Она оставила ирландский свитер с орнаментом, ее подарок отцу на Рождество семь лет тому назад. В холодную погоду это был его любимый домашний наряд. Возвращаясь из университета, папа любил поскорее снять пиджак, галстук и надеть этот свитер. Он называл его своей второй кожей.

В его ванной Мария открыла медицинский шкафчик и вытряхнула из него таблетки от давления, витамины и капсулы рыбьего жира, которые он неизменно принимал каждое утро. Она с удивлением увидела полупустую баночку тайленола от артрита. «Он никогда не говорил мне, что у него артрит», — подумала она.

Это было еще одно новое и болезненное напоминание об их размолвке.

Мария также решила сохранить его лосьон после бритья. Отвернув крышку, она вдохнула тонкий, но знаковый запах, и на миг ей показалось, что отец снова рядом с ней.

— Папа, — тихо взмолилась Мария, — помоги мне разобраться, что делать.

Ей вдруг подумалось, что ответ нашелся. «Сегодня вечером на ужин следует пригласить отца Эйдена, Эльвиру и Уилли Михан. Именно отца Эйдена папа уверял, что у него именно та рукопись, которая была украдена из Библиотеки Ватикана, и что один из экспертов, которому он ее показал, заинтересовался только материальной ценностью документа. Именно Эльвире Лилиан сказала, что не виделась и не разговаривала с отцом в течение пяти дней перед его смертью. По счастливому совпадению, Эльвира и Уилли были знакомы с отцом Эйденом задолго до знакомства со мной».

Мария спустилась вниз и позвонила им.

— Эльвира, прости, что делаю это накануне, — извинилась она. — Но ты прекрасно разбираешься в людях. Не могу поверить, что папа не показывал рукопись хотя бы одному или двум из своих друзей. А ты с ними уже не раз встречалась. Хочу сегодня вечером понаблюдать за их реакцией. Было бы интересно знать твое мнение о том, что происходит. И, конечно, если отец Эйден захочет повторить сегодня вечером то, что папа сказал ему, им всем будет трудно признать, что папа ошибался относительно подлинности этой рукописи. Да простит меня Господь, я очень надеюсь, что ошибаюсь, но начинаю думать, что Чарльз Михаэльсон, возможно, как-то в этом замешан. Не забывай, что они с Лили бывали у нас вместе и демонстрировали свою близость. Я четко помню, что однажды папа отозвался о Чарльзе не очень лестно; и мне кажется, у Михаэльсона были большие проблемы то ли юридического, то ли этического плана.

— С удовольствием приду, — с чувством произнесла Эльвира. — И позволь облегчить твою участь. Я позвоню отцу Эйдену. Если он может прийти, мы его подвезем. Перезвоню через пять минут. Кстати, во сколько нам быть?

— В половине седьмого.

Через четыре минуты телефон снова зазвонил:

— Эйден будет. Увидимся вечером.

Днем Мария отправилась на долгую прогулку: собраться с мыслями и подготовиться к тому, что может произойти вечером.

«Четверо из тех, кому, вероятнее всего, папа показал рукопись, соберутся за его столом. Чарльз и Альберт уже спрашивали меня, нашла ли я письмо. Двое других могут сделать это за ужином. Грэг сказал, что папа говорил о рукописи, но не показывал ее. Ричард ни разу даже не упомянул о письме. Так или иначе, сегодня вечером они будут говорить об этом».

Мария прибавила шаг, чтобы размяться. Ветерок стал сильнее. Она почувствовала, как волосы, стянутые в узел на затылке, рассыпались по плечам. Слегка улыбнувшись, вспомнила, как отец однажды сказал, что ее длинные черные волосы напоминали ему о Бесс, дочери помещика из поэмы «Горец» Нойеса.

Когда Мария вернулась домой, Бетти сказала, что в ее отсутствие никто не звонил. Она сразу же позвонила в больницу и получила практически тот же ответ, что утром. Мама была в основном спокойна и о ней не спрашивала.

Пришло время одеваться. Похолодание заставило выбрать белую шелковую блузку с длинными рукавами и черные шелковые расклешенные брюки, что показалось Марии хорошим выбором для ужина. Инстинктивно она оставила волосы распущенными, снова вспомнив папино сравнение с Бесс, дочерью помещика.

Первым прибыл Грэг. Как только Мария открыла дверь, он обнял ее. Когда они распрощались в субботу вечером, его поцелуй был коротким и как бы пробным. Теперь он обнял ее крепко и погладил по волосам:

— Мария, ты хоть немного представляешь, как я беспокоюсь за тебя?

Когда она попыталась отодвинуть его, он сразу же ее отпустил. Мария легонько коснулась руками его лица:

— Грэг, для меня это так важно. Это так, но… ты знаешь все, что происходит. Папа был убит всего восемь дней назад. Мама заперта в психиатрической больнице. Я их единственный ребенок. Пока не закончится весь этот кошмар с судилищем мамы, я просто не могу думать о себе.

— И это правильно, — хрипло произнес он, — я хорошо это понимаю, но и ты должна понять, что, если тебе что-то понадобится, в любое время дня и ночи я прослежу, чтобы ты это получила.

Грэг помолчал, словно ему надо было перевести дыхание.

— Мария, скажу это раз — и больше не упомяну, пока ты не пройдешь через весь этот ужас. Я тебя люблю и хочу всегда заботиться о тебе. Но прежде всего хочу тебе помочь. Если психиатры в больнице поступят неправильно, то я найму самых лучших в стране специалистов, которые докажут, что у Кэтлин тяжелая форма болезни Альцгеймера, что она не способна предстать перед судом и что при хорошем уходе и присмотре не представляет угрозы для окружающих, так что ее можно отпустить домой.

Альберт приехал, как обычно, в машине Чарльза. Когда Грэг замолчал, они уже звонили в дверь.

Мария была безгранично благодарна им за вторжение. Она всегда знала, что Грэг был к ней неравнодушен, но лишь теперь полностью осознала силу его чувства. Также полно она оценила его решимость помогать ей. Его пылкость лишь усилила ее стресс, и это равно встревожило и успокоило ее. За несколько дней Мария начала понимать, что в последние годы постоянный страх за ухудшение состояния здоровья мамы и разочарование от связи отца с Лилиан эмоционально ее иссушили.

«Мне двадцать восемь лет, — думала она. — С тех пор как мне исполнилось двадцать два, у меня постоянно болит сердце за маму. За последний год я практически рассталась с отцом, которого боготворила. Поэтому жаль, что у меня нет брата или сестры, с кем можно было бы поделиться. Но знаю одно: надо добиться возвращения мамы домой, чтобы за ней ухаживала хорошая сиделка. Только потом можно будет думать о своей судьбе».

Об этом думала Мария, приветствуя Альберта и Чарльза. Она сразу почувствовала напряжение между ними. Чарльз, как всегда, хмурился, но теперь это было больше похоже на гнев. Альберт, обычно вполне приветливый, казался озабоченным. Мария быстро провела всех троих в гостиную, где Бетти приготовила холодные и горячие закуски. Прежде у них было традицией начинать с коктейля в кабинете отца, пока не накроют на стол. Марии показалось, что все поняли, почему в этот вечер они собрались в другой комнате.

Еще через несколько минут снова позвонили в дверь. Теперь это были Эльвира и Уилли, а также отец Эйден.

— Как я рада, что вы все смогли прийти, — сказала Мария, обнимая каждого из них. — Проходите. Все уже в сборе, кроме Ричарда.

Вскоре они оживленно болтали. Мария заметила, что всегда пунктуальный Ричард опаздывает почти на полчаса.

— Возможно, застрял в пробке, — предположила она. — Ведь обычно, как все мы знаем, по Ричарду можно сверять часы.

Вспомнилось вдруг, что Каллахан говорил о том, что готов принять важное решение. Марии было интересно, расскажет ли он об этом сегодня вечером. А еще у нее было странное чувство оттого, что Грэг вдруг принял на себя роль хозяина дома. Именно он предложил всем отведать нежное суши, приготовленное Бетти, и он же снова наполнил бокалы прекрасным мерло, которое так любил отец.

В дверь позвонили. Открыла Бетти. На пороге стоял Ричард. Улыбаясь, он сразу прошел в гостиную.

— Прошу прощения, прошу прощения. У меня была встреча, которая немного затянулась. Как славно быть снова среди вас, — говоря это, он смотрел на Марию.