Позвонив Люку, Рейни попала на автоответчик.

— Это Рейни. Спасибо за предупреждение. Меня сейчас нет в городе. Вернусь утром. Люк, окажи мне любезность. Договорись о встрече с Мицем. Наедине, ты и он. Потом сообщи место и время, чтобы я составила вам компанию. Этот Миц охотится за мной последние три дня. Пора нам с ним поговорить.

Она положила трубку. Капли дождя стекали по ее коротким волосам и падали на майку, оставляя темные пятна. Рейни посмотрела на себя в зеркало — широкие бледные полосы на лице, тени во впадинах щек, бескровные губы. Мокрые волосы клочьями торчали во все стороны. Панк-рокерша, да и только. Или последняя жертва вампира. Она вглядывалась в свое отражение и не находила ничего общего между собой и этой потрепанной, изнуренной женщиной.

Бетти дралась за жизнь до конца. Видела врага и отчаянно пыталась спастись. Что чувствует женщина в такие последние моменты? Может быть, сознание защищало ее от страха злостью на того, кто предал? Или ужас ощущался только физически? Адреналин и тестостерон. Чисто животный инстинкт — драться, жить, дышать…

Однажды в детстве Рейни видела, как кошка поймала мышь. Поймала, сунула в рот, а потом отпустила. Снова поймала и снова отпустила. Мышь пищала, пищала, пищала. Сначала громко и пронзительно. Потом, устав от игры, все тише, почти неслышно. В конце концов мышь легла и перевернулась на спину, показывая, что сдается. Смерть стала для нее предпочтительнее жизни. Может, таким образом природа проявляет жалость к существам поменьше, тем, что стоят в начале пищевой цепочки.

Рейни подумала о Мэнди, которой так хотелось выпить даже после наверняка нелегких месяцев в «АА», а потом, после выпивки, — сесть за руль, пусть и не пристегнувшись. Она подумала о Бетти, которая после нескольких лет одиночества открыла дверь своего дома перед незнакомым мужчиной. Смерть становится предпочтительнее жизни. Рейни встала с кровати. Положила в сумку туалетные принадлежности. Одиннадцать. До отлета осталось семь часов, из них два на дорогу. «Жизнь — битва — подумала она. — Пора на войну».

Специальный агент Гленда Родман забилась в угол пропахшего одеколоном кабинета. Снаружи завывал ветер. В окна бил дождь. Деревья клонились друг к другу. Гром еще зловеще порыкивал, отступая, но молния сверкала все реже.

Свет отключался пять раз, и каждый раз сигнализация отвечала на это пронзительным воем. Система защиты срабатывала с опозданием — наверное, что-то не так подсоединили. Гленда вызывала охранную компанию, но пока на звонок никто не отвечал. Специальный агент Монтгомери словно растворился.

В кухне зазвонил телефон.

— Смерть, смерть, смерть, убить, убить, убить, — пропел чей-то голос. — Смерть, смерть, смерть, убить, убить, убить. Эй, Куинси, проверь почтовый ящик. Там куколка с выпущенными кишками. Специально для тебя. Смерть, смерть, смерть…

Гленда обхватила руками колени. Она сидела, раскачиваясь взад-вперед, в полной темноте, под завывания вновь сработавшей сигнальной системы.

— «Мейс»[11]?

— «Мейс».

— Огнестрельное оружие? — спросил Куинси.

— У меня «глок» сорокового калибра, — ответила Рейни, — только мне придется его сдать. Частным сыщикам не разрешают иметь при себе огнестрельное оружие на борту самолета.

Куинси кивнул и повернулся к дочери, стоявшей над раскрытой сумкой с баллончиком в руке.

— У меня тоже «глок», — сказала Кимберли.

— Что? — изумился Куинси. — У тебя что?

— Вооружаться так вооружаться, — с серьезным видом ответила Кимберли. — Да и что такого можно сделать с двадцать вторым?

Куинси покачал головой. Он захватил свой пистолет, десятимиллиметровый «смит-вессон» стандартной фэбээровской модели. Девять патронов в обойме, один в патроннике. В специальном кармашке на ремне лежали еще две дополнительные обоймы. Всего получалось тридцать патронов. Внушительная огневая сила.

— Из всех здесь находящихся мне одному разрешено иметь при себе оружие во время полета, так что прикрывать буду я. «Мейс» тоже будет у меня. А вы, Тельма и Луиза [12], забирайте остальное. С момента прибытия в Портленд оружие должен иметь каждый.

— В Портленде мне надо встретиться с Люком Хейзом, — сказала Рейни. — Может быть, он выделит нам пару своих ребят в качестве телохранителей. Все-таки прикрытие будет ненадежнее.

Лицо Кимберли просветлело, но у Куинси это предложение поддержки не нашло.

— Слишком заметно. Кроме того, не думаю, что телохранители так уж нам помогут. Он не бьет издалека. Не станет палить из мчащейся машины, не воспользуется снайперской винтовкой — не его стиль. Придумает что-нибудь хитрое, что-нибудь такое, чтобы подобраться поближе. Телохранители бессильны, когда сам впускаешь убийцу в дом.

— Доктор Эндрюс сказал, что я должна его знать, — подала голос Кимберли. — Этот… Он выясняет слабые места жертв. Что им нужно, чего они хотят. Мэнди всегда хотела, чтобы о ней кто-то заботился. Мама пеклась о Мэнди. Я… У меня инстинктивное уважение ко всем, кто носит значок.

Куинси замер, держа в руках рубашку дочери. Он смотрел на белые и голубые полосы и не видел их.

— Кимберли…

— Ты не виноват, папа. Ты не виноват.

Помедлив, Куинси наконец кивнул и положил рубашку в сумку. Часы показывали начало второго. Никто из них толком не спал в последние два дня, и сейчас они старались сосредоточиться на списке вещей, чтобы продержаться оставшееся до отлета время.

— Что дальше? — спросил Куинси.

— Туалетные принадлежности, — объявила Кимберли заглянув в листок, и направилась в ванную, чтобы перегрузить в пластиковый пакет содержимое туалетного шкафчика.

— Ты встречалась с де Бирсом? — негромко спросил Куинси, поглядывая в сторону ванной.

— Да. Ничего. Что у тебя?

— О записке они пока не знают. Работы на месте преступления много, так что, возможно, до нее очередь дойдет лишь через несколько дней. Мне повезет, если ею займутся в последнюю очередь.

— Но как получилось, что она написана твоим почерком? Ты же ее не писал!

— Не знаю, но почерк мой. Наклон, точки над «i», все характерные детали… Наверное, он долго практиковался.

— Но ведь подделку же можно определить? Есть же методы графологического анализа…

— Многое зависит от того, насколько он хорош. Насколько хороши эксперты. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что подделка выполнена очень уж качественно, но вот только мне это не поможет. Ему нужно, чтобы в отчете указывалось на сходство почерка с моим. Бюро, конечно, разберется, но прежде меня арестуют, у меня отберут оружие, я буду дискредитирован. Он не только умен и изобретателен, но и решителен. Знает, какую опасную игру затеял, но тем не менее не отступает. В каком-то смысле я даже восхищаюсь им.

В комнату вернулась Кимберли с пластиковым пакетом.

— Что дальше?

Список был исчерпан. Они застегнули сумки и сложили их небольшой кучей на полу. Через три часа Рейни отвезет всех в аэропорт Кеннеди, вернет в прокатное бюро машину, а потом все трое займут свои места в самолете, вылетающем в Портленд в шесть часов утра. Снаружи все еще бушевал ветер, и Куинси то и дело нервно поглядывал на окно. Рейни понимала, что беспокоят его отнюдь не дождь и возможная задержка рейса.

Они собрались у маленького кухонного стола. Кимберли разлила по чашкам свежесваренный кофе, хотя все и так дергались от переизбытка кофеина. Бобби ушел. Куинси сказал, что в данных обстоятельствах оставаться в квартире небезопасно, и парень, поставленный перед выбором — дрожать от каждого шороха здесь или принять участие в секс-марафоне у подружки, — решился на второе. Бобби был смышленый малый.

Рейни пила кофе, держа горячую кружку обеими руками. Она промокла еще у мотеля, но так и не переоделась и теперь никак не могла согреться.