– Опустите меня, – сказала Фиа.

– Здесь очень мягкий и сырой песок, а на вас слишком тонкие башмачки. Да ко всему прочему вы еще и очень слабы.

– Уверяю вас, – она взглянула на Томаса из-под густых ресниц, – у меня хватит сил для всего... – Фиа подумала и добавила: – Для всего, что вам потребуется.

– Прекратите, – резко отозвался Томас. Голос его звучал как голос человека, который одергивает не в меру разыгравшегося ребенка. Фиа часто заморгала. Томас без всяких церемоний отнес ее в повозку и сам устроился рядом.

– Джейми, – обратился он к верзиле. Но тот лишь покачал головой.

– Нет, у меня здесь еще работа. Я увижусь теперь с вами только завтра. – С этими словами он стегнул лошадку и помахал рукой на прощание. Вид у него был явно озадаченный.

Томас взял поводья, и они тронулись вверх по узкой, еле приметной дороге, которая сразу же сворачивала в сторону от моря. Фиа вытянула шею и крутила головой во все стороны, стараясь разглядеть окрестности, но густой туман не позволял разобрать, что окружает их и где они сдут. Если впереди действительно когда-то стоял замок Макларенов, то из-за тумана разглядеть это место было невозможно. Скоро только запах моря и негромкий шум набегающих на берег волн говорили, что море все еще где-то рядом. Однако с каждым мгновением звук прибоя и запах моря становились все слабее.

Постепенно туман рассеялся, хотя небо над ними было все еще затянуто. Фиа глубоко вдохнула чистый влажный воздух. Она продолжала осматриваться. Теперь все, что она видела и слышала, было, ей до боли знакомо. Словно утерянная в детстве музыкальная шкатулка, которая нашлась, когда ребенок уже вырос. За каждым поворотом она видела что-то знакомое. Вот здесь она когда-то наткнулась на брата Рейна и его прелестную Фейвор, сбежавших с какого-то пикника. Фейвор тогда была в ужасе от встречи с ней, она зарделась от смущения, а Рейн был страшно зол на сестру.

А вот в этой небольшой рощице десять лет назад она нашла маленького крольчонка, запутавшегося в силках браконьера. Она знала, что если выпустить его, то какая-нибудь бедная семья останется вечером голодной, но крошечное создание так жалобно кричало... Гунна помогла выходить крольчонка, а когда он подрос, Фиа выпустила его на волю... Да, это было вон там!

Однако вскоре воспоминания закончились, так как дорога ушла в сторону, куда она не осмеливалась ходить ребенком. Теперь они ехали по землям, опасным для любого, кто имел отношение к семье графа Карра, а особенно для его «любимой дочери».

Но в этой неизвестности было свое очарование. Фиа с нескрываемым интересом разглядывала все вокруг. Она так увлеклась, что даже решила отложить соблазнение Томаса Донна, тем более что сама не знала, каким должен быть следующий шаг. Все ее предыдущие попытки так и не принесли желаемого результата. Покорить Томаса не удалось.

Они ехали молча больше часа, когда Томас, наконец, нарушил тишину и заговорил. Солнце уже оставило попытки пробиться сквозь плотные облака над головой и покинуло небосклон. Надвигались сумерки.

– Фамилия Меррик звучит здесь как проклятие, – произнес Томас, как бы предупреждая Фиа.

– Да что вы!

– Здесь многие хорошо помнят имя дочери Карра, поэтому даже шепотом не произносите имя Фиа.

– Мне несвойственно обращаться к себе в третьем лице, – отозвалась Фиа, награжденная кислым взглядом Томаса.

– Разумеется, нет, это звучало бы нелепо.

– Но не так нелепо, как заниматься самообманом, – заявила Фиа, ухватившись за крошечную возможность.

– Что вы имеете в виду? – Томас нахмурился и подстегнул лошадь.

– Ну, например, вашу благородную попытку спасти Бартона. А ведь причина, по которой вы это делаете, и есть самообман.

– Можете думать, как вам угодно, – жестко ответил Томас.

– Кроме того, – продолжила Фиа, но в этот момент повозка подпрыгнула, наехав колесом на кочку, и ее на мгновение прижало к Томасу. – Кроме того, вам никогда не приходило в голову, что Джеймсу, возможно, не захочется быть спасенным?

– Да я уверен, что ему этого не хочется, – с сожалением признался Томас. Сердце Фиа забилось чаще от этого маленького достижения.

– Но для вас это не имеет значения? – проговорила она.

– Нет, – подтвердил Томас.

Она осторожно положила руку ему на бедро и тут же ощутила, как напряглись его мышцы.

– Полагаю, что вы поступаете с Джеймсом несправедливо. Он вполне способен сам противостоять соблазну. – Она выждала минуту, но Томас продолжал смотреть вперед, не отрывая взгляда от дороги. – А вы? Вы способны на это? – Томас несколько скосил взгляд в ее сторону.

– Леди Фиа, прошу вас, перестаньте. Положение становится двусмысленным. Ради нас обоих вы должны остановиться. – Фиа рывком убрала руку с его бедра, словно обожглась, и посмотрела на него невинными глазами.

Взгляд Томаса вернулся к дороге. Несколько минут они ехали молча, потом он спокойно обратился к спутнице:

– Я ценю, что вы выбрали меня в качестве объекта соблазнения, и то, что вы хотите преподать мне урок, чтобы таким образом компенсировать определенного рода унижение, которому я, как вам кажется, подверг вас. Я даже признаю, что если бы оказался в вашем положении, то, вполне вероятно, поступил бы точно так же, но не такими средствами. Проще говоря, моя дорогая, вам придется найти другие средства, чтобы наказать меня. – Фиа, совершенно обескураженная, часто заморгала. – Один из признаков зрелости, – продолжал свои наставления Томас, – это умение принять некоторые не зависящие от нас факты и приспособить свои ожидания и цели к реальности. Как бы вы ни были красивы, как бы ни было прелестно ваше лицо, как бы ни желанно было ваше тело, я не поддамся вашим чарам.

– На это я бы не поставила, – невольно вырвалось у Фиа, но Томас словно не слышал ее слов.

– Однако с вас станется. Вы ведь можете и нож в спину всадить, хотя, – он склонил голову набок, – сомневаюсь, что в этом случае вы смогли бы добиться успеха. И потом, если бы мне было суждено умереть, то между вами и местными не оказалось бы никого, а здесь ненавидят англичан. Для вас было бы лучше оставить меня в живых.

– Стану я пачкать руки.

– Нет? С каких это пор Меррики столь разборчивы? – Вот опять намек на то, что Томас много знает о том зле, которое сотворил ее отец. Карр действительно совершил в жизни много страшного, очень много, но у Фиа сложилось впечатление, что Томас имеет в виду что-то очень личное. Странно! Насколько она помнила, имя Донна ни разу не упоминалось в секретных бумагах отца, которые она однажды просмотрела в библиотеке замка. Но она видела их только один раз, да и искала в них совсем другое. – Предлагаю вам задуматься над этим. Это займет вас и даст пищу для размышлений на то время, пока меня не будет.

– Не будет? – Такое развитие событий Фиа в голову не приходило. Она удивленно спросила: – И вы собираетесь оставить меня одну в этом вашем доме?

– Только на день, а ночью я вернусь. Я начал кое-какое строительство на своей земле. Мне бы хотелось как можно скорее завершить его, прежде чем я... прежде чем мы вернемся в Лондон.

– А когда это случится?

– Через несколько недель, – ответил Томас, мысленно отметив, что он должен вернуться домой только очень глубокой ночью, когда Фиа уже наверняка будет в крепких объятиях Морфея. Лучше в объятиях Морфея, чем в его собственных. Пусть бедное божество попытается противостоять соблазнам Фиа в те мгновения, когда устоять против них почти невозможно.

Томас не сводил глаз с дороги. Только так, да еще убеждая Фиа, что он испытывает отвращение к ее попыткам соблазнить его, он сумеет противостоять ее притяжению. А скажем прямо, оружие это более чем скромное. Она быстро поймет, что еще чуть-чуть, еще небольшое усилие с ее стороны, и он буквально рухнет к ее ногам, рухнет как карточный домик. И он это прекрасно сознает. Несмотря на все его резкие слова, попытки не замечать ее обаяния, последние несколько часов, которые они провели рядом друг с другом, стали для него настоящей пыткой, адом. И физическим, и духовным. Единственно правильное решение – не дать ей времени, чтобы добить его.