, поэтому я принёс для себя один из кухни и сел рядом с моим господином.

Джорам смотрел на Сарьона с мрачным ожиданием. Чёрные брови сошлись в прямую линию над глазами, лицо стало суровым и неприступным, словно скалистый утёс.

Сарьон знал, что разговор будет нелёгким. Но мне кажется, он не ожидал, что будет настолько трудно. Он набрал в грудь воздуха, но не успел заговорить, как Джорам перебил его.

— Я хочу, чтобы вы передали принцу Гаральду мои слова, отец, — резко сказал он. — Скажите ему, что его приказы и законы нарушены. Я и моя семья должны были остаться в этом мире, и никто не должен был тревожить наш покой. Но наше уединение нарушил человек по имени Смайс, который явился, чтобы заполучить Тёмный Меч. Он осмелился угрожать моей семье. Я вышвырнул его отсюда и велел никогда больше здесь не показываться. Если он вернётся, я за себя не отвечаю. И это касается всех, кто явится ко мне за Тёмным Мечом.

Мы явно попадали в эту категорию, так что задача Сарьона ещё более усложнилась.

— Я вообще не понимаю, почему они сюда идут. Тёмный Меч был уничтожен при Разрушении мира. Они зря тратят время в поисках того, что уже не существует.

Он говорил правду — вернее, часть правды. Действительно, первый Тёмный Меч был уничтожен. Ну а второй, выкованный недавно? Правда, неизвестно, существовал ли он на самом деле. Может быть, Дуук-тсарит ошиблись? Сарьон не осмелился спросить: ведь стоило ему заговорить на эту тему, Джорам пришёл бы в ярость, узнав, что за ним шпионят.

Мой господин выглядел как человек, который собирается поплавать в озере с ледяной водой. Он сознавал, что только продлит мучения, если будет входить в воду постепенно, и поэтому лучше окунуться сразу с головой.

— Джорам, Гвендолин, — Сарьон посмотрел на них взглядом, полным сочувствия. — Дело, которое привело меня к вам, не касается Тёмного Меча. Я пришёл сюда для того, чтобы забрать вас всех на Землю, где вы будете в безопасности.

— Мы и здесь в безопасности, — отрезал Джорам, начиная сердиться. — Вернее, были бы, если бы Гаральд сдержал слово и принудил людей соблюдать свои законы! Или ему тоже понадобился Тёмный Меч? Это так, да? — Джорам встал со стула и угрожающе навис над Сарьоном. — Вот почему вы явились сюда, отец!

Я понял, что доклады Дуук-тсарит верны. Джорам действительно сделал второй Тёмный Меч. Он только что почти открыто признал это.

Сарьон встал и оказался лицом к лицу с Джорамом. Его щеки пылали, а голос дрожал, но не от слабости, а от гнева.

— Я пришёл не за мечом, Джорам! Ты знаешь — по крайней мере, должен бы знать, — что я не стану тебе лгать!

Гвендолин тоже вскочила и взяла мужа за руку.

— Джорам, прошу тебя! — мягко сказала она. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Это же отец Сарьон!

Джораму хватило совести устыдиться своей вспышки и принести извинения, хотя они были краткими и формальными. Он снова опустился на свой стул. Гвендолин осталась стоять возле мужа, защищая и поддерживая его своей близостью, хотя он и был не прав.

Элиза выглядела растерянной и смущённой. Она явно ожидала совсем другого.

Сарьон тоже сел и посмотрел на Джорама с глубокой печалью и нежностью.

— Сын мой, ты думаешь, мне легко было на это решиться? Я вижу, какую жизнь вы ведёте — мирную и благословенную. И мне приходится говорить тебе, что этой жизни пришёл конец. Мне хотелось бы уверить тебя, что такой же мир и покой вы сможете обрести и на Земле, но я не могу этого обещать. Неизвестно, сможет ли вообще хоть кто-нибудь из нас обрести мир и покой, когда мы вернёмся, — ведь нам грозит ужасная война. Смайс рассказывал тебе о хч'нив, инопланетной расе, которая стремится уничтожить человечество. Они не вступают в переговоры, не идут с нами ни на какой контакт. Они казнили посланцев землян, прибывших к ним с предложением заключить перемирие. И они приближаются. Наши армии отступают, надеясь в последней битве защитить Землю. Форпост будет эвакуирован в последнюю очередь. Я не могу даже обещать, что и на Земле вы будете в безопасности. Но, по крайней мере, там вы окажетесь под защитой объединённых сил Земли. Здесь же вы с Гвен и Элизой останетесь на милость чужаков. А насколько мы успели их узнать, у них нет такого понятия, как милосердие.