Юрий прикинул: саженей сорок, можно свалить наверняка. Выбросил ногу из стремени, готовясь спрыгнуть и стрелять. Но Платону показалось, что далековато, и он рявкнул:

— Не стреляй, скачем поближе! — Огрел нагайкой Соколика и нырнул в овраг навстречу тигру. Юрий послал своего Саиба следом за ним. Но море желтых дубняков мгновенно поглотило охотников, и когда они вынырнули, у дубка уже никого не было.

Подъехал Александр и зашипел:

— Чего не стреляли? Ждали, что он вас на три шага подпустит? Эх вы, такой случай упустили! Тигрятники!

Но укорять было поздно, требовалось начинать все сначала. Однако тигр больше не кружил. Он выскочил на вершину и пустился по сопкам обрывистого южного берега, вдоль скалистых Великаньих уступов. Слева сверкало синее, еще не замерзшее море.

После полудня открылась бухта Табунной пади. Лес кончился, и цепочка следов на ослепительно белом снегу стала заметной невооруженным глазом чуть ли не за версту. Судя по ней, стало ясно, что зверь направился в окаймленное кустами ольхи и ивы, замерзшее и занесенное снегом русло речки. Оно змейкой тянулось от моря к горам полуострова.

Охотники съехались и остановились на совет.

Платон прикрыл глаза рукавицей, потом ткнул ею в сторону речки:

— Там она. Мы ее здорово гнали, теперича, верно, спряталась и отдыхает. Смотрите, во-о-на два холма, а речка промеж них пробегает. Я думаю, тигра пока в устье в кустах схоронилась, дальше не пошла. Скачите-ка, ребятки, в обхват, справа и слева. Занимайте обе высотки и ждите.

— А ты?..

— Я обожду, покудова вы к ним добежите, а тогда трону потихоньку по следу. Он — от меня, да между вами и объявится…

— Правильно! Шикарный выйдет загон, если только он уже не проскочил холмы, — заметил Юрий.

— Так вы ж там увидите, — есть ли выходной след, нет ли. Коли нет, значит она у нас в мешке. Махнете мне тогда рукой вниз — тута, мол.

Братья поскакали галопом, окружая с обеих сторон прибрежные заросли, и вскоре встретились между холмами. Оба были сильно возбуждены.

— Ну как, не прошел? — У меня нет, я не мог пропустить!

— Я тоже. Значит, спрятался. Давай вон туда!

Юрий заехал на указанный братом холм, разглядел гарцующего вдалеке Платона. Махнул ему условно: «Здесь, не вышел» и, спешившись, привязал к дереву коня. Платон поднял руку: «Понял». Съехал на лед речушки и скрылся в кустах.

Юрий осмотрел берданку, заглянув в ствол, — не набрал ли снега. Нет, все в порядке. Поставил на боевой взвод. Сердце забилось учащенно: «Только бы Шурка не заметил тигра первым, не опередил бы»…

И вдруг услышал в русле речки треск. В серой полосе тальников и ольховников мелькнуло что-то большое, рыжее.

«Он, наконец-то!» Юрий ощупал оттянутую трубку предохранителя, поднял берданку к плечу. «Надо подпустить поближе, поймать его на прогалине…»

Но что это? Парень чуть не выронил ружье. Между деревьями явственно промелькнул рыжий конь… А что у него под брюхом? Показалось — «под животом у лошади болтаются выпущенные внутренности». «Значит, тигр напал на пасущийся где-то возле речки табун…»

Но как только конь выскочил в редколесье, Юрия сковал ужас: он узнал Соколика! Конь несся с седлом под животом, без седока.

Все смешалось в голове мальчика, но он не потерялся. Вскочил на Саиба и вихрем полетел туда, где минуту назад разыгралась страшная драма. Скакал, а в сознании невольно проносились картины одна ужаснее другой.

Саиб на полном скаку вынес на излучину речки — в вдруг Юрий увидел своего любимого дядьку на ногах!

Белый, как снег, на котором он стоял, бородач отряхивался и продувал винчестер.

— Платон, ты жив?! — голос мальчика оборвался, он спрыгнул с коня и шагнул к нему.

— Жив, Юра, жив. Спас, брат, меня Соколик, — несокрушимый артиллерист говорил каким-то чужим, осевшим голосом. — Проехал я, понимаешь, по следу шагов триста, все спокойно. Шагает, зараза, ровнехонько посередь речки. Кто ее знал, что петлю загнула? Только меновая излучину, а сбоку как взревет! И летит на меня, что молонья. Сообразить ничего не успел, а Соколик как крутанется, да кы-ык даст ей копытом в лоб! Та аж волчком завертелася… А тут подпруга, видать; от долгой езды ослабла, седло свернулось, — я хлобысть в снег! Ну, думаю, сейчас задавит: ружье-то за спиной. Ан нет, гляжу одним глазом, тигра-то вскочила да в сторону. Стало быть, мозги помутились пуще мово, али струсила…

На месте столкновения снег был вспахан, но в сторонке Юрий заметил и поднял порядочный клок тигровой шерсти с кусочком кожи, срезанной острым шипом задней подковы.

Если б этот удар Соколика пришелся не скользом?!..

Подъехал Александр, братья виновато переглянулись. Оба понимали: глупо согласились на загон, дело могло кончиться плохо, но в душе были счастливы, что все обошлось сравнительно безобидно. Пострадал только главный герой дня, Соколик. Тигр как-то успел прокусить и сильно поцарапать скакательные суставы задних ног.

Охоту, разумеется, на сегодня прекратили и поехали домой. Весь вечер обитатели хутора, охотники и мать-командирша обсуждали подробности происшествия. Ольга Лукинична давала распоряжения и указания на завтра:

— Наглупили вы сёдни — больше некуда. Смотрите — устроили облаву, как на козла. Да он же вас сквозь кусты прекрасно видел и понял вашу затею. Ладно, — бог миловал. Завтра езжайте вчетвером, захватите с собой Турунтаева. Может, где придется спешиться, так он будет за коновода. Ты, Платон, подбери ему подходящего коня, а я выдам запасную бердану. Только, чур, больше далеко не разъезжаться, держаться рядом, тогда можно враз пособить в случае чего…

Федоров не торопясь допивал десятый стакан чая, вытирая красным платком мокрый лоб. Он, как всегда, был спокоен и благодушен:

— Ладно, Ольга Лукинична, не беспокойтесь, постараемся завтра охулку на руку не ложить.

— То-то же, а то как бы беда не приключилась. Был бы дома отец, я бы спала спокойно. Ну, ладно, укладывайтесь, подниму всех до света.

Утром Федоров вручил конюху Турунтаеву ружье и выделил рысистого жеребца Золотого. У Соколика за ночь сильно опухли ноги, и Платон заменил его крупным, но довольно ленивым Звездочетом. Братья сели на тех же коней.

В это утро охотники строго выполняли инструкции Михаила Ивановича, о которых напомнила мать: один все время держался следа, двое других ехали в нескольких саженях по сторонам, чтобы в любой момент прийти на помощь, Турунтаев — замыкающим.

Прокружив по горам два десятка верст, след тигра привел их к болотистому перешейку, соединяющему полуостров с материком. По неуспевшему промерзнуть болоту ехать было мучительно, лошади спотыкались, порой проваливались по брюхо. Строй, конечно, нарушился. Все измучались, казалось, болоту не будет конца. Но одолели, выбрались на берег речки Рубикон.

Кроша тонкий лед, переехали на противоположный берег и остановились в недоумении. Они полагали, что тигр окончательно покинул полуостров, а он вдруг повернул обратно, только в обход болота. Однако, выбравшись на твердую почву, все забыли о предосторожностях и построились обычной цепочкой. Теперь впереди ехал Платон, за ним Юрий, третьим Александр. Замыкал по-прежнему Турунтаев.

Копи трусили легкой рысцой в саженях двух друг за другом. Далеко впереди над рощей вилась стая ворон, и охотники решили, что тигр прячется там, а пока можно расслабиться. Ружья временно оставили за плечами. И только самый младший, повинуясь отцовскому наказу, стянул через голову старую кавалерийскую берданку, положил ее на луку поперек седла.

Было уже два часа дня, все проголодались и порядочно устали. Ехали молча, тишину нарушал только скрип седел да приглушенный стук копыт.

Внезапно, как при порыве ветра, прошелестели кусты орешника и всех потряс рык, от которого, казалось, посыпались наземь осенние листья: на переднего коня рыжей молнией летела гигантская кошка! Кони, разом загипнотизированные, встали, как вкопанные.