Вадим пожал плечами, соглашаясь:

— Вот именно. Вы все сделали для того, чтобы у меня не осталось ни единого шанса умереть с голоду. Выгоните меня — и начнется самая настоящая война между фирмами, которые будут рвать глотки за мою скромную персону…

Семен Иванович стукнул тростью о пол и окатил его гневным взглядом:

— Прекрати паясничать! — он даже приподнялся немного в кресле, но снова упал обратно. — Я к тебе по-хорошему пришел, с отеческим советом, а ты что тут устраиваешь?! Я тебе про женитьбу говорю, а ты на увольнение все перевернул!

Он был прав. И человек этот сыграл в судьбе Вадима далеко не самую последнюю роль, но в груди копилось тяжелое так долго, что теперь, прорвавшись, просто вылезало гнилью наружу. Это и заставляло Вадима продолжать. Он распахнул дверь:

— Маргарита Ивановна! А выходите за меня замуж? Срочно!

Секретарша побледнела, смутилась и запричитала:

— Но… я… ведь… замужем…

— Так я именно потому вам и предложил! Сил нет, как люблю замужних дам!

— Вадим! — у Семена Ивановича даже трость в руках затряслась. — Заканчивай эту клоунаду!

Вадим захлопнул дверь и выдохнул, заставляя себя успокоиться. Человек, сидящий сейчас в кресле посетителя, точно не заслуживал такого отношения.

— Извините, Семен Иванович. Но жениться я не стану, чтобы кому-то угодить. Вообще не стану. Я слишком много учился и работал, отвоевал себе право на свободу хотя бы в таких вопросах.

Старик тяжело поднялся на ноги, заглянул ему в лицо. А потом резко вскинул трость и ударил со всей силы по плечу. Вадим вскрикнул от неожиданной боли и отскочил назад. Процедил, потирая место удара:

— Я смотрю, со здоровьем у вас полный порядок.

— Придурок! — Семен Иванович уже щурился с привычной хитрецой. — Все равно же женишься. Когда влюбишься, как глупый заяц будешь скакать вокруг своей пассии и тащить в ЗАГС, чтобы никуда не делась.

— Допустим, — Вадим уже улыбался с облегчением, понимая, что на этом их перепалка исчерпана.

— Но если еще раз при мне вздумаешь так себя вести, я тебя насильно женю на первой попавшейся!

— Не жените.

— Заткнись! И рассказывай уже об итальянском филиале.

Семен Иванович покидал «Нефертити» в благодушном настроении, но зато Вадим остался с пищей для размышлений. Ситуация на данном этапе была полностью ясна. Григорьев не стал и уже не станет воплощать в жизнь свои угрозы — пожаловался, намереваясь подмочить репутацию Вадима, но всю фирму топить точно не собирался. Можно его было даже заочно поблагодарить за такое… благородство. Вадим не боялся атак и экономических войн, не боялся прямых выяснений отношений, но милая его сердцу «Нефертити» не должна была пострадать из-за его действий. Он не врал, когда говорил Семену Ивановичу, что без работы не останется, да и вполне был готов к началу собственного бизнеса. Но только эту компанию он считал тем местом, что достойно его усилий, нервов и головной боли.

Поэтому он был рад, что удара не последовало. Точнее — удар пришелся ровнехонько на него самого и Яну, а это заметно портило настроение. Но в этом моменте Вадим оказался неслучайно. Жалел ли он теперь, что когда-то связался со Светланой? Нет. Потому что в этом случае он никогда не столкнулся бы и с Яной. Произошла целая вереница неслучайностей, и Вадим не рискнул бы исключить из нее ни одного звена. Потому что иначе история не пришла бы к тому, к чему пришла. Лучше уж балбесу-Бобику рассказывать о том, как ты запутался, чем проводить время в еще более бессмысленных занятиях. А две таблетки обезболивающего поставят мозги на место.

Некоторое время ему казалось, что Яна просто обязана сделать шаг — подать какой-нибудь знак. И после этого можно начинать действовать самому. А пока любой его маневр мог оказаться неверным и подлым по отношению к ней. Но она ни разу не позвонила. Даже не набрала его номер, чтобы тут же сбросить. И чем больше проходило времени, тем крепче становились подозрения, что этого никогда не произойдет.

Через неделю после их последнего разговора Вадим вдруг понял, что застрял в этом состоянии. Что ничего больше не случится, книжка про нахальную воровку в кепке закрыта, а он так и будет продолжать коротать вечера в своей шикарной и идеально чистой квартире в компании белого пёсика и почти неосязаемой Немезиды. Последняя барышня, видимо, со своей субъективной точки зрения, считала собственные действия справедливыми. Но она ровным счетом ничего не понимала в воспитании. И Вадим не давал ей права наказывать себя! А раз так — значит, придется действовать.

Начать можно с простого — с телефонного звонка. Яна ответила после восьмого гудка. И чем она так сильно там занята в такое-то время?

— Я же тебе сказала, чтобы ты мне никогда не звонил!

Прекрасно — вот и нужные знаки: ее сразу вскипевшая злость, говорящая о том, что эмоции только и ждали, чтобы взорваться. И тот факт, что он не занесен в черный список, а номер по-прежнему подписан его именем.

— Здравствуйте, Яна Владимировна. Гендиректор «Нефертити» беспокоит. Я звоню узнать — нужна ли в вашем деканате характеристика с места практики? Не хотелось бы, чтобы у вас возникли проблемы в институте.

— Не звони мне больше!

Бросила трубку. Пусть злится. Пусть спит спокойно, если сможет. Вадим подумал немного, а потом позволил себе рассмеяться.

— Бобик, идем гулять? В четыре утра самый свежий воздух!

Киношный фильтр сменился на кисельный. Очень похоже на первый взгляд, но с принципиальным отличием — все теперь виделось словно сквозь призму мутного киселя, но уже без царапин и подсветок. Дело не в том, что Яна скучала по Вадиму или мечтала о том, чтобы все сложилось иначе. Она вообще ни о чем не думала.

Яна погрузилась в дзен настолько, что ее даже присутствие Светланы не раздражало. Та зачем-то постоянно мельтешила на горизонте, пила с отцом чай и болтала о всяких пустяках. Она не говорила прямо о своем возвращении — да этого и не требовалось. Ведь отцу нужно было только время, чтобы простить ее. И повод для новой встречи, а там он и сам поднимет этот вопрос. Многое можно было понять и из того, что отец откладывал поездку в Германию. Ну конечно! Туда он теперь отправится или вместе со Светланой, или после того, как жена наконец-то станет бывшей. Светлана и с Яной говорила о чем-то — а та даже отвечала. К счастью, пока никому не пришло в голову вспомнить о возможности депортации Бобика на родину, а то бы Яна расплакалась, испортив тем самым свой спокойный кисельный мирок.

Институт спасал необходимостью наверстывать пропущенный материал, но и там не обходилось совсем без стрессов. Одногруппники откровенно подшучивали над тем, что она устроила себе незабываемую практику в самое неподходящее время, но деканату, естественно, и дела до того нет, если припомнить ее родословную. В этих комментариях звучала зависть, но не особенно злобная. Больше ее тревожили взгляды тех, кому было лень завидовать таким мелочам, и оттого более внимательным к важному. Например, Людмила уже на второй день поинтересовалась:

— Ты чего такая тухлая? У тебя все в порядке?

Пришлось соврать о неразделенной любви к некоему Денису, но эта отговорка была достаточной для того, чтобы добродушная подруга перестала ее донимать и только в качестве поддержки оставалась рядом. В общем, в киселе изредка попадаются ягодки, которые делают жизнь не такой невыносимо мутной.

Это было хорошее состояние — лучшее из доступных. И все бы шло таким путем дальше, если бы не ночной звонок от Вадима с какой-то издевательской ерундой. Яну еще часа два нервно трясло, но потом все снова покрылось киселем. Однако это был первый сигнал о неумолимо приближающихся некисельных событиях, который она умудрилась проигнорировать.

Яна вышла из машины перед зданием института и наклонилась к окну, чтобы попрощаться с личным водителем:

— Спасибо, Николай Алексеевич. Я заканчиваю в полтретьего.