— Приятно слышать. Думаю достать для вашего хозяйства еще и племенного быка, пусть принесет пользу скотоводству… Смотрите, смотрите — олени, целое стадо! — Небольшого роста, коренастый Суханов слегка приподнялся в экипаже.

В сотне шагов от дороги медленно двигалось стадо оленей. Заслышав звон бубенцов, старые матки подняли головы, спокойно провожая глазами людей. Остальные щипали траву, совсем не обращая внимания на проезжих.

— Вы посмотрите, они и ухом не ведут! Удивительно ведь это, по сути дела, совершенно дикие звери, — восхитился Суханов.

Картина в самом деле была достойна внимания. Растянувшись по ярко-зеленому лугу, спокойно паслось красно-бурое пестрое стадо. Матерые оленухи, молодежь, несколько второгодок самцов с первыми рожками-шильями, между взрослыми семенили новорожденные оленята. Она то и дело затевали игры, прыгали, бодались, ничего не замечая вокруг.

Михаил Иванович перевел рысаков на шаг, и Суханов мог подробно рассмотреть стадо.

— Удивительно, говорите. Да, завоевать доверие дикого животного не так-то просто. Теперь они любят пастись рядом с косяками лошадей, не обращают внимания на окрики пастухов. Напротив, даже стараются держаться поближе, потому что привыкли: люди здесь их не только не обижают, но и оберегают от хищников. Я много раз наблюдал, как при появлении волков олени бежали не в лес, а к усадьбе и порою перепрыгивали плетень, ища у нас защиты. Но это только у нас на Сидеми, а за его пределами картина совсем иная. Мне доводилось наблюдать за нашими оленями, когда они временно покидают пределы полуострова. Там их словно подменяют, в той обстановка они не подпускают на версту. Ведь лично меня они, конечно, не знают, однако прекрасно усвоили, что тут — зона покоя и именно здесь человек им не враг.

— Да-а. И что же, возвращаются такие «гастролеры»?

— Обязательно. Хлебнув горя «на воле», уцелевшие осенью возвращаются «домой». Мало того, каждый раз ведут с собой встреченных в тайге новых подруг и друзей. Благодаря этому наше стадо год от года заметно растет.

— Но почему в этой компании не видно ни одного пантача?

— И не увидите до осени. Я всегда поражаюсь так развитому в самцах инстинкту самосохранения в период созревания пантов. Многие на это время уходят в самые отдаленные дебри материка, часть даже за границу, в Маньчжурию. Но и оставшихся на полуострове увидеть, а тем более добыть, становится чрезвычайно трудно. Засветло на полянах никогда не встретишь. Чуткость — поразительная.

— А в иное время года?

— Посмотрели бы вы на них зимой! В самое суровое время мы вывозим в теплые распадки подкормку и приучаем их являться на зов трубы, И представьте себе: подошел обоз, люди рассыпали корм, звучит рог. Сначала кажется, что где-то далеко затрепетал верхушками лес, а звук нарастает, становится похожим на шум прибоя. Глянешь на гору, а оттуда катится стадо! И самцы со всеми вместе подбегают вплотную, окружают людей, теребят сено почти из рук. Зимнее стадо — лес прекрасных рогов, но уже окостеневших, коричневых, с отполированными белыми концами! И, боязливые летом, самцы каким-то шестым чувством понимают, что сейчас, зимой, их тут никто не тронет.

— Скажите пожалуйста! Ну, а приручать более основательно вы не пытались, Михаил Иванович? Мне кажется, это очень перспективно и интересно.

— Давно подумываю. Но ведь для того, чтобы приручить и одомашнить дикое животное, нужно его поймать. Вы когда-нибудь слышали о китайских «лудёвах»?

— Должно быть, ловушки?

— Лудевы, по сути дела, обычные зверовые ямы. Но роют их узкими, продолговатыми, наподобие шурфа, сажени полторы глубиной. Края ямы, чтобы не осыпались, укрепляют жердями, но не горизонтально, как в колодце, а вертикально, чтобы упавший зверь не нашел опоры и не мог выбраться.

— А зачем же вверь полезет в ловушку? Или ему кладут приманку?

— Приманок тут не напасешься, но лудевы не просто ямы. Маньчжурские промышленники давно придумали сооружать в лесу длиннейшие заборы. Для этого валят одно дерево на другое в определенном порядке на многие версты. Опытным глазом определяют излюбленные зверем «хода», на них располагают ямы, а напротив них оставляют свободные проходы. Ямы, конечно, тщательно маскируют: перекрывают ломким хворостом, травой, присыпают землей и опавшим листом. И зверь, наткнувшись на сплошную стену, идет вдоль нее до тех пор, пока не заметит просвета. Уверенно шагает и — обрушивается на дно колодца! Выбираются, как правило, только тигр, барс, рысь да медведь. Этих не удержишь, если, конечно, зверолов не установил на дне ямы острый кол. Случается, на такой «шип» садится и незадачливый охотник… Но и без кола выкарабкаться не способен даже волк, не говоря о копытных. А те, бывает, сильно калечатся. Их прикалывают длинными пиками и вытаскивают на веревке. Однако оленей стараются поднять живыми, особенно самцов, у которых еще не созрели панты. Таких связывают, доставляют домой и помещают в загородки, где содержат до созревания, а тогда убивают. Приручить такого трудно. Если он и не покалечится, выросший и возмужавший на воле никогда не станет ручным.

— Значит, вы бракуете китайский метод ловли лудевами?

— Категорически. У меня свой план. Сейчас веду наблюдения за стельными оленухами. Заметил — с тех пор, как поднялся лес, они предпочитают телиться в определенных уголках полуострова. Здесь с трех сторон их защищает море, с четвертой — мы, люди. С каждым годом оленух для отела остается все больше, это становится массовым явлением. Первые же день-два оленята не так уж прытки, их можно ловить руками. Если это удастся, вскормленные коровьим молоком оленята станут по-настоящему ручными. Следующей весной обязательно начну опыты…

В этот день Суханов остался ночевать на Сидеми. После ужина хозяин пригласил его в кабинет, и Александр Васильевич увидел на одной из полок над рабочим столом аккуратный ряд одинаковых, в черном переплете, больших книг. На корешках четко выведен год. На первой слева — 1879, и дальше за все последние 15 лет. — Вы ведете такой строгий учет без бухгалтера?

— Нет ни бухгалтера, ни счетовода, ни приказчиков. Обходимся вообще без служащих. Наблюдение и контроль по животноводству, коллекции птиц и бабочек, метеорологическая станция и даже ветеринария, — все лежит на членах семьи, все обязанности распределены от старшего до самого маленького. Посильно, конечно. Такое дело, как наше, надо любить, Александр Васильевич, отдавать ему душу, — иначе проку не будет. Тут со временем считаться не приходится.

— А что же записывается в этих книгах?

— Все самое главное: родители, масть, экстерьер, кличка, приметы, даже характер каждой лошади. Кроме того, мне приходится составлять ежегодные отчеты в главное управление коннозаводства в Петербурге. В общем, честно говоря, и мне, и жене, и ребятам досуга остается не много.

— Мне очень нравится, как вы приучаете своих детей к дисциплине и труду.

— Да, у нас уж поистине: работе время, потехе час, — добродушно согласился хозяин. А гость сказал взволнованно:

— К сожалению, мои сорванцы растут в городе в другой обстановке. Я часто отсутствую, а мать их балует. У вас совсем иная картина: все целый день на воздухе, резвятся и работают. Это отлично. Честно говоря, я давно хотел просить вас брать на лето моих Гришку и Костю. Только чтобы им не делали никаких скидок, чтобы они не чувствовали себя гостями, а еще хуже — сынками начальства!

— Присылайте. К глупостям не привыкнут, а ценить кусок хлеба научатся быстро. Хитрить и отлынивать от работы тоже не выйдет, в этом отношении наши приучены к справедливости: всем поровну. Что же касается вредных с официальной точки зрения идей — я ведь в прошлом политкаторжанин — прививать не стану. Однако если ваши сыны привыкнут смотреть на мир более демократично, не взыщите.

— Что вы, Михаил Иванович! В вашей порядочности, конечно, не сомневаюсь. А что касается, так сказать, вольных взглядов, то ведь я и сам, между нами говоря, многие из них разделяю.