Выхожу из нее с пошлым чваканьем и заканчиваю, поливая спину.

– Зачем?! Зачем ты вышел?! – взвивается та. Оборачивается, толкает меня в грудь, будто обезумев. Я отмечаю, что она даже не запыхалась, как обычно бывает, когда женщина прикладывает усилия к тому, чтобы кончить. Нет. На хрена? Для Шуры секс уже давно не удовольствие, а способ залететь.

– Затем, что я устал от роли племенного жеребца, Шур. Все. Хватит.

– Но ты же… Ты же хочешь детей! – лепечет та.

– Не уверен, – устало парирую. – У нас все по пизде идет, Шур. Втягивать в это мелких будет безумием.

– Ты что? Ты серьезно, Влад?! Я четыре года пытаюсь… Я…

– И только этим живешь! Все вокруг твоей беременности вертится. Где в этом я? Мы?

Глаза Чурановой наполняются слезами. Она закусывает губу, натягивая рукава шелкового халатика на пальцы. Мне ее жалко. Но я так больше не хочу.

– Ты же не бросишь меня?

– Мне надо идти. Потом поговорим.

– Нет! – Шурка бежит к двери и, расставив ноги и руки, перегораживает проход.

– Да блядь! Ну, на кой ты устраиваешь этот цирк?! – психую.

– Не хочу расставаться так. Это… жестоко. Ничего ведь не случилось, ну?! Ты озвучил свои аргументы, я услышала.

– Ага. Услышала, – закатываю глаза.

– Услышала! И я согласна сделать паузу, если ты так этого хочешь.

Чего я хочу – так это чтобы она перестала ломать комедию и позволила мне выйти.

– Устроим себе нормальный медовый месяц в Каннах. У нас же его не было. Только ты и я. Я люблю тебя, Влад. Так люблю… Никто тебя так не любит.

– Я в Канны еду работать, если ты не забыла. Два моих фильма представлены на фестивале…

– И я страшно тобой горжусь! Ты у меня самый талантливый, самый пробивной… – льет елей в уши Шурка, резко меняя тактику. Так всегда и бывает, когда ее истерики не срабатывают. Не мытьем, так катаньем – это про Шуру, да.

Кое-как от нее отделываюсь. Выхожу из дома. Ныряю в приоткрытую водителем дверь. Обычно я в дороге работаю, но Чуранова сбила мне весь настрой. И нет, у нас не всегда так, периодами. Сейчас как раз такой. Я, кажется, даже догадываюсь, почему Шура стала сходить с ума. Конечно, никаких подтверждений этим догадкам у меня нет, имя Асии в нашем доме под негласным запретом, но учитывая, что она также приедет в Канны, Шуркин страх вполне объясним.

И необъясним в то же время. Столько лет прошло! Что толку ревновать? Мы и четыре года назад не смогли бы остаться вместе, слишком много между нами стояло, а теперь уж и подавно. Настолько разные жизни мы проживаем. У нас не осталось ничего общего. Вообще. Пропасть, края которой мы старательно расталкивали, за последние годы достигла таких масштабов, что я уже даже не пытаюсь рассмотреть, что там – на том краю обрыва. Я не смог бы ее вернуть, даже если бы сумел простить. Просто потому что она опять умудрилась сигануть на голову выше. Теперь у нее есть все: признание, перспективы, деньги и статус звезды первой величины. Которая рождается хорошо если раз в пару десятков лет. Как Мерлин Монро, Софи Лорен или Анджелина Джоли в свое время. А я, наверное, всегда знал, что так будет. И, может, даже именно поэтому с таким остервенением ее от себя отталкивал. Потому что она, один черт, когда-нибудь сама бы от меня ушла.

Это глупо, да… Но я горжусь ей, словно имею на это какое-то право. Отслеживаю ее работы. И если попадается какая-то новость про Асию – я обязательно прочитаю, что пишут. Впрочем, вряд ли я, даже если бы очень того хотел, мог этого избежать. Слишком громко звучит ее имя. И слишком редко Асия дает поводы посудачить, ведя крайне закрытый образ жизни. Даже в свет выходя редко, но так метко, что к ней моментально приковывается внимание всей мировой прессы.

Свои соцсети Асия не ведет. Ну, то есть у нее есть соцсети. Однако в них от нее настоящей ничего нет. Только редкие видосы со съемок или рекламные постеры к новым фильмам. И как подачки – редкие кадры с каких-то праздников и красных дорожек. Даже фото пейзажей нет, по которым можно было бы определить, где она находится территориально. Ни-че-го. Она – главная загадка Голливуда. Впрочем, учитывая, что за четыре года Асия снялась в семи картинах, может, у нее тупо нет времени что-то постить.

Звонок отца прерывает поток воспоминаний, что на меня обрушились. Последние пару лет он живет в захудалой деревеньке на Лазурном берегу, полностью отойдя от дел. Рыбачит, ходит в гости к соседям, много гуляет. И если бы не постоянное нытье по поводу внуков, можно было бы смело сказать, что мой батя проживает свою лучшую жизнь.

– Привет, пап. Я все так же считаю, что тебе не нужно ехать за нами в аэропорт. Нас будет встречать водитель, – сходу беру быка за рога, уже примерно догадываясь, зачем он звонит.

– Вообще-то я по другому поводу.

По тону отца понимаю, что дело серьезное. Но, не желая отвлекаться, все равно с надеждой интересуюсь:

– Это не подождет до завтра?

– Да это вообще не телефонный разговор! – психует он. – Но…

– Но?

– Я боюсь, что он не терпит отлагательств. Помнишь, я тебе рассказывал о своих соседях?

– У тебя их целая куча, о ком из них наш разговор?

– О мелком, который однажды забрел ко мне на участок.

– А-а-а. Кажется, тебе потом пришлось отпаивать коньяком его мать?

– Бабушку, как оказалось.

– И? Что на этот раз? Он опять потерялся? – недоумеваю я.

– Нет. Не в этом дело. Я же говорил, да, что он мне напомнил тебя в детстве?

– И? Слушай, па, ты ж не заделал кому-то ребенка на старости лет? – изумляюсь я, никак иначе не в силах объяснить отцовской нервозности.

– Я – нет. Господь с тобой! Но… Влад, я тут узнал… кто мать этого ребенка…

– Надо полагать, это какая-то наша общая знакомая?

– Это Асия. Юсупова. И этот парень… Влад, он просто твоя копия.

В глазах темнеет. Картинка трескается, осыпается пикселями под колеса. Я резко выкручиваю руль и под оглушительные сигналы других водителей паркуюсь, прижавшись к обочине.

– М-м-м. И? Сколько ему, говоришь, лет? – сиплю я

– Три, Влад. По срокам все сходится.

– Сходится, – передразниваю отца, – ты что, нам свечку держал, бать?

Зачем-то огрызаюсь, да. А сам хаотично прикидываю в уме, могло ли такое случиться. Мы порой трахались без резинки. Но у нее были месячные, я точно помню. Потом была долгая пауза. И лишь один единственный раз, когда я залез на нее после. Без защиты, да. Но кончил я в то место, из которого совершенно точно дети не родятся. Собственно, это и стало финальной точкой в наших недоотношениях. Впрочем, прерванный акт – не стопроцентная защита, и… Что? Она могла от меня родить?

Отупело растираю лицо ладонью.

– Не держал. Но эта девочка… Асия… Мы же с ней до этого не встречались. А как она меня увидела, Влад, бежала так, что только пятки сверкали. Чего бы ей так на меня реагировать, если я – чужой человек?

– Наверняка этому есть какое-то объяснение. Скорее всего, это вообще не ее ребенок. Пап, она снималась нон-стопом, когда ей было рожать?

Озвучиваю позиции из списка «почему этого не могло быть», в котором, надо признаться, гораздо больше пунктов, чем в обратном. Но сердце все равно колотится о ребра, как обезумевшее. И кровь в голове шумит, застилает глаза алым.

Могла ли она забеременеть от меня и ничего не сказать?

Могла ли… посметь лишить меня самого важного? Так подло по мне ударить?

А почему нет? Что бы ей помешало? 

Асия

– Может, ты все же пойдешь со мной? – предлагаю в который раз матери, но та лишь качает головой, продолжая беситься с моим сыночком. Артур визжит, хохочет и бегает туда-сюда, выпрашивая, чтобы бабушка опять подкинула его к потолку. Арчи довольно крепкий парень. Так что маминых сил хватает всего-то на пару раз, что, конечно, совершено недостаточно, по мнению маленького непоседы. Он настойчиво требует еще, и еще. Настойчивость – второе имя Артура.