Бледное лицо Элизы чётко выделялось в сумерках. Девушка протянула руку, чтобы прикоснуться к Сцилле или Мосии, но не решила, к кому именно, и положила ладонь на спинку переднего сиденья.

— Мой отец поступил правильно? — спросила Элиза, и моё сердце сжалось — такая боль звучала в её голосе. — Все эти люди умерли… Я совсем не понимала… Мне нужно знать.

Мосия отвернулся. Он смотрел сквозь окно аэрокара на город, превратившийся в огромную братскую могилу.

Сцилла больше не улыбалась. Она серьёзно посмотрела на Элизу и накрыла её ладонь своей. Прикосновение, которое могло быть таким грубым, оказалось очень нежным.

— Разве мы можем это знать, Элиза? Брось камешек в озеро, и круги разойдутся по воде очень далеко от того места, куда он упал, и гладь воды будет волноваться ещё долго после того, как камень опустится на дно. Каждое наше действие, и самое незначительное, и самое великое, приводит к последствиям, о которых мы никогда не узнаем. Мы должны поступать только так, как считаем нужным и правильным. Твой отец так и сделал. Учитывая обстоятельства, он принял лучшее решение, какое только мог, — может быть, это и было единственное правильное решение.

Но Элиза говорила не только о своём отце. Она говорила и о себе. Правильное ли решение она принимает, отдавая Тёмный Меч техномантам? Те круги на воде, которые разойдутся от этого её поступка, — утихнут ли они незаметно на глади озера времени или разрастутся в сокрушительную приливную волну?

Элиза вздохнула. И решилась окончательно.

— Я готова, — сказала она. И прикрыла Тёмный Меч одеялом.

Мы открыли дверцы аэрокара и вылезли наружу, все, кроме Мосии, который остался в машине, на переднем сиденье. Тёмный Меч по-прежнему лежал на полу перед задним сиденьем.

У Сциллы были с собой инфракрасные очки. Надев их, она внимательно изучила странный лес, который не разросся за установленные для него пределы, хотя невидимая преграда вроде бы должна была исчезнуть давным-давно. Насколько я мог судить, перед нами были Восточные Врата. Не так-то просто найти невидимые ворота в невидимой стене.

— Никого, — сообщила Сцилла, снимая очки.

— Мне кажется, что на меня кто-то смотрит, — сказала Элиза. Она дрожала, хотя ночь была тёплая.

— Да, и мне тоже, — призналась Сцилла. Она снова стала всматриваться в темноту, выискивая опасность.

— Что мы будем делать? — спросила Элиза. Её голос предательски дрогнул. Волнение и постоянное напряжение начали утомлять её. — Почему здесь никого нет?

— Потерпи, — посоветовала Сцилла. — Они играют по своим правилам. Нам придётся подстраиваться под них. Помните — мы должны своими глазами увидеть, что пленники живы и невредимы. Посмотрите на Врата. Видите там что-нибудь?

Я вспомнил то, о чём читал. В прежние времена все, кто проходил через Врата, превращались в каких-нибудь животных — жутковатая перспектива. Ведь если Кан-ханар, хранители Врат, обнаруживали, что человек проник за стену незаконно, его могли навсегда оставить в зверином облике и присоединить к прочим обитателям зоопарка.

Это правило сохраняло неприкосновенность зоопарка. Вид какого-нибудь толстого торговца, топающего через поляну, на которой резвятся кентавры, наверняка испортил бы все впечатление. Стоит ли говорить, что кентавры — самые настоящие, не иллюзорные — вполне могли бы пообедать этим самым толстым торговцем. Поэтому торговцам придавали облик кентавров, и только так они могли — если шли по дорожкам — благополучно проследовать через зоопарк.

Конечно, высокопоставленные волшебники, которые жили в Зит-Эле или наведывались сюда по своим делам, прибывали в город, следуя по магическим Коридорам. Им не приходилось подвергаться унизительной процедуре превращения, как тем, кто проходил через Врата. Эта участь ждала крестьян, студентов, странствующих торговцев, полевых магов и простых каталистов.

— Я ничего не вижу внутри Врат, — сказала Элиза. — Вообще ничего. Очень странно. Похоже на огромную дыру, вырезанную из леса.

Я кивнул, давая понять, что вижу то же самое.

— А ведь предполагается, что магия исчезла, — заметила Сцилла.

— Нет, если твоя теория верна, — знаками показал я. Не знаю, поняла она меня или нет — в такой темноте трудно было общаться на языке жестов.

— Мы что… Мы что, должны встретиться с ними там, внутри… этого? — спросила Элиза. Она боялась входить в тёмный провал, который зиял перед нами.

— Нет, — успокоила её Сцилла. — Они говорили о том, что встретят нас перед Восточными Вратами. Если техноманты обосновались внутри Зит-Эля, мне думается, они придумали какой-то способ входить туда, минуя зоопарк.

Вполне могу поверить, что техномантам совсем не хотелось наведываться в зоопарк. Стоять перед Вратами было так же жутко, как перед входом в неизведанную пещеру. Холодный воздух из глубин ледяными пальцами скользил по коже. Изнутри доносился специфический запах — едва уловимый, он то появлялся, то исчезал. Это был запах живых существ, экскрементов, гниющих остатков пищи, смешанный с запахом прелой листвы и перегноя, и вместе со всем этим — смрад разлагающейся плоти.

Мы ждали, наверное, минут пятнадцать. Терпение наше было на исходе. Если техноманты намеревались взвинтить нам нервы, у них это получилось — по крайней мере, что касается Элизы и меня. Не знаю, что понадобилось бы, чтобы заставить волноваться Сциллу. Она стояла рядом с нами, уперев руки в бока, и спокойно улыбалась.

Элиза снова вздрогнула. Я предложил сходить к аэрокару и принести что-нибудь тёплое, но Сцилла остановила меня.

— Смотрите! — тихо сказала она, указывая вперёд. К нам кто-то приближался. Судя по одежде, женщина, и она была одна. Она находилась по ту же сторону невидимой стены, что и мы, и не шла, а словно парила по воздуху. Элиза ахнула и всплеснула руками.

— Мама! — прошептала она.

Да, это была Гвендолин. Она приближалась к нам, скользя над землёй. Я вспомнил, что она была волшебницей и могла летать, когда остальные вынуждены были ходить. Но я также вспомнил, что ни разу не видел, чтобы она применяла магию у себя дома. Наверное, она не делала этого из уважения к Джораму.

Гвендолин скользила к нам по воздуху и с любовью смотрела на свою дочь.

— Мама? — спросила Элиза со страхом и надеждой. Гвендолин изящно опустилась на землю и протянула руки к дочери.

— Дитя моё! — произнесла она чуть сдавленным голосом. — Как же ты, наверное, испугалась!

Элиза не бросилась к ней в объятия.

— Мама, почему ты здесь? Ты сбежала от них? А где папа?

Гвендолин шагнула к дочери и взяла её за руку.

— С тобой все в порядке, милая?

Элиза сперва отстранилась, но как будто успокоилась, увидев, что мать смотрит на неё с любовью и заботой.

— Со мной все хорошо, мама. Только я очень волновалась за вас с папой! Мне сказали, что он ранен. Как он?

— Элиза, ты принесла Тёмный Меч? — спросила Гвендолин, поправляя непослушные чёрные локоны дочери.

— Да, — ответила Элиза. — Но как же папа? С ним все в порядке? А отец Сарьон? С ним ничего плохого не случилось?

— Конечно, дитя моё. Иначе я не пришла бы к тебе, — сказала Гвендолин и ободряюще улыбнулась. — Папа очень злится на тебя за то, что ты взяла Тёмный Меч, но если ты отдашь меч обратно, он тебя простит.

— Мама, я боюсь за папу. Я видела кровь на полу! И они убили всех овец. Все овцы погибли, мама!

— Ты же знаешь, какой крутой нрав у твоего отца, — Гвен вздохнула. — Техноманты застали его врасплох, когда вошли в дом. Но их предводитель признал, что они действовали опрометчиво, и твой отец принял его извинения. Отец был слегка ранен, ничего серьёзного. Ты огорчила его гораздо сильнее, Элиза. Он думает, что ты его предала!

— Я не собиралась его предавать, — сказала Элиза дрогнувшим голосом. — Я думала, что, если отдать им меч, они оставят нас в покое и мы снова будем счастливы! Вот и все, чего я хотела!

— Я понимаю, дочь моя, и твой отец тоже поймёт. Пойдём со мной, ты сама ему все расскажешь, моя крошка! — Гвендолин протянула руку. — У нас очень мало времени! Отдай мне Тёмный Меч, и наша семья снова воссоединится.