— Я уверен, отец. Я же сказал, что Коридоры изменились. Они теперь похожи на спицы в колесе и ведут либо в Купель, либо из неё.

— Как странно, — сказал Сарьон. — Очень, очень странно.

Мы вошли в проем. Мосия поторапливал нас, поэтому я шёл следом за моим господином, едва не наступая ему на пятки. И все же я почти сразу потерял каталиста из виду. Коридор сомкнулся вокруг меня, как будто сдавливая. Стало трудно дышать.

Не волноваться…

Легко Мосии это говорить! Он же не задыхается! Я хватал ртом воздух, боролся за каждый вздох. Я умирал, терял сознание…

Потом внезапно Коридор открылся, словно распахнулась штора на окне в тёмной комнате, впуская внутрь яркий солнечный свет. Я снова мог дышать. Я стоял на вершине горы. Воздух был прохладным и чистым. Дождя не было. Грозовые тучи остались далеко внизу, в долине под нами.

Я посмотрел на голубое небо, на белые облака, летящие так близко, что казалось, до них можно дотянуться рукой.

Сарьон стоял рядом со мной и озирался по сторонам в нетерпении и предвкушении — как смотрит человек, вернувшийся после долгой отлучки в место, связанное с тягостными и приятными воспоминаниями. Мы находились там, где когда-то был огромный город-крепость.

Каталист покачал головой. Он выглядел немного растерянным.

— Все так изменилось, — пробормотал он, потом взял меня за руку и показал: — Вон там, на вершине горы, был собор. Собственно, он был сотворён из самой вершины горы. Теперь его нет. Даже следа не осталось. Наверное, он обрушился уже после того, как мы ушли. А я и не знал.

Он долго смотрел на руины на склоне горы, потом повернулся в другую сторону. Его печаль немного развеялась.

— Университет уцелел. Смотри, Ройвин. Вон то здание на склоне горы. Маги со всего Тимхаллана приезжали сюда учиться, совершенствовать своё искусство. Я изучал там математику. Какое счастливое было время!

В горе были вырыты тоннели и коридоры. Там располагались церковные службы и жили каталисты. Они работали внутри горы и молились на её вершине. Глубоко внутри горы был Источник Жизни, родник магии Тимхаллана, ныне опустевший и заброшенный.

Мне внезапно стало ясно, что, если бы не Джорам и его Тёмный Меч, я сейчас мог бы быть каталистом и ходил бы по этим самым коридорам, преисполненный осознания важности своего служения церкви. Я очень отчётливо представил себя там — как будто та штора, которая впустила солнечный свет, дала мне возможность на мгновение заглянуть в совершенно другую жизнь. Я посмотрел в окно и увидел там самого себя, смотрящего сюда.

Сарьон видел своё прошлое. Я видел своё настоящее. Это было крайне необычное и волнующее, но приятное ощущение. Я был частью этой горы, песка, деревьев, неба. Я глубоко вдохнул свежий горный воздух, и настроение у меня сразу поднялось. И хотя я понятия не имел, как это делается, но почувствовал, что могу собрать жизненную силу из мира, окружающего меня, сосредоточить её в собственном теле и передать тем, кто в ней нуждается.

Забота о Сарьоне вернула меня к действительности.

Каталист стоял, склонив голову. Он быстро провёл рукой по глазам.

— Ничего страшного, Ройвин, — сказал мой господин, когда я приблизился, чтобы утешить его. — Не обращай внимания. Я знаю, все это было к лучшему. Я оплакивал разрушенную красоту, вот и всё. Это не могло продлиться долго. Отвратительное взяло бы верх над прекрасным, и все лучшее могло бы быть разрушено и утрачено навсегда. По крайней мере, наши люди живы, живы их воспоминания, и магия жива — для тех, кто её ищет.

Я не искал магии, но она всё равно ко мне пришла. Я не был чужим для этой земли. Хотя я её и не помнил, она помнила меня.

Как и Сарьон, я вернулся домой.

— Эй, вы! — раздался сердитый голос откуда-то из глубин рюкзака. — Вы что, весь день собираетесь торчать здесь и плакаться друг другу в жилетку? Я помираю от тоски — именно таков был печальный конец герцога Убервиля. Этот скучный старый пердун в конце концов даже помер со скуки.

Я хотел порыться в рюкзаке и найти Симкина, но знал — время дорого. Я не один час упаковывал вещи в рюкзак, стараясь, чтобы все было сложено аккуратно и компактно, и перспектива укладывать все заново меня пугала.

Знаками я показал Сарьону:

— Может, он угомонится, если мы не будем обращать на него внимания?

— Я все слышал, — ответил Симкин. — И смею вас заверить, это не сработает!

Я поразился — ведь я не сказал ни слова, и вряд ли кто-нибудь, пусть даже и Симкин, сумел бы выучить язык жестов за те несколько часов, пока мы были знакомы.

— Магия жива, — сказал Сарьон, улыбнувшись, и слезы у него на глазах сразу высохли.

— Где мы? — спросил я.

— Я как раз пытаюсь это определить, — откликнулся Сарьон, глядя вниз с той площадки на скале, где мы стояли.

— А я знаю! — донёсся из рюкзака приглушённый голос. — Знаю, но не скажу!

Под нами располагался внутренний двор замка, мощённый потрескавшимися булыжниками и заросший буйной дикой растительностью, в том числе и несколькими разновидностями полевых цветов. На противоположной стороне двора виднелось длинное приземистое здание со множеством больших окон, сквозь которые внутрь проникал солнечный свет. Стекла в некоторых окнах были разбиты, а дыры тщательно заделаны досками. Сам двор носил следы чьих-то усилий навести порядок — трава кое-где была выкошена, сухие листья сметены в кучи.

— А, понял! В этом здании, — Сарьон указал на дом с той стороны двора, — размещались Телдары, целители. Теперь я знаю, где мы находимся.

— Я когда-нибудь рассказывал, — тут же встрял Симкин, — как Телдара однажды пришёл к моей маленькой сестрёнке, чтобы вылечить её от глистов? Или это были какие-то другие черви? Разница наверняка есть. Одни едят тебя, других ешь ты. Но для бедной маленькой Нэн разницы не было — её съели медведи. О чем это я? Ах, да! Телдара. Он…

Симкин продолжал болтать, а Сарьон повернулся и пошёл вдоль остатков крепостной стены, направляясь к лестнице, по которой можно было спуститься во двор.

— Там, с другой стороны, был сад, где росли травы, которые целители использовали для лечения. Тихое, спокойное, умиротворяющее место. Я однажды приходил сюда. Тот Телдара был очень хорошим человеком. Он пытался мне помочь, но это оказалось невозможно. Я был совершенно не способен помочь себе сам, а для исцеления это самое главное.

— Похоже, здесь кто-то живёт. — Я указал на забитые досками окна.

— Да, — с воодушевлением согласился Сарьон. — Да, это место прекрасно подходит для Джорама и его семьи. Отсюда есть доступ во внутренние помещения Купели.

— Радость-то какая! — заметили из рюкзака. Свернув за угол уцелевшей стены, мы обнаружили новые признаки того, что это место обитаемо. Часть внутреннего двора, по которому некогда важно и степенно прогуливался епископ Ванье, теперь превратилась в прачечную. На вымощенной камнями площадке стояло несколько лоханей, а между двумя декоративными деревьями была протянута верёвка. На верёвке висели рубашки, штаны, юбки и нижнее бельё.

— Да, они здесь! — сказал сам себе Сарьон и остановился на мгновение, собираясь с силами.

До этой минуты старик запрещал себе поверить, что наконец-то, после стольких лет, он увидит человека, которого любил больше, чем мог бы любить родного сына.

Справившись с волнением, Сарьон поспешил вперёд. Он больше не раздумывал, куда идёт, позволяя памяти указывать дорогу. Мы обогнули лохани, прошли под верёвкой с бельём.

— Знамя Джорама — ночная рубашка. Что ж, это на него похоже, — заметил с ехидством Симкин.

Мы направились к двери дома. Сквозь окна была видна залитая солнечным светом комната, с удобными стульями, и скамьями, и столами, уставленными цветами в горшках. Сарьон помедлил несколько мгновений, а потом дрожащей рукой постучал в дверь. Мы стали ждать.