— Да, это правда, — ответила доктор.

— А вы… можете? — спросила она.

Золотце, что ты делаешь? Зачем ты задаешь такие вопросы? Не делай этого с собой. Не делай этого со мной. Только не тогда, когда ты уже все решила.

Я хотел прикрыть ей рот, остановить ее, чтобы мы не узнали слишком много. Это только все усложнит. Я хотел все это ей сказать, но мой рот как будто застыл, слишком пересох, чтобы говорить.

— Я могу, — сказала доктор Сай, посмотрев на нас. — Вы хотите послушать?

Нет, Ли! Скажи ей «нет»!

— Да, — ответила она дрожащим голосом.

Наконец, ко мне вернулся голос, но он был невероятно натянут.

— Золотце…

Но было слишком поздно. Доктор повернула машину к нам, указывая на точку на экране.

— Еще сложно различить, но вот это плодная оболочка, а это, то, что моргает на экране, это и есть сердцебиение.

Я понятия не имел, что такое плодная оболочка, но точно понял слово «сердцебиение». Она была права, что различить было сложно, но я точно видел, как оно моргает. Оно моргало очень быстро, как если бы вы пытались убрать пылинку из глаза. Я даже попытался сосчитать их, но это происходило так быстро, что я сбился со счета.

— Оно и должно биться так быстро? — спросил я, внезапно забеспокоившись.

Доктор Сай кивнула.

— Да. Это означает, что сердечко крепкое.

Я должен был отвести взгляд от монитора и посмотреть на Ли. Ей тоже было тяжело оторваться от экрана. Она немного подвинулась к машине. Как будто думала, что так она будет ближе к этому, хотя то, что мы видели, происходило внутри нее. Ли начала было подносить пальцы к экрану, но остановила себя на полпути. И когда я это увидел, одинокая слезинка скатилась по ее лицу. Знал, что теперь она приняла решение. Ей не нужно было мне говорить, я это просто видел. Я видел это в том, как приоткрылись ее губы, в том, как расслабилось ее лицо, впервые за долгое время.

— У меня будет ребенок, — пробормотала Ли, улыбаясь и плача одновременно.

Этот смех заставил меня почувствовать слабость в коленях, и я ничего не мог поделать, кроме как улыбнуться в ответ. Решение принято. Пути назад нет. Слова отца прокручивались в моей голове снова и снова. Ничто так не докажет, что я мужчина, чем то, как я поведу себя в этой ситуации. Он был прав. Время быть мужчиной.

— Нет, Золотце, — сказал я, вновь целуя ее руку. — У нас будет ребенок.

Ли

— Значит, вы, ребята, сделали это? — спросил Брайан, потягивая пиво. Он единственный из всех сидящих за столом, все еще не мог до конца поверить. — Я имею в виду… ребенка. Вы двое, — он указал на нас пальцем. — Как-то это чертовски невероятно.

— Чертовски невероятно? Не знаю… может быть.

Удивительно? Определенно.

Мне кажется, я больше потрясена самим фактом беременности, нежели тем, кто отец ребенка. Если уж на то пошло, то, что отцом стал Шейн, было одним из успокаивающих факторов в этой ситуации.

— Ребята, вы хоть понимаете, что уже не сможете потом от него избавиться? — спросил Брайан вполне серьезно.

— Ты идиот, — услышала я, как Холли ответила за всех нас.

— Эй, я просто хочу, чтобы они осознали, что это на всю жизнь. Не стреляй в того, кто просто сообщает новость! — Брайан вскинул руки.

Это происходило двумя неделями спустя, когда в пятницу вечером мы все сидели за столом в баре, в котором это все началось. Как и всегда по пятницам мы собирались в баре. Только сегодня вечером мы не слушали, как Холли и Эдди обсуждали свадьбу, или как Брайан отпускал комментарии о девчонках в баре. Сегодня темой разговора был ребенок.

— Мы это уже поняли, — сказал Шейн, отпивая пиво. — Хотя… спасибо за предупреждение.

— Я просто сказал, — ответил Брайан.

Я посмотрела на Шейна и увидела, как он ухмыльнулся. Он взглянул на меня и подмигнул, как в старые добрые времена. Я посмотрела вокруг, на стол, на наших друзей, на бар, на улицу снаружи. Жизнь вокруг меня не изменилась, но мне казалось, что я жила в совсем другом мире.

Например, передо мной стакан имбирного эля, а не пиво. И не надо забывать, что моя грудь не прекращает чесаться, а джинсы врезаются мне в живот больше, чем раньше. И по каким-то причинам я не переставала хотеть уксуса. Все это было для меня так очевидно, но мои друзья оставались в блаженном неведении. Они всего лишь выпивали. Джинсы Холли не причиняли ей неудобств, и никто из них даже не думал о еде. Что бы я не отдала сейчас за порцию картошки фри...

— Я думаю — это здорово! — весело сказала Холли.

Когда я сказала ей о моем решении сохранить ребенка, она была… удивлена. Только потому, что слышала все те же аргументы, которые я приводила Шейну, снова и снова. Но, когда я объяснила ей, что произошло у врача, когда я увидела на мониторе сердцебиение малыша, то поняла, что не могла избавиться от него. Я почувствовала, как мое сердце начало биться быстрее, пытаясь соответствовать тому, что на мониторе. Честно говоря, это сложно объяснить. Это было слишком сильное чувство, чтобы его можно было передать словами. Я думаю, что именно это заставило Холли понять, что я не могла объяснить нахлынувшие эмоции, которые пережила у врача. Это было слишком огромно, чтобы передать.

В то время я ничего не хотела больше, чем защитить это маленькое сердечко и удостовериться, что оно останется в безопасности. Я хотела, чтобы оно становилось больше и сильнее. Чтобы оно росло здоровым и счастливым. Я никогда еще ничего так не хотела. И мне хотелось, чтобы это была я, кто сделает все это возможным. Это произошло так быстро и без предупреждения. Я посмотрела на Шейна, чтобы попытаться это объяснить, но он уже все знал. Он видел, как это произошло. Он не стал спорить или задавать вопросы о принятом мною решении. Шейн просто принял на себя ответственность длиною в жизнь, которую я только что возложила на него.

Холли заплакала, а это бывает редко, затем сразу стала задавать вопросы и планировать.

Когда ты скажешь на работе?

Какие у вас с Шейном планы?

Вы уже думали об имени?

Все вопросы были разумными, но ни на один из них не было ответа. И все еще их не было.

С той встречи у врача прошло две недели. Две недели прошло с тех пор, как я приняла решение, которое изменило наши жизни. Две недели, как мы пытались вернуться к нашему прежнему распорядку. И не то чтобы мы об этом не разговаривали. Шейн писал и звонил каждый день, интересовался, как я себя чувствую, спрашивал про утреннюю тошноту, стало ли хуже или лучше. Слава Богу, я не слишком сильно страдала от этого, и длился токсикоз недолго. Но мы обсуждали только медицинский аспект беременности. Мы не обсуждали, что на самом деле ребенок значил для нас. Это было единственным удручающим моментом в этой ситуации. Не то, что мы ждали ребенка, а то, что мы ждали ребенка. Рано или поздно это изменится. Откладывать это станет все сложнее, особенно когда появится живот. И учитывая, как уже мне неудобно в этих джинсах, это случится довольно скоро.

— Ты уже сказал родителям? — спросил Эдди, потягивая через соломинку свой напиток.

Все присутствующие обратили свои взгляды на Шейна. У меня были не очень хорошие отношения с матерью, я не особо ожидала от нее помощи или радости по поводу ребенка. Только если ребенок не придет к ней с подарком в виде бутылки с выпивкой. Я очень хорошо усвоила, что не могла рассчитывать на нее, пока росла. Но отказалась жалеть себя из-за этого. Это сделало из меня того человека, кем я являлась сейчас. И я гордилась этим. Я всего добилась сама. Это было тяжело, но стоило того. И я хотела удостовериться, что мой ребенок через это не пройдет.

Родители Шейна — это совсем другая история.

Я любила его родителей, и они всегда были очень дружелюбны ко мне. Как только мы с Шейном сблизились, мне уже не приходилось проводить каникулы в своей квартире в одиночестве. Абель и Шарлотта Карлайл всегда удостоверялись, что за столом было место для меня. Они много раз приглашали меня в свой дом в Джорджии, и я их обожала за это. Абель даже предоставил мне мое первое место для стажировки в юридическом отделе в его фирме. Этот пункт в моем резюме помог мне устроиться на мою первую настоящую работу.