Два года тому назад обер-лейтенант получил повышение после успешного рейда по приграничью. Из его людей половина была ранены, но никто не погиб. Несколько разгромленных банд, уничтоженные склады с контрабандой и зачищенное гнездо местных сатанистов. Получив звание гауптмана и новую роту, превратил свое подразделение в эффективный инструмент для решения любых задач, не потеряв при этом ни одного солдата. Шестерых комиссовали из-за полученных ранений, но похоронки никогда не подписывал. Драл с подчиненных три шкуры, делил с ними сухпай, зачастую спал под одной шинелью на срочных выходах в поддержку пограничников. Во время грандиозной пьяной драки в Лугоже выдергивал загулявших идиотов, заработав извилистый ножевой шрам на левом виске. Потом лично бил рожи, однако военной полиции никого не сдал. И теперь — любой из унтеров мог поклясться, что парни из роты отдадут не задумываясь жизнь за своего вождя. Подождите совсем чуть-чуть — скоро Август получит сначала майорские погоны, а потом и оберст-лейтенанта. Тогда в подчинении у него будет уже не просто штурмовая рота, а целый батальон. И чертям в аду станет тошно, если мальчики Шольца заглянут в гости.

Перевернув очередной лист, гауптман поморщился. Газетчики пишут всякую дрянь. Выдумали же: Союз Четырех! С каких пор Порта может претендовать на мировое признание? Даже Италия на побегушках, в качестве временного союзника и буфера между Рейхом и франками. В новом походе главную скрипку будет играть рейхсвер и добровольческие силы русского императора. И еще Черноморский флот в качестве прикрытия от возможных каперских наскоков британцев. Но — Порта?

В остальном, настроение у Августа было приподнятым. Удачно удалось во время ротации в штабе протолкнуть идею с включением его головорезов в третий Баварский корпус. Опыт дальних рейдов и отличная подготовка солдат сыграли свою роль. Ну и отец постарался, замолвил где надо словечко. Жаль, дед умер в прошлом году и собственными глазами не увидит, как семейный штандарт взовьется над новыми землями. Но самый молодой гауптман первого батальона знал, что Риггер фон Шольц с небес обязательно присмотрит за внуком в будущих сражениях. Он так обещал. А Шольцы слов на ветер не бросают.

Поправив фуражку, офицер шагнул вперед и занял свое место перед марширующей ротой. Настала их очередь грузиться. Завтра утром снимаются с якоря — и здравствуй, Африка. Мы пришли вонзить тебе в глотку тевтонский меч. Как сказал император: «Наследники Нибелунгов обретут славу и землю». Ради этого стоило пролить кровь.

До станции Сергия подвез все тот же дед Михась. Мало того, Пахом Никифорович с ним пошептался и возница не взял ни копейки, пробубнив что-то про «соседям помогать надо, соопчество завсегда хороших людей поддержит». Чуть отдохнувший за ночь некромант сидел сбоку от старика, отдуваясь после обильного завтрака и щурился на июньское солнышко. Хорошо еще, что выехали достаточно рано, не припекало. Самая жара будет уже потом в вагоне, пока же: птички поют, кузнечики в высокой траве орут, ветерок листьями играет. Видишь, как мир вокруг живет и ощущаешь чувство дикой радости: выжил назло всему! На грани стоял, в Тьму сходил и вернулся, а теперь — хочется петь во все горло и Уральский хребет с места сдвинуть. Правда — не сейчас, ноги что-то слабо держат. Чуть позже, как оклемается.

Михась косился на пассажира, но особо о визите к ведьме не спрашивал. Может, староверы отсоветовали. А может седина и измученный вид лучше любых разговоров показали, каково было у Горькой Марты гостить. Но молча сидеть было скучно, поэтому Сергий без особо внимания слушал про захромавшую кобылу, битых на ярмарке цыган и свояка шурина, потерявшего последнюю совесть. Дерет за мед липовый с родни втридорога и даже скидку не выпросишь. Самому говорить совершенно не хотелось, поэтому парень лишь в нужных местах поддакивал или хмыкал. Где нужно — одобрительно, а про шурина — сочувственно, даже языком поцокал. Старику этого более чем хватило и когда добрались до вокзала, так стали почти друзьями.

— Ты если снова к нам в гости поедешь, так к обеду старайся. Я, почитай, каждый день туточки. В лучшем виде все сделаем! И любой груз с почтового вагона помогу перекидать. Телега-то сдюжит, не сумлевайся! Вон, господин Зевеке всегда со мной катался и не жаловался!

— Спасибо, Михась. Запомню и при оказии обязательно тебя найду. Вот, держи целковый.

— Вот еще! Я Пахому сразу сказал, что так сладим все, без оплаты! Чтобы я…

— Так не себе, внукам. Липового меду купишь, как хотел. Пусть свояка жаба задавит, раз родню забыл.

Старик помялся, но деньги все же взял. Ведь не себе — внукам.

Попрощавшись, Сергий пошел к кассам. Глянул расписание, нашел нужную строку и наклонился к приоткрытому окошечку:

— Мне до Великого, с пересадкой в Старой Руссе.

Взяв билет, глянул в широкое окно. Федор уже сидел на крыше церквушки и чистил перья. Потянулся к нему внутренним взором, ощутил слабый теплый отклик. Мертвая птица убедилась, что хозяин нормально выбрался с болот и теперь собиралась своим ходом отправиться следом. Где галок погоняет, где мяса раздобудет. Для поддержания своего зомби-существования ворону вполне теперь хватало обычной пищи: червей, мошек и прочей мелочи. Может где будет удачлив и белку или мышь завалит. А специально приготовленные некромантом трупы — это уже деликатес. Этим за какую-нибудь серьезную работу побалуют.

С перрона донеслась трель свистка: станционный смотритель давал знак ожидающей публике, чтобы отошли от края платформы. Издали в ответ долетел рев гудка. Пассажирский Тверь-Великий Новгород подъезжал к Кневицам. Если все будет нормально, то после обеда Сергий уже будет дома.

***

Когда Макаров появился в библиотеке, Малахий Венедимович поначалу потерял дар речи. Долго разглядывал парня из-под кустистых бровей, потом тихо спросил:

— В комнату-то спуститься сможешь? Или здесь где посидим?

— Смогу. Это я снаружи изрядно пожеван, внутри все нормально. Просто устал сильно.

— Тогда иди, я кипяточку прихвачу и скоро буду.

К чаю оказались каменные печатные пряники, которые можно было размачивать и потом осторожно по кусочку отколупывать. С душистым черным обжигающим напитком — божественно!

— Нормально хоть съездил?

— Отлично, Малахий Венедимович. Спасибо вам за науку и предупреждения. Жив остался, а Марта окончательно нас покинула. Чуть пепла осталось, но все — сама, без моей помощи. Перестаралась, когда козни строила.

— А ты?

— Мне надо будет недельку отлежаться. Но сам жив, здоров, все свои проблемы решил. То, что Герман Ерофеевич мне в наследство оставил, теперь смогу использовать.

Обрадовавшись, библиотекарь порылся в кармане, добыл оттуда «мерзавчик» и, отсалютовав молодому некроманту, аккуратно выпил. Занюхал пряником, погрозил пальцем:

— Ты теперь не суетись! У нас хоть церковники больше свои личные проблемы решают, но вокруг поглядывают. Если начнешь силу сдуру где применять, так тут же захомутают. Одно дело — все подарки от Германа освоить и уверенно использовать. И совсем другое — какую нечисть прихлопнуть с таким шумом, что у детинца крышу сковырнет.

— Делать мне больше нечего, кроме как с флагами по главной площади бегать и кричать о талантах… А про крышу — что-то вроде было такое. Не напомните?

— А что напоминать? Просто все. Когда твой учитель еще студиозусом был, пригласили его зверушку на чердаке в княжеских палатах отловить. Фокусники приезжали, дрянь иноземную в клетке показывали на потеху публике. А в детинце всяких заклятий защитных, как блох на собаке. Вот клетка и хрупнула. Зверь на улицу удрать не смог, на чердаке отсиживался. Позвали некроманта, чтобы продемонстрировал, чему в университете учат. Герман и дал жару. От нечисти даже дыма не осталось. А половину крыши пришлось перекрывать — ее сдуло в реку. Княже потом хвастал при случае, какой сильный у него ведун есть, любую заразу искоренить сможет. Но больше не приглашал, побаивался. Да и поводов вроде не было.