— Ты что думаешь делать?

— Думай, не думай, другого выхода нет. Видишь — кость раздроблена? Подержи-ка… И он одним движением отсек безжизненный палец. Не охнул и не вздрогнул, но только теперь глубоко вздохнул и распрямился.

— Ну, вот и все. Попросите кто-нибудь у хозяйки чистую тряпочку, нужно покрепче перебинтовать. Набей-ка мне трубку, Фридольф. Сам сейчас не смогу… — Он хотел улыбнуться, но получилась скорее гримаса. Вбежала хозяйка, присыпала рану пеплом, перебинтовала чистой детской простынкой. Гек зарядил трубку, подал и чиркнул спичкой. Михаил Иванович затянулся:

— Кажется, на этот раз я отвоевался…

Староста корейской деревушки Син Солле тронул его за локоть здоровой руки:

— Очень худо, крепко боли будет. Только это нам знак. Сопка хозяин Сан-син говорит: эта раз дальше ходить не надо. Я очень плохой сон видал, так знал — что-то случится. Теперь лучше всем домой ходить…

Продолжать преследование Михаил Иванович, конечно, уже не мог. Посоветовавшись, погоню решили прекратить. Тем более, что уже шел четвертый день, и хунхузы, по всей вероятности, успели пересечь границу. Син Солле с помощниками вернулись в свою деревню, Янковский и Гек со своими людьми — на полуостров. Следов мальчика так и не обнаружили. Очевидно, малыш не вынес тягот похода сквозь тайгу, тоски по дому и родителям. Обстоятельства гибели шестилетнего светловолосого ребенка навсегда остались неразгаданной тайной Синих гор.

А Гек всю жизнь продолжал искать своего единственного сына. И спустя годы все мечтал где-нибудь встретить его. Но, увы, безуспешно.

Рана Михаила Ивановича оказалась серьезной. Пришлось обращаться в госпиталь, во Владивосток, временно перевезти и устроить там семью.

Узнав о трагедии, многие друзья и знакомые в городе убеждали компаньонов оставить свою «затею» — селиться, рядом с берлогой хищников. Для этого были все основания, и, наверное, никто не осудил, если бы шкипер и фермер похоронили свои мечты в общей могиле. Но нигде среди мемуаров этих двух землепроходцев нет и намека на колебание. Гек взял в помощники дельного корейца, вскоре женился на вдове с двумя дочками и продолжал китобойный промысел. Янковский, залечив руку, вернулся на полуостров. И зимой, по льду замерзшей бухты, завез на лошадях из Кедровой пади строительный лес.

Наступил март 1880 года. В знакомой долине, под облюбованной когда-то скалистой горкой и старыми липами, встал лагерь строителей. Задымила жестяной трубой большая суконная палатка, рядом, под навесом, кухня.

Времени не теряли. Как только теплое приморское солнце согнало снег, в быстро оттаивающей земле начали рыть траншей, закладывать солидный каменный фундамент. На высокие козла накатывали толстые бревна, и пара пильщиков, один сверху, другой снизу, с раннего утра, сменяясь, тянули тяжелую маховую пилу, распуская на бруски и доски вековые кедры и ели.

В апреле принялись формовать добротные саманные кирпичи. Опытный плотник, столяр и строитель, Михаил Иванович руководил и сам с увлечением трудился над своим «первенцем» с топором в руках. Стало пригревать. Показалась робкая травка, развертывался первый лист. Каменистую горку «Обсерватория» позади будущего дома озарил фиолетовым светом багульник. На высоких липах, звонко перекликаясь, деловито вили гнезда сороки.

Погожим утром, когда все уже давно приступили к работе, послышался приближающийся топот копыт. Два корейца в домотканных серо-белых куртках и шароварах, соскочив с тонконогих крохотных пони, быстро пошли навстречу. В шедшем впереди Янковский сразу узнал знакомого старосту корейской деревушки Верхнее Сидеми. Главный переводчик и посредник переселенцев из страны Утренней Прохлады был невелик ростом, но быстр в движениях и ловок. Однако сегодня он выглядел утомленным и взволнованным.

— Здравствуй, Син Солле! Что это вы так загнали своих лошадок? Вон, совсем запалили.

Кореец нервно дернул себя за жидкую бороденку, попытался выдавить улыбку, протянул руку.

— Здравствуй, Микау Иванычи! Мы сильно торопился. Очень худо новости. Хунхуза наша деревня совсем ограбили. Кони, муйка (коровы), какой-какой вещи — все кругом забрали. Несколько стариков тоже схватили — выкуп требовать.

— О, черт, когда это случилось?

— Эта ночью напали, рано утром ушли на сопка. Микау Иванычи, помогай. Если им наказанья не будет, все пропадем! Другой раз нас, — они кругом кончать будут!

Михаил Иванович сразу схватил мысль старосты. Если и на этот раз не проучить, разбойники истолкуют бездеятельность как слабость, трусость, и тогда с ними сладу не будет…

— Верно говоришь, Солле! По очереди перебьют всех.

— Я точно говори. Чего будем делать? Просить помогать гарнизон? Посылать люди на почтовый станция?

— Послать нужно, но ждать помощи нечего. Пока пришлют солдат, будет поздно. Те опять успеют уйти. Нужно собрать всех охотников и идти следом сегодня же, не терять ни минуты!

Строители прекратили работу и с тревогой прислушивались. Михаил Иванович окликнул одного из помощников.

— Слышал? Скачи пулей к Геку, передай, чтобы готовился к походу. Через час будем выступать.

Он повернулся к корейцам:

— А ваши охотники все пойдут? У нас ведь людей маловато.

— У нас в деревне сказали: если Микау Иванычи будет командир, у кого ружье есть — все пойдут!

— Добро. Скачите сейчас домой, собирайте людей, готовьтесь.

К вечеру Янковский и Гек с добровольцами вступили в деревню Верхнее Сидеми, лежавшую в двадцати верстах от полуострова. Все собрались во дворе старосты. Син, Гек и Янковский присели на крылечке, остальные — кто на скамейке, кто на опрокинутом ящике, а большинство, по корейскому обычаю, на корточках. Не многие держали в руках скорострельные винчестеры. В лучшем случае — однозарядные берданы. Большинство были вооружены допотопными шомполками. Но в потрепанной одежде, легкой самодельной обуви, с патронташами и большими ножами у пояса, они выглядели настоящими, бывалыми таежниками.

— Ну как, Солле, если выступим сейчас, на ночь глядя, не собьемся, не потеряем след? — Михаил Иванович критически оглядел свою команду.

— Нету. Не потеряем. У нас такой охотники есть, который ночью как сова смотреть могут. Вон, Пак Ту Суни, Че Чун Гуги. Отвечайте сами.

Оба поднялись, опираясь на свои длинные фузеи. Пак неплохо объяснялся по-русски.

— Надо ходить сейчас. Ночи, не ночи, дорога потерять не будем.

Он добавил несколько слов по-корейски и Син Солле перевел:

— Он сказал — хунхуза как цепочка ходит. Первый, второй, третий — все один след. Ямка глубоко остается. Еще они несколько кони, муйка гоняли, след хорошо видно. Но сколько люди ходили, считать трудно.

— Их больше, но мы должны напасть неожиданно, — Михаил Иванович обернулся к старосте: — Вот что, Солле, скажи своим людям, чтобы шли молча. И курить этой ночью не будем, могут заметить. Пака, Чёгая и кого-нибудь отправь еще для связи вперед по следам банды, пусть держат нас в курсе.

Высланные вперед корейские следопыты пробирались бесшумно, как тени. Разноплеменная дружина двигалась за ними осторожно, но проворно. Так прошагали под звездами всю ночь.

Но вот занялась ранняя заря. Слегка порозовели далекие контуры Синего Хребта, по распадкам начал подниматься туман. Небольшое облачко вдали показалось не похожим на остальные, более голубым. Син Солле нагнал Янковского и Гека.

— Смотрите, смотрите там, Я думаю, это не туман, это дым!

А от разведчиков уже бежал связной.

— Пак передал — видит дым. Он знает, что у «них» есть большое зимовье, недавно построили…

Прошли еще немного и встретили обоих следопытов. Они подтвердили: там, возле тропы контрабандистов, в распадке под скалой в прошлом году появился длинный сруб. Это их «станция». Оттуда последний переход к границе. Судя по дыму, они уже варят завтрак, с рассветом уйдут дальше.

Через полчаса отряд осторожно подтянулся к намеченному месту, сделали небольшой привал. До дыма оставалось несколько сот шагов. Слегка рассвело. Сквозь распустившийся лес был едва различим низкий бревенчатый барак. Возле него двигались чуть заметные тени, долетали обрывки гортанной речи.