Что ж. Если так, то с тех пор я здорово поумнела. Мне стоит быть благодарной Владу за урок. Пусть он и оказался таким жестоким.

– Надо ехать. Не то опоздаем на красную дорожку! И тогда зачем это все? – щебечет мама. Я улыбаюсь. За эти месяцы она несколько отошла, и я уже не переживаю за нее так, как раньше. Был период, когда я всерьез опасалась, как бы она не тронулась умом. Думаю, этим бы все и закончилось, если бы мы начали распродавать имущество. И дело тут вовсе не в деньгах. Просто это все… Будто часть ее самой. Не сумев реализоваться в профессии, мама столько любви вложила в наш дом! Всю себя вложила. Во все эти вещи, в стены, в наш сад… В общем, пусть. Я ни о чем не жалею. Только щемит немного где-то там, под ребрами.

В фотозоне мы с мамой надолго не задерживаемся. Все-таки после смерти папы не прошло еще и полгода. Мы хотим приобщиться к индустрии кино, а не нарваться на очередной поток осуждений. А еще, может, одним глазком увидеть его…

– Асия, повернись сюда, пожалуйста… И плечико вперед выставь. Отлично! – радуется в толпе один из фотографов. Машу рукой, а сама незаметно оглядываюсь. Внутри все дрожит. Почему-то только сейчас, Аллах, только сейчас в голову приходит вполне закономерная мысль, что Влад наверняка придет не один. И как будто специально, пока я не сумела как-то справиться с этим осознанием, он появляется на дорожке под руку с Симоновой. Толпа фотографов моментально переключается на вновь прибывших. Мы с мамой отходим, освобождая место.

– Пойдем, перекурим.

– Смеешься? Там Худой со своей плюс один. Это кто, кстати? – слышу разговор каких-то мужиков из аккредитованной на фестивале прессы.

– Ты че? Симонова. Не узнал? Ходит слух, что они вот-вот объявят о помолвке.

– Это случайно не из последнего рейтинга Форбса Симонова?

– Ага…

– Вот это повезло мужику – я понимаю. Она еще и симпотная.

Голоса отдаляются. У меня темнеет в глазах. Чудо, что не растягиваюсь на пороге театра – вот это были бы кадры!

Ч-черт. Что ж так больно-то? Что ж так… Аа-а-а!

Кто-то дергает меня за руку. Оборачиваюсь, часто моргая.

– Ты знала, что Владик встречается с этой ужасной женщиной? – шепчет мама.

– Угу…

– Кошмар! Тебе не кажется, что она чересчур вульгарная? Видела это платье? Похоже, оно держится на сосках.

– Ну, будем честны, там есть за что держаться, – истерично смеюсь и, заметив знакомых, бросаюсь обниматься. Что угодно, кто угодно… Лишь бы о них забыть.

Взгляд цепляется за собственное отражение в зеркальных панелях зала. Шеки пылают, глаза лихорадочно горят. Грудь интенсивно вздымается. Почему я думала, что выгляжу на все сто? Почему на фоне этой «чересчур вульгарной» женщины я кажусь себе серой мышью? И почему, мать его так, это действительно так больно?!

– Аська! Блин, смотрю – ты, нет… – звучит за спиной голос Басова. – Ты куда ломанулась-то?

– Да мы уже отфоткались. Не хотим мешать, – сиплю, каждым словом вспарывая тисками сжавшееся горло.

– А со мной? – улыбается на все тридцать два. – Ни одной фоточки ведь! Непорядок. Пойдем, а? 

Асия

А что я теряю?

Одарив маму извиняющейся улыбкой, беру Тёму под руку. Если уж и давать повод для сплетен, то такой.

– Ты офигенно выглядишь. Слушай, я хотел сказать…

– Лучше молчи, – отрезаю. – Все равно ничего не слышно, – добавляю, чтобы сгладить резкость. Нахмурившийся было Тёма вновь растягивает губы в белоснежной улыбке.

– Тогда потом, да? – касается моей щеки пальцами. И в этот момент я улавливаю краем глаза знакомые лица. Киваю, потираясь о них ласковой кошечкой.

– Пойдем? – зрачки Басова расширяются. Снова соглашаюсь кивком, глядя строго в его глаза.

Чтобы пройти на застеленные красной дорожкой ступеньки, неизбежно нужно пройти мимо Худякова и его бабы. Это может стоить остатков сил, но пустота внутри ревет о том, что оно того стоит. Гордо распрямляю плечи. Вскидываю голову. И плыву, сама того не осознавая, до боли вцепившись в локоть Басова. А в ушах на бесконечном репите – только бы не упасть, только бы не упасть!

– Добрый вечер.

Стоит нам попасть в поле притяжения друг друга, происходит нечто странное – атмосферное давление начинает стремительно меняться, образуя небольшие смерчи. Старательно их игнорируя, я, как ни в чем не бывало, шагаю дальше, но не могу отделаться от ощущения, что тупо стою на месте. Энергия Влада со страшной силой меня затягивает. Он как стихийное бедствие, да… Поддаться ему означает самой не стать. Он сломает меня, разберет на части, подчинит своей воле. Я не знаю, что рождает эту стихию. Знаю только, что попадая в нее, становлюсь безвольной и на все согласной, я самой себе не принадлежу. Он ловит мой взгляд, и мне, несмотря на все, что Худяков со мной сделал, хочется упасть на спину и завилять невидимым хвостом, выпрашивая его ласки.

Нет. Этому не бывать.

– Добрый вечер, Асия. Как дела?

– Все прекрасно. Спасибо.

– Артем! Асия… Посмотрите, пожалуйста, во-о-от сюда, – врывается в сознание настойчивый незнакомый голос. Машинально поворачиваюсь. Стрекочут направленные на нас камеры.

– И ножку покажи, Асия!

– Вы что, ребят, вместе?

По мере того, как Влад со своей спутницей отдаляется, ослабевает сковавшее меня напряжение. Машинально принимаю наиболее выигрышные позы, то спиной прижимаясь к груди Басова, то грудью – к боку. Может, это выглядит вызывающе. Не знаю. Сейчас мне все равно – мне тупо нужна опора.

– Асия, вы с Артемом встречаетесь?

– Без комментариев, – ухмыляется Басов. Но учитывая его сияющий вид, журналисты воспринимают это как «да». Плевать. В зал возвращаюсь, будто во сне. Церемонию тоже не очень хорошо помню. Кажется, на сцене по очереди появляются и Басов, и Худяков. Говорят какие-то речи. Что-то кому-то вручают.

Места Влада располагаются чуть левее. Я всерьез опасаюсь, как бы у меня не развилось косоглазие – так часто я на него кошусь. К его же поведению у меня ровно ноль вопросов. В отличие от меня, Влад не выпячивает наличие у него другой бабы. Но он улыбается ей и иногда наклоняется, чтобы что-то шепнуть на ухо. И заметным становится, что они близки. Просто с расстояния в несколько десятков метров заметно.

Если бы я могла дотянуться до собственных локтей, я бы их до костей сгрызла. А так лишь губы кусаю, да сильнее прижимаю к груди клатч, будто надеясь заткнуть им зияющую там дыру.

Наконец, официальная часть заканчивается. И наступает время фуршета, с которого можно со спокойной душой свалить. Я оглядываюсь в поисках мамы. Брожу среди толпы. Худяков со своей барышней дают очередное интервью. Его рука на ее бедре… Ровно в той его части, прикосновение к которой еще позволяет соблюсти видимость приличий.

– Ну, вот я тебя и поймал! Опять. Это точно судьба, – смеется Артем, подкрадываясь со спины и заключая меня в объятия. После фотоколла нам пришлось расстаться, потому что наши места были в разных концах зала. И признаться, общество мамы мне нравилось гораздо больше. Где-то тут еще должна была быть Чуранова, но мы почему-то так и не встретились.

– Думаешь?

– А как же! Что собираешься делать дальше?

– Сбежать.

Мой скользящий в пространстве взгляд в который раз спотыкается о Худякова. И как назло, в этот самый момент он прижимается к макушке своей бабы губами. В этом нет ничего показушного, да… Привычное этим двум касание. Нежное, мать его так. Деликатное. Значит, он только со мной вел себя как озабоченный псих? Потому что большего я была недостойна, так ведь?

– Давай убежим вместе, – предлагает Басов, с жадностью вглядываясь в мое лицо. – Я скучал, малышка. Пиздец как, я серьезно, Асия… Давай уже прекращать друг друга мучить, а?

Что-то я как-то не помню, чтобы он особенно мучился. Судя по его сториз, на которые меня иногда перекидывает, Тёма проживает свою лучшую жизнь. Впрочем, прямо сейчас моя боль до того сильна, что на его очередное вранье мне откровенно плевать.