В холодный мартовский день, когда резкий ветер свистел вдоль реки Чарлз, Ричард Келлер приехал в Кембридж. Лейшу он не предупредил — они не виделись уже три года. Она спешила по дорожке к своему городскому дому, закутанная в красный шерстяной шарф, а он поджидал ее, загородив собой дверь. Телохранитель Лейши напрягся.

— Брюс, все в порядке, это мой старый друг.

— Привет, Лейша.

Ричард потяжелел, раздался, отрастил бороду.

— Какая ты красивая, — сказал он.

Лейша сварила кофе.

— Ты здесь по делу?

По спецсети она узнала, что Ричард защитил докторскую диссертацию, провел выдающиеся исследования в Карибском бассейне, но год назад бросил все.

— Нет. Ради удовольствия. — Ричард улыбнулся прежней открытой улыбкой. — Я уже почти забыл, что это такое. Все мы хорошо знаем, какое удовлетворение приносит успешная работа. Но удовольствие? Прихоть? Каприз? Когда ты в последний раз делала глупость, Лейша?

Она улыбнулась:

— Я ела сахарную «вату» под душем.

— Правда? Зачем?

— Чтобы посмотреть, как она растекается.

— И как?

— Очень красиво.

— Когда это было?

— Прошлым летом. — Лейша рассмеялась.

— Ну, моя глупость посвежее. Я в Бостоне только чтобы увидеть тебя.

Лейша перестала смеяться:

— Ты слишком напряжен, Ричард.

— Ага, — натянуто ответил он. Она снова рассмеялась. — Я был в Индии, Лейша. И в Китае, и в Африке. Сперва путешествовал в обличье Спящего, не привлекая к себе внимания. Потом решил повидать Неспящих в Индии и Китае. Я пытался понять, почему в безнадежно отсталых странах — ведь там И-энергия доступна только в больших городах — спокойно принимают превосходство Неспящих, а здесь, в Америке, процветающей как никогда, неприязнь к нам растет.

— И ты понял? — спросила Лейша.

— Нет. Но, наблюдая за жизнью всех этих коммун и кампонгов, я понял нечто другое. Мы чересчур индивидуалистичны.

Лейша почувствовала разочарование. Она увидела лицо отца: «Превосходство — вот что имеет значение, Лейша. Превосходство, на основе индивидуальных особенностей…» Она потянулась за чашкой Ричарда:

— Еще кофе?

Он поймал ее руку:

— Пойми меня правильно, Лейша. Я говорю не о работе. Мы слишком рациональны. Слишком одиноки. Разобщенность убивает кое-что поважнее свободного потока идей. Она убивает радость.

Он не отпускал ее запястье. Она не замечала раньше, что его глаза такие глубокие. Подобное чувствуешь, заглядывая в ствол шахты. Страшно, кружится голова, и ты не знаешь, что на дне — золото или тьма. Или все вместе. Ричард мягко спросил:

— Стюарт?

— Все в прошлом. Студенческий роман.

— Кевин?

— Мы просто друзья.

— Я не был в этом уверен. Кто-то еще?

— Нет.

Он отпустил ее руку. Лейша бросила на него робкий взгляд.

— Это радость, Лейша.

Его смех отозвался в ней чем-то непонятным, а потом Лейша тоже рассмеялась воздушным, из мелких иголочек смехом, похожим на розовую сахарную «вату».

— Приезжай, Лейша. У него был еще один сердечный приступ.

Голос Сьюзан Меллинг в трубке звучал устало. Лейша спросила:

— Насколько это серьезно?

— Врачи не знают. Или обманывают. Он хочет тебя видеть.

Стоял май, месяц последнего рывка перед выпускными экзаменами. Корректура «Юридического обозрения» запаздывала. Ричард открыл новое дело — консультации для бостонских рыбаков, которые страдали от внезапных необъяснимых изменений океанских течений, и работал по двадцать четыре часа в сутки.

— Я приеду, — ответила Лейша.

В Чикаго было холоднее, чем в Бостоне. Почки на деревьях едва проклюнулись. На озере Мичиган, заполнившем громадные восточные окна отцовского дома, белые гребешки волн подбрасывали вверх холодные брызги. Сьюзан жила здесь — ее щетки для волос лежали на туалетном столике в спальне, журналы — в прихожей.

— Лейша, — проговорил Кэмден. Он сильно постарел. Серая кожа, впалые щеки, суетливый и озадаченный взгляд человека, для которого работа — как воздух. В углу, на маленьком стульчике восемнадцатого века сидела низенькая полная женщина с каштановыми косами.

— Алиса.

— Привет, Лейша.

— Алиса. Я искала тебя… Как ты?

— Хорошо, — ответила Алиса. Она держалась отчужденно, но мягко и была ничуть не похожа на ту рассерженную Алису, которую Лейша видела шесть лет назад в горах Пенсильвании. Кэмден с трудом повернулся в постели, и Лейша увидела, что его глаза не потеряли своей яркой синевы.

— Я просил Алису приехать. И Сьюзан. Я умираю, Лейша.

Лейша, зная, как он ценит правду, промолчала. От любви и жалости к отцу болело сердце.

— У Джона Яворски хранится мое завещание. Но я хочу сказать вам, что там написано. Последние несколько лет я продавал имущество. Большая часть моего состояния теперь хранится на банковских счетах. Я оставил одну десятую Алисе, одну десятую — Сьюзан, одну десятую — Элизабет, а остальное тебе, Лейша, потому что ты единственная сможешь должным образом распорядиться деньгами.

Лейша изумленно взглянула на Алису. Сестра была такой же невозмутимой.

— Элизабет? Моя… мать? Жива?

— Да, — ответил Кэмден.

— Ты сказал мне, что она умерла! Много лет назад!

— Да. Я думал, что так будет лучше для тебя. Она завидовала тебе. И ничего не могла тебе дать. Она бы только расстроила тебя.

Нищие в Испании…

— Ты ошибся, папа. Она моя мать… — Лейша не смогла закончить фразу.

Кэмден не дрогнул:

— Я так не думаю. Но ты теперь взрослая и можешь повидать ее.

Он все смотрел на нее своими яркими, запавшими глазами, а мир вокруг Лейши рушился. Отец солгал ей! Сьюзан с легкой усмешкой внимательно наблюдала за Лейшей. Неужели она рада, что Кэмден упал в глазах своей дочери? Неужели она с самого начала ревновала его к ней, к Лейше…

Стоп. Она рассуждает, как Тони.

Мысль помогла ей прийти в себя. Но Лейша все еще смотрела на отца, а тот не отводил взгляда — неумолимый, непоколебимый человек, даже на смертном одре уверенный в своей правоте.

Алиса коснулась плеча Лейши, а голос прозвучал так тихо, что расслышала только Лейша.

— Он все сказал, Лейша. А ты скоро оправишься.

Алиса оставила сына в Калифорнии со своим вторым мужем. С Беком Ватроузом, строительным подрядчиком, она познакомилась, работая официанткой в кафе на Искусственных островах. Бек усыновил Джордана.

— До встречи с Беком мне приходилось несладко. Знаешь, когда я носила Джордана, мне часто снилось, что он родится Неспящим. Каждую ночь я видела это во сне, и каждое утро меня мутило при мысли, что ребенок вырастет глупым и никчемным, как я. Я прожила с Эдом — помнишь, в Аппалачах — еще два года. Когда он бил меня, я радовалась. Мне хотелось, чтобы отец это видел. По крайней мере Эду я была небезразлична.

У Лейши вырвался хрип.

— В конце концов я уехала, потому что боялась за Джордана. В Калифорнии я целый год бездельничала. Стала весить 190 фунтов. Потом вернулась домой повидать маму.

— А мне не сказала, — упрекнула Лейша.

— Она почти не просыхает, — сказала Алиса с грубой прямотой, — и вряд ли захотела бы увидеться с тобой. Но меня приняла и обслюнявила, причитая, что я ее «настоящая» дочь, а потом обделала мое платье. Она кричала, что папа погубил наши с ней жизни, и все ради тебя. И знаешь, что я сделала? — Что? — Голос Лейши дрожал.

— Я полетела домой, сожгла всю свою одежду, нашла работу, поступила в колледж, похудела на пятьдесят фунтов и отдала Джордана в группу игрового воспитания.

Сестры сидели молча. Темное озеро за окном не освещали ни луна, ни звезды. Лейшу вдруг затрясло, а Алиса похлопала ее по плечу.

— Скажи… — Лейше просто хотелось слышать теперешний голос Алисы, мягкий и отстраненный, без глубоко запрятанной боли.

— Расскажи мне о Джордане. Ему сейчас пять? Какой он?

Алиса повернула голову и спокойно посмотрела на Лейшу.

— Он веселый, заурядный мальчик. Совершенно обыкновенный.