— Ну значит будем ждать. Завтра опять наблюдаем за аэропортом и ждем сигнала. Когда начнется операция, нас предупредят из Питера, — подытожил Гриф. — А пока… Бим, как там состояние отправленного багажом «геологического оборудования»?

— Все в порядке, командир. Проверено, готово к действию.

Под щелчки затворов фотоаппаратов и мельтешение блицев, делегация американских промышленников и Веьяминов вышли из зала.

— Мистер Вельяминофф, как прошли переговоры о создании консорциума? — подскочила первой журналистка CNN, чуть ли не засунув микрофон ему в рот.

Вельяминов поморщился — он терпеть не мог журналюг. И эта идиотская первая поправка — жители САСШ должны знать все — не позволяла вытолкать эту наглую свору взашей.

— Успешно, — сказал он.

— Что значит «успешно»? Вы можете раскрыть суть сделки?

— Это коммерческая тайна.

Бизнесмены, осаждаемые корреспондентами, как стаей гадящих на голову галок, под защитой охраны пятились к служебному лифту, выходившему в закрытый гараж — там, где их эта свора не достанет.

— Мистер Вельяминофф, наши зрители хотят знать все!

Черт, у него так и чесались руки прибить эту наглую бабу, но нельзя — это не РИ, где этих шакалов пера и на порог бы не пустили. Был бы здесь Воронцов, он бы навел на них ужас одним своим тяжелым взглядом, от которого даже самые наглые представители первой тире второй древнейших профессий, с визгом улепетывали по углам.

— Все, что я могу сказать, что вам будет предоставлен пресс-релиз, всем.

— А эксклюзивная информация для наших зрителей? — не унималась наглая кошелка.

Вельяминов успел запрыгнуть в лифт, прикрываемый охранником, и через щель закрывающейся двери увидеть галдящую свору с горящими глазами, пастями, с которых чуть ли не капала голодная слюна, и объективы телекамер, похожими на стволы орудий большого калибра, направленных ему в голову.

Когда двери лифта наконец-то закрылись, и он начал свое летящее движение вниз, Вельяминов испытал невероятное облегчение. Сделка удалась. В пресс-релизе будет всего несколько строчек, не надо привлекать к себе повышенное внимание. Половина акций ушла промышленникам, половина плюс одна акция остались у Воронцова. За свою долю акций хайтека он получил пакеты американских предприятий. И сразу же было достигнуто соглашение — а вот об этом сказано не будет — о техническом перевооружении отсталых по современным меркам производств. А вот что еще не будет в пресс-релизе, то, что оборудование будет поступать из РИ, с заводов, принадлежащих клану Воронцова и его сателлитов, а не с немецких и японских. Только эксклюзив, только имперское. А на этой неделе на заводы, акции которых оказались у Воронцова, прибудут делегации инженеров и технологов из РИ, чтобы осмотреть эти производства и вынести предложения об их модернизации.

А еще о чем не знали сам акционеры, но что планировалось сделать — учредить именные стипендии для тех студентов, которые в будущем смогут заняться политикой. Надо усиленно взращивать пятую колонну в САСШ, набирая умных, но небогатых, которые сами не выбились никуда даже на уровень муниципалитета, и делая из них проводников влияния РИ. Эта игра в долгую, и сами Воронцов с Вельяминовым могли и не застать результаты, все-таки путь в Сенат и Конгресс долгий и не близкий, и очень затратный. Но Воронцов был готов вкладывать свои огромные деньги в рисковые проекты. А там — чем черт не шутит — лет через так три-четыре десятка в органах власти САСШ у РИ будут свои агенты влияния. И ни одна сволочь из Госдепа не посмеет отказать в визе уже потомкам Воронцовых.

— Знаете, генерал, я внимательно ознакомился с тем, что вы мне дали, — император сидел за столом, сцепив пальцы рук.

Сильно сдал Его Величество, сильно, подумал Козьма, стоящий во фрунт перед государем. Синие круги под впалыми глазами, отекшее землистого цвета лицо… Болезнь прогрессировала, медленно делая свое дело.

— И я принял решение. Учитывая все факты из различных источников, и не только от вас, я вижу, что так оно и есть. Вы единственный услышите это, хоть государю и не пристало такое говорить, но меня поимели. Теперь слушайте внимательно мои приказы, которые я говорю. Чтобы было документальное подтверждение на случай моей «внезапной и преждевременной кончины», как говорят в новостях, у вас останется эта запись, — царь взял в руки маленькую коробочку диктофона. — Сегодня, двадцать второго февраля две тысячи тридцатого года, Божиею милостию, Мы, Владимир Четвертый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая, находясь в здравом уме и трезвой памяти, без принуждения, приказываем. Первое. Призвать на действительную военную службу из отставки генерал-лейтенанта Драбицына Алексея Михайловича и назначить его начальником Службы Безопасности Российской Империи. Второе. Произвести арест князя Радзиловского Игоря Всеволодовича по обвинению в государственной измене. Третье. Провести расследование по подготовке государственного переворота и покушения на жизнь Его Императорского Величества силами Службы Охраны Его Императорского Величества с делегированием Нашмх полномочий начальнику СО ЕИВ генерал-адьютанту Радогорцеву Козьме Ивановичу. Все приказы вступают в силу немедленно.

Император нажал на «стоп».

— Все понял, Козьма?

— Так точно, Ваше Величество.

— Действуй.

Все, бежать! Только что верный человек при дворе позвонил по спутниковому телефону и сказал, что в канцелярию поступили несколько указов Его Величества, один из которых касался князя Радзиловского. В частности, приказ об его аресте. На этот случай Радзиловский был готов — тревожные сумки были собраны, вертолет стоял в полной готовности. Сорок минут лета до аэропорта Ушарала — и полет в неизвестность. Главное — пересечь границу, а дальше уже будет видно.

— Антон, Гаврила, берите сумки. Уезжаем, — позвал он охрану.

Князь вылез из вагона, неудачно ударившись о заиндевевшую платформу, и быстрым шагом направился к вертолетной площадке, где уже прогревал двигатели его небольшой геликоптер.

— Только что поступил приказ из Петербурга, — старший группы, Гриф, сложил антенну спутникового телефона. — Задержать Радзиловского, при невозможности — уничтожить. Выезжаем.

К этой части операции все были готовы. Пять минут — у вот уже взятый напрокат фургон «Лесснер» без окон повез спецназ к аэродрому Ушарала.

— Ну и где твой снегоуборщик, Док? — усмехнулся Гриф. — Что-то он не звонит.

— Да всякое может случиться, — пожал плечами Док. — Может не проспался еще, может, заболел. В любом случае мне его здоровье пофиг, он не член группы.

— Это точно.

Спецназовцы остановились в чистом поле, чтобы переодеться и экипироваться. Яркие аляпистые «Аляски» долой, а вот камки и маскхалаты — на себя. «Барс» прекрасно подходит для таких условий, черно-белая раскраска размоет силуэты и сделает их менее заметными для наблюдателей.

— Все готовы? Пошли! — махнул рукой Гриф приседавшим и разминающимся спецназовцам.

И все равно они опоздали. Когда они только подъезжали к летному полю, огороженному забором из рабицы, над их фургоном, оглушительно стрекоча винтом промчался вертолет, туда, где в полукилометре от них на рулежной дорожке виднелся силуэт маленького самолетика.

— Тарань, — скомандовал Гриф Лору, сидевшему за рулем фургона.

Лор направил машину на просвет между столбами, и дал газу.

— Держитесь! — заорал он.

Фургон с лязгом и скрежетом снес капотом ограждение, с глухим царапающим звуком рвущейся колючки вылетели лобовые стекла. А вот охране это похоже не понравилось — от самолета бежали люди с автоматами — личная охрана Радзиловского — и вот уже расцвели на концах пламегасителей красно-оранжевые пяти- и шестилепестковые цветы. По передку фургона глухими ударами захлопали пули.

— Тормози! Прорваться дальше не сможем, эту железку расстреляют с флангов.