— Но почему? Я вас так хочу, что мозг отшибает. Давайте хоть один разочек. Ну пли-и-из, всю жизнь буду всевышнего благодарить. Мемуары напишу. Хотя бы один поцелуй. Вы ведь тоже хотите, сами втирали о взаимной симпатии. Так будьте мужиком, а не балаболом, сделайте уже это.

Он смотрит на мои губы. Долго, неотрывно, и мои слова обретают статус правды. Мне действительно отшибает мозг выстрелом в упор, снаряд, замешанный на запахе сигарет и муската. Вот оно, его шутка затянулась, обернулась фатальной истиной, сию секунду всё всерьез, уверена, его взгляд огнем печёт мне рот дотла. Он медленно, словно неохотно, поднимает глаза. Финал истории. В этом человеке моя погибель. Я встряла, у пропасти на краю, заворожена, его черноте нет дна, она стирает шум коридора вместе с институтом, городом, страной и материком. Плывет пол и стенд под лопатками, и его рубашка моя единственная опора, сжимаю крепче, девочку разматывает магнетизм, тяжелый и темный, он толкает к пороку во мрак.

Начала с насмешки

а теперь

жду поцелуй.

— Ладно, — его шепот, словно из-под обвала, с адского дантовского прелюбодейского кружка. — Прям щас трахну, если так просите. Женщинам отказывать грех. Только целоваться не будем, не обижайтесь.

Он ныряет ладонями мне под платье, бормочет "в чулках в минус десять, дура", и вдруг слышу звук рвущейся ткани. Белье врезается мне в кожу, боль вытравливает желание вкус мужских губ узнать, выворачиваюсь и паникую:

— Уберите руки, я пошутила!

— Зато я не шучу, — он сдирает с меня тонкие бесшовные мини и отбрасывает в сторону.

— Ребят, а что по углам ныкаетесь? — прилетает едкий вопрос и мы поворачиваемся на голос. — Устроились бы сразу у ректора на столе, там удобнее.

Смотрю на Егора. Изогнутый фейс, кардиограмма желчи, яда и злобы. Опирается плечом на автомат, ноги крестом, носком ботинка стучит по полу.

Я терпеть его не могу, но он вклинился такой необходимой паузой, восстанавливающей дыхание. А следом приходит новая мысль, что если бы он не лез в чужие, и так сложные отношения, я бы тут щас не стояла, как снеговик без трусов, и не горела, как снегурка, доигравшаяся с костром.

— Это все из-за тебя, стукачила, — одергиваю платье и ныряю под рукой Аверина. Кручу пальцем у виска. — Буковки из газет вырезать, на бумажку клеить, ты серьезно? Так тебе не на журфак, а в садик детский дорога, Егор. Там оригами делать научат еще. Будешь самолетики, кораблики складывать, дебил.

— Крис, у тебя тоже на панели больше шансов, чем в институте, — он перебрасывает в руках бутылку минералки, чертов жонглер. — Пап, ты ее до сих пор не послал что ли? Она же халтурит, бревно бревном.

— Егор, фильтруй базар, если отхватить не хочешь, — Аверин наклоняется, поднимает мятую анонимку. — Я же тебя спросил: ты написал? Нагадил, а признаться жим-жим?

— Я ничего не писал, — отрицает Егор. — А даже если бы… — продолжение его фразы тонет в звонке на пару. Егор ждет окночания трели. Повторяет. — А даже если. Я в чем-то соврал? Невинных оклеветал? Торчите у всех на глазах, только что не под камерами. Короче, — он стучит по циферблату часов. — Мне учиться пора. Мы вроде как в учебном заведении?

Разворачивается. Смотрим, как он идет к лестнице и сливается с толпой студентов.

Аверин дергает бороду. Откашливается в ладонь.

— Простите, Кристина, я не должен был так себя вести, — говорит, не глядя на меня. — Я бы ничего такого не сделал, поверьте, просто ситуация… — он матерится себе под нос и лезет в карман. Таблетки, ага. — Подобного не повторится, не бойтесь, — заверяет, проглотив капсулу. Натыкается взглядом на порванную синюю кучку кружев у стены. — Я сейчас сгоняю до магазина и куплю другие. Идите на пару.

— А вам на пары не надо? — мнусь на месте. Ощущаю неловкость, и не знаю, как сгладить.

— У меня с шести занятия, — он бросает бумажный комок в урну, и конец беседе.

Вздыхаю и плетусь к лестнице. Без белья неудобно и ветренно, и походка нога за ногу, как у артритной пенсионерки.

Перед преподшей делаю скорбное лицо, опаздывать больше не буду, да-да. Размахивая руками, специально иду мимо стола Егора и сбрасываю на пол блокноты и телефон.

— Спасибо за кофе, — встречает Николь. — Ой, какой горячий, крепкий. А как пахнет, м-м-м.

Нет мыслей в ответ на ее подколы, и на авторское наполнение тоже. Хотя, если можно оформить сайт материалами на тему "я же не идиотка, я видела, что он готов был залезть мне в рот своим языком, и тот момент наполнился такой неприкрытой чувственностью, что еще чуть-чуть и я бы узнала красоту чистой, без примесей тяги между женщиной и мужчиной, но он грубо и нарочито все обломал, свернув к обыденному "трахну" ", то тогда наберется приличный контент.

Не переставая, смотрю на часы, и когда через полчаса дверь открывается, и его голос говорит: " Анна Валентиновна, Абрамову Кристину на пару минут украду у вас", я подрываюсь с места, не дожидаясь разрешения.

Выскакиваю к нему в коридор.

— Вот, — он сует мне бумажный подарочный пакет. — Не уверен с размером, пришлось на глаз брать. Ну, вам только до дома добраться, — он собирается уйти.

— А что вам декан сказал? — останавливаю вопросом. — Он поверил в донос?

— Нет, я разобрался. К вам вопросов тоже не будет.

— А…

— Кристина, извините, но у меня еще дела, — перебивает он, поворачиваясь спиной. — До свидания.

Бред. Даже посмотреть на меня не может, в чем проблема, мы ведь оба это ощутили, что-то новое, другое, абсолютное.

Иду в туалет и в кабинке вытряхваю обновки.

Нда. Спортивные трусы-шортики с кошачьей мордой, плотные черные колготки и чупа-чупс.

Толстый намек. А почему не панталоны, гамаши с начесом и погремушка? Кого из нас он убедить пытается, что я ребенок.

Одеваюсь и возвращаюсь в аудиторию. Николь отодвигает в сторону блокнот:

— Чего Аверин хотел?

— Да там, презентация, — машу рукой.

— А-а. Блин, жаль, что у нас его пары так редко.

— О-о, опять Александр Бородач, — напротив хитрожоп закатывает глаза. — Девочки, надо понять и простить судьбу, что клал он на вас. Заколебали эти сопли.

— Завидуешь, что на тебя всем плевать? — бросается в атаку Николь-заступница. — Так ты отрасти бороду, а там глядишь и обломится чего.

Слушаю перепалку и рисую на обложке тетради волка. Рядом козла.

Сердечный ритм восстановлен и теперь думаю, может, мне всё показалось, и он просто злился. А я реально глупая, ведь полным ходом, с ветерком, быстротечно превращаюсь в одну из его фанаток.

С пятницы перехожу в любимый режим.

На завтрак сыр с оливковым маслом, свиной окорок (я не съел, я же теперь кавер-версия себя и не ем мясо, его просто подавали вместе с сыром), крепкий кофе и деловая встреча. На обед жареный картофель с шампиньонами, салат с зеленой фасолью, ром и деловая встреча. На ужин рулетики из баклажанов, йогурт, ром и встреча, да. Вот так — если хочу вернуться в издательство, нужны другие спонсоры. Со старыми мы обратно не подружимся.

В плотном графике нет места выходным и институту, на начало недели ставлю себе замену.

В понедельник с утра от администратора приходит приглашуха на вечеринку.

На картинке наш снеговик, она, и просьба согреть холодных сноувумен грядущей ночью.

Смотрю на ее улыбку, и нездоровое желание согреть ее саму растет. Я не близорукий, когда эти малолетки влюбляются, у них на лице написано, за три месяца преподом считывал посыл сотню раз. Но в четверг, там за автоматом, у меня был ответ. Она ждала. Я почти поцеловал.

И боже, спасибо за разум, осадил вовремя. Порвать трусы и потащить в туалет — ноль романтики, и настроенная на конфеты-букеты-розовый-плюш девочка струхнула бы, и выбила дурь из головы, она и так испугалась. Собственно, тпру, закрыт вопрос.

Но есть один неприятный момент — зачем тайком возвращаться и забирать ее трусики? Как бы всё ясно предельно, чего им там валяться, мы в институте, а не в борделе, их надо выбросить. Но так вышло, что мусорка, оказывается, находится у меня в кармане брюк.