Что я делаю? Стефан уже признался мне, что не горит желанием спать с Лейси, а я еще больше отвращаю его от этой мысли. Но ведь это нужно в первую очередь мне. Мне нужна правда. Правда, а никакой не Стефан. Ведь верно?

— Так, ладно. И что после этого твой брат?

— Кинул серфинг на пару недель. Пил, жалел себя, — закатываю глаза. — Все стандартно. Потом опомнился, вернулся, но по-прежнему-то не стало. Что-то сломалось, Эммерсон стал все больше перетягивать ребят. Джеймс начал сдавать позиции, а еще через месяц решил уйти из компании. Сказал, что больно видеть этих двоих. Да и ребята, по его словам, «двигались не туда».

— То есть он совсем не появлялся больше на вечеринках и собраниях?

— Нет, насколько я знаю. Ему хватало друзей в университете, он даже начал интересоваться мотоспортом. Ну, там, прыжки всякие, ты наверняка лучше меня знаешь. Но я не успела посмотреть на это: он слишком быстро уехал. Проще говоря, у Джеймса сменилась тусовка.

— И вдруг в ночь гибели Энди он оказался на маяке.

— Сюрприз, — развожу я руками. — Лейси прибежала к нам на следующий день, ломилась в двери, просила Джеймса спуститься, но так ничего и не сказала. Кроме того, что он был на маяке. Она выглядела какой-то полоумной. И я, памятуя об Эммерсоне, начала копать. И сразу вышла на него в больнице. Этот инцидент не скрывали.

— Полиция спрашивала тебя про Энди?

— Нет. Я вообще о нем узнала от Эйдана недавно. Мы не были знакомы.

— Вот как вижу случившееся на маяке я. Роджерс уехал в пятницу, разбился в субботу. Скорее всего, они всей тусовкой ночь напролет зажигали у Эммерсона, едва стояли на ногах. А потом кто-то на спор подбил всех покататься в шторм. Типа кишка тонка. Кто-то отказался, не побоявшись прослыть слабаком, но не новенький, неказистый парень, ищущий благосклонности Зака. Это был его звездный шанс. Покори он штормовые волны — стал бы героем. И Энди заплыл на рифы, скорее всего не один. За это время кто-то умный и, вероятнее всего, трезвый, кинул sos единственному человеку, который мог угомонить этих идиотов: твоему брату. Не знаю, что было дальше и почему он решил, что в ответе за гибель Эндрю, возможно, потому, что пытался оказать ему помощь, поломал ребра, но кроме этого ничего не добился. Тогда он, видимо, обвинил во всем Эммерсона и надавал ему. А дальше случилось то же, что на вечеринке у Масконо. — Грустно улыбается Стефан и берет меня за руку. — Серфингисты разбежались и затаились, беспокоясь только о собственных задницах. Пьяные, обдолбанные трусливые идиоты. Они бросили пострадавшего приятеля. Поэтому полиция и не допрашивала никого по делу Энди. Я почти уверен, что именно твой брат привез Эндрю в больницу, сдал на руки врачам. А потом, пока им было не до личности таксиста, взял вещи и сбежал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему ты считаешь, что в больницу доставил Эндрю мой брат?

— Потому что единственный, кто позаботился о Питере Аштоне у Масконо, — ты. Едва ли у вас с братом сильно разнятся представления о порядочности. Одни родители на двоих все же.

— Но ничто из этого не отвечает на вопрос, почему он считал, что это он виноват!

— То есть Лейси? — спрашивает Стефан с заметным напряжением.

Я отвожу глаза.

— Стеф, я тебя поняла. Ну, то, что ты пытался мне сказать. Но… все очень сложно. Если мы говорим сейчас начистоту, то я… Я просто хочу с тобой целоваться сутки напролет. Пока это все. И я не знаю, может ли это измениться, пока я понятия не имею, что будет с моей жизнью в ближайшие месяцы. Я даже по-своему рада, что теперь осознала отсутствие перспектив в отношении Докери. Это хоть что-то упрощает. И станет еще проще, если я, наконец, узнаю, что натворил мой брат!

— Я тебя понял, — кивает Стефан. — Давай целоваться сутки напролет.

Моргнув от неожиданности, я недоверчиво смотрю на него.

— Давай, — говорю.

Он плюхается на кровать лицом ко мне и хлопает по соседней подушке.

Стараясь не обращать внимания на то, что это очередной случай «из ряда вон», которых нынче у меня прибавилось примерно с нуля до ста процентов, я делаю то, что говорит Стефан. Мы подтягиваемся ближе, касаемся друг друга губами… и тут выясняется, что это совершенно неудобно, когда кровати разные. В итоге Стефан перетаскивает меня к себе. Места маловато, мы лежим очень близко. Какое-то время вместо поцелуя он гладит мою скулу большим пальцем. Отвернуться невозможно: только смотреть или в глаза, или на его губы. И ничто из этого не безопасно. Наконец он подтягивает мое лицо ближе и целует вновь. Долго, мягко, утешающе, вливая таким образом свое тепло в мое промерзшее от страха тело.

— Если мы правда будем целоваться сутки напролет, — бормочет мне в рот Стефан. — То у тебя потрескаются губы. И ты будешь ужасно мучиться от собственного несовершенства. Поэтому я могу тебя целовать так. — Он целует мой подбородок. — И так. — За ухом. — Или так, — в ключицу.

— Я скажу тебе, когда губы заболят. Продолжишь с вариантами.

— Хорошо, — усмехается он.

Первое, что я вижу, проснувшись, — лицо Стефана прямо перед глазами. Когда я говорила, что он слишком хорош, то ни капли не погрешила против истины. Он просто образцовый пример плохого мальчика, который обязан сводить с ума хороших девочек. Начиная от сигарет и мотоцикла, заканчивая отвратительной репутацией. Не странно, что на нем гроздьями виснут девицы, которых от его дома гоняет старушка Лейси. Странно, что сейчас он спит рядом со мной одетый, исполняя идиотское желание целоваться сутки напролет. Спорю, сам бы он предпочел вовсе не целоваться.

Едва я, кстати, размыкаю губы, как их пронзает боль. Действительно появились трещинки, а значит, поцелуи в ближайшее время мне не светят. Хотя в голову так и лезут картинки досуга, для которого целоваться необязательно. Я сажусь прямее и, не зная, что еще делать, нахожу наше местоположение по картам. Из приложения, которое стоит в моем телефоне уже, кажется, вечность, мне падает извещение о прогнозе.

— Стеф, — зову я, тормоша его за плечо. — Стефан, вставай. Надо ехать.

Он мычит и отбивается. А еще обзывает меня садисткой.

— Поехали, — говорю со смехом. — Тебе понравится.

Вчера мы доехали до самого Сан-Хосе, а это означает…

— Вставай, говорю, мы меньше чем в часе пути от «Маверикса», а сегодня идеальный свелл. Поверь, это даже зрелищнее, чем «Гост Триз» [ «Гост Триз» — самая опасная волна Калифорнии, расположенная чуть южнее. Высота волн также достигает 25 метров. Основной ее опасностью являются участки бурлящей воды, а также торчащие над поверхностью валуны].

На этот раз Стефан чуть не подпрыгивает.

— Ты кататься там собралась, сумасшедшая?

— На Мавериксе? Да ты шутишь… Просто… это нужно увидеть каждому, Стефан. Ты даже не представляешь, что это за монстр! Когда я в прошлый раз была там, у одного парня случился вайпаут и его еле-еле спасли. Я сяду за руль.

Я понимаю, почему он так равнодушен. В США такие волны есть только в Калифорнии и Майами. Не уверена, что поддерживаю бигвейв-серферов, готовых лететь через полмира, чтобы поймать свою волну или погибнуть, но даже просто увидеть всю эту мощь определенно стоит. Тем более когда мы так близко. Это завораживает, притягивает и заставляет задуматься о действительно важном. А мне это сейчас очень нужно.

За руль я сажусь сама, и на этот раз Стефан не возражает. Но когда я даю газ, он хватается за дверную ручку и говорит:

— Воу, полегче, Звездочка.

Спустя час, ибо пришлось заехать за едой, я паркуюсь поблизости от «Пиллар Пойнт Марш» и достаю из багажника плед. Потому что еще по прошлым визитам помню, какой холодный здесь ветер.

Черные водяные монстры видны издалека, и Стефан присвистывает еще на подходе. Мне даже немного жаль, что он не увидел их впервые с расположенного напротив пляжа. С другой стороны, девятиэтажный дом не так-то просто спрятать.