— Мам, я не ждала тебя так рано, — сказала она.

Элис сверилась с часами.

— Я прибыла минута в минуту.

— Ты говорила, самолет прилетает в восемь.

— Я говорила — в пять.

— У меня в ежедневнике записано: восемь.

— Лидия, сейчас пять сорок пять, и я здесь, стою перед тобой.

Лидия заметалась, как белка на шоссе.

— Извини, входи.

Перед тем как обняться, они помедлили, словно разучивали новый танец и еще не были уверены, каким должен быть первый шаг и кто поведет. Или, наоборот, они так давно не исполняли этот танец, что забыли, как это делается.

Элис почувствовала под блузкой Лидии ребра и позвоночник, дочь сильно похудела и весила футов на десять меньше, чем тогда, когда они виделись последний раз. Элис хотелось верить, что это результат активного образа жизни, а не сознательного недоедания. Блондинка пять футов и шесть дюймов ростом, на три дюйма выше Элис, Лидия выделялась среди невысоких женщин итальянского и азиатского типа, которых в Кембридже было большинство, но на кастингах в Лос-Анджелесе таких, как она, наверняка пруд пруди.

— Я заказала столик на девять. Подожди здесь, я быстро.

Элис вытянула шею и из коридора обследовала кухню и гостиную. Мебель была, по-видимому, куплена на распродажах домашних вещей — оранжевый секционный диван, старинный кофейный столик и кухонный гарнитур в духе «Семейки Брэди».[1]Белые стены абсолютно голые, если не считать постер с Марлоном Брандо над диваном. И стойкий запах «Уиндекса»,[2] как будто Лидия перед самым приездом Элис делала уборку. Вообще-то в квартире было слишком уж прибрано. Ни разбросанных по комнате DVD- или CD-дисков, на кофейном столике ни книг, ни журналов, никаких наклеек на холодильнике, ни одного намека на эстетические пристрастия Лидии. В этой квартире мог жить кто угодно. А потом Элис заметила слева у входной двери груду мужской обуви.

— Расскажи, с кем ты снимаешь квартиру, — попросила она, когда Лидия вернулась из своей комнаты с мобильным телефоном в руке.

— Они на работе.

— А что за работа?

— Один работает за стойкой, второй доставляет еду.

— Я думала, они оба актеры.

— Так и есть.

— Понимаю. Напомни, как их зовут?

— Дуг и Малькольм.

Лидия на секунду вспыхнула, когда произнесла имя Малькольма, но Элис заметила. Лидия это поняла и быстро отвела глаза.

— Что мы стоим? В ресторане сказали, что можно прийти пораньше, — сказала она.

— Отлично, только я сначала зайду в ванную.

Намыливая руки, Элис рассматривала то, что стояло на тумбочке рядом с раковиной: лосьон и увлажняющий крем «Неутрогена», мятная зубная паста «Томе оф мэйн», мужской дезодорант, коробка тампонов «Плейтекс». Она задумалась. Все лето у нее не было менструации. А в мае была? В следующем месяце ей исполнится пятьдесят, так что она не слишком волновалась по этому поводу. Приливов пока не наблюдалось, по ночам не бросало в пот, но ведь не все женщины испытывают подобное во время климакса.

Вытирая руки, она заметила рядом со средствами по уходу за волосами, которые явно принадлежали Лидии, упаковку презервативов «Тройан». Она решила побольше узнать об этих ее соседях по квартире. В особенности о Малькольме.

Они сели за столик в патио «Айви», модного ресторана в центре Лос-Анджелеса, и заказали эспрессо с мартини для Лидии и бокал мерло для Элис.

— Как продвигается папина статья в «Сайенс»? — поинтересовалась Лидия.

Должно быть, она недавно общалась с отцом. Элис последний раз слышала ее голос по телефону в День матери.

— Закончил и очень гордится своей работой.

— А как Анна и Том?

— Хорошо, очень заняты, много работают. Так как ты познакомилась с Дугом и Малькольмом?

— Как-то вечером они зашли в «Старбакс»,[3] была как раз моя смена.

Подошел официант, они заказали ужин и напитки. Элис надеялась, что алкоголь снимет напряжение, которое висело в воздухе.

— Так как ты познакомилась с Дугом и Малькольмом? — спросила она.

— Я только что тебе сказала. Почему ты никогда не слушаешь, что я говорю? Они пришли в «Старбакс» и говорили о том, что неплохо бы найти соседа по квартире, а я как раз в это время работала.

— Я думала, ты работаешь официанткой в ресторане.

— Работаю. В «Старбаксе» в будние дни, а в ресторане по субботам.

— Похоже, на актерство у тебя времени почти не остается.

— Я сейчас нигде не занята, но хожу на мастер-классы и собираюсь на прослушивания.

— Что за мастер-классы?

— Там преподают метод Мейснера.

— А прослушивания?

— Телевидение и журналы.

Элис покрутила бокал с вином, сделала последний большой глоток и облизала губы.

— Лидия, а в целом какие у тебя планы?

— Я не планирую останавливаться на достигнутом, если ты об этом спрашиваешь.

Алкоголь возымел свое действие, но не то, на которое рассчитывала Элис, а наоборот: атмосфера начала накаляться, как всегда.

— Ты не можешь прожить так всю жизнь. Ты и в тридцать лет собираешься подавать кофе в «Старбаксе»?

— До тридцати мне еще целых восемь лет! Ты сама знаешь, что будешь делать через восемь лет?

— Да, знаю. В какой-то момент тебе не помешает стать платежеспособной, чтобы позволить себе такие вещи, как, например, медицинская страховка, кредит, пенсия…

— У меня есть медицинская страховка. И я могу начать зарабатывать как актриса. Многие люди так зарабатывают, знаешь, и гораздо больше, чем ты и папа, вместе взятые.

— Дело не только в деньгах.

— Тогда в чем? В том, что я не стала тобой?

— Говори тише.

— Не говори мне, что делать.

— Я не хочу, чтобы ты стала мной, Лидия. Я просто не хочу, чтобы в будущем у тебя не было выбора.

— Ты хочешь сделать выбор за меня.

— Нет.

— Я есть я, и это то, чем я хочу заниматься.

— Чем? Подавать в кофейне латте венти? Твое место в колледже. Эту часть жизни ты должна посвятить тому, чтобы научиться чему-нибудь.

— Но я учусь! Просто не сижу в какой-нибудь гарвардской аудитории и не извожу себя, пытаясь получить «А» по политологии. Я пятнадцать часов в неделю занимаюсь в серьезных классах по актерскому мастерству. Сколько часов в неделю занимаются твои студенты, двенадцать?

— Это не одно и то же.

— А вот папа думает иначе. Он за них платит.

Элис вцепилась в подол юбки и поджала губы. То, что ей захотелось сказать, было предназначено не для Лидиных ушей.

— Ты даже ни разу не видела меня на сцене.

Джон видел. Прошлой зимой он летал в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на нее в какой-то постановке. Элис не смогла выкроить время, у нее была масса неотложных дел. Но сейчас, глядя в полные боли глаза Лидии, она не могла вспомнить, что это были за дела. Элис была совсем не против актерской карьеры, но считала, что стремление дочери стать актрисой и нежелание получить образование в какой-нибудь другой области граничит с безответственностью. Если сейчас она не поступит в колледж и не получит диплом, то чем будет заниматься, если затея с актерством не удастся?

Элис подумала о презервативах, которые видела в ванной комнате. Что, если Лидия забеременеет? Она боялась, что в один прекрасный день Лидия обнаружит, что ее жизнь — цепочка несбывшихся надежд. Она смотрела на дочь и думала о впустую растраченном потенциале и зря потерянном времени.

— Ты не становишься моложе, Лидия. Жизнь проходит слишком быстро.

— Согласна.

Принесли ужин, но ни Лидия, ни Элис не прикоснулись к приборам. Лидия промокнула глаза льняной салфеткой с ручной вышивкой. Их разговоры всегда заканчивались ссорой, для Элис это было все равно что биться лбом о бетонную стену. Эти стычки не могли быть продуктивными, они умножали потери и, кроме боли, ничего не приносили. Ей хотелось, чтобы Лидия поняла, что она ее любит и желает только хорошего. Хотелось потянуться через стол и обнять дочь, но мешали все эти тарелки, бокалы… и прожитые врозь годы.