Как-то весной, когда он был отпущен на берег в Галвестоне, он познакомился на пляже с молодой девушкой, влюбился и через месяц женился на ней. Когда пришло время возобновлять контракт, она его уговорила не делать этого и переехала с ним в ее родной город Иден-Пасс, поближе к матери.

Наверное, они жили бы лучше, останься он во флоте, думал Олли, двигаясь теперь по ряду номер пять с полками, аккуратно уставленными мукой, сахаром, пряностями и различными жирами. Семья жены так и не приняла его по-настоящему в свое лоно. Для них Олли происходил «откуда-то с севера», и только благодаря англосаксонским корням его кое-как терпели. До определенной степени.

По прошествии двадцати лет он по-прежнему недолюбливал родственников жены, впрочем, так же как и они его. Давным-давно отцвела их первоначальная любовь, и теперь практически лишь одно связывало Олли с женой: их сын Таннер.

Каждый из них по-своему проявлял родительскую любовь. Мать часто ставила Таннера в неловкое положение навязчивой демонстрацией нежности. Она больше не забеременела после рождения Таннера – ответственность за что целиком и полностью возлагала на Олли, – и поэтому пеклась о сыне, как медведица о своем единственном медвежонке. Особенно ей льстило, что Таннер «встречается» с Хэвер Уинстон. Хэвер – самая популярная девушка в старших классах, и это возвышало миссис Хоскинс в глазах друзей.

Олли ничего не имел против Хэвер. Девушка хорошенькая, как куколка, доброжелательная, энергичная. Он только надеялся, что Таннер не испортит дело необдуманным поступком. Олли не хотел бы, чтобы сын омрачил начало жизненного пути, поддавшись зову здоровой плоти.

Часто, глядя на Таннера, Олли восхищался игрой природы. Из его семени в лоне жены с ее ничуть не выдающейся наследственностью возникло генетическое чудо, превратившееся в умного и красивого юношу. Слава Богу, что он родился спортсменом. Пожелай он стать музыкантом в духовом оркестре, фармацевтом или специалистом по космосу, родные отвернулись бы от него, как от ненормального. Но Таннер здорово играл в футбол, за что пользовался неограниченным расположением своих неотесанных простоватых кузенов и дядей, которые дружески похлопывали его по спине и толкали кулаком в бон. Они признали его своим и совершенно позабыли, что появлением на свет он обязан Олли.

Олли не придавал этому большого значения. Таннер его сын, и каждую пятницу Олли умирал от гордости, когда на футбольном поле появлялся номер двадцать два в алой с черным форме «Боевых дьяволов». В следующем сезоне футбольная звезда Таннера должна была подняться еще выше.

Олли закончил выравнивать пирамиды банок с крекерами, подправил выставку-продажу печенья «Набисно» и перешел в ряд номер четыре. По проходу двигались две женщины. Та, что помоложе, толкала перед собой тележку, постарше сверялась со списком продуктов, который держала в руках.

– Доброе утро, мисс Джейнэллен, доброе утро, миссис Такетт, – любезно поздоровался Олли. – Как вы поживаете?

Он так и не научился говорить «как живете-можете». За что подвергался гонению как паршивый янки.

– Доброе утро, мистер Хоскинс, – отозвалась Джейнэллен.

– Олли, попросите мясника приготовить для нас три бифштекса толщиной в дюйм. И пусть это будет настоящий дюйм. Прошлый раз они оказались слишком тонкими и жесткими, как подметка. Мы их не могли разжевать.

– Приношу вам свои извинения, миссис Такетт. Я сам позабочусь, чтобы сегодня все было как надо. – Как всегда, мисс Джейнэллен сама обходительность, а Джоди Такетт типичная ведьма. Тем не менее он заметил, стараясь польстить:

– Приятно видеть вас в добром здравии.

– А вы думали, я больна?

Он только хотел быть вежливым, но Джоди его отбрила, будто он ее оскорбил.

– Да нет, что вы, – произнес Олли, чувствуя, что галстук-бабочка давит ему шею. – Просто я слышал, что вам немного нездоровилось. Знаете, как у нас любят распускать сплетни.

– Я чувствую себя прекрасно. Вы сами это видите.

– Мы с мамой давно не ходили вместе за покупками. – Милая Джейнэллен старалась загладить неловкость. – Мы решили немного проветриться.

– Я действительно рад видеть вас обеих. Пойду скажу мяснику насчет бифштексов, пакет будет ждать вас у кассы.

Он засунул метелку из перьев ручкой в задний карман брюк, вышел из прохода, повернул в соседний и налетел на тележку, которую катила еще одна женщина.

– Доктор Маллори! – воскликнул Олли.

– Здравствуйте, мистер Хоскинс. Как поживаете?

– Прекрасно, прекрасно.

«Помоги нам Боже», – подумал Олли; встреча Джоди Такетт и Лары Маллори становилась неизбежной. Олли не хотел, чтобы его магазин превратился в поле битвы.

– Вы видели арбузы во фруктовом отделе, доктор Маллори? Они поступили сегодня утром из Южного Техаса.

– Боюсь, что целый арбуз для меня многовато.

– Я могу разрезать его пополам.

– Нет, спасибо. Я возьму дыню.

От ее улыбки у него учащенно забилось сердце. Олли не был заядлым юбочником, хотя такое качество всегда приписывается матросам. Но он не настолько слеп, чтобы не замечать, что доктор Маллори очень хороша собой. И лицо, и фигура у нее – хоть куда. В Иден-Пасс ее имя стало синонимом соблазнительницы.

По правде говоря, Олли никогда не наблюдал этой стороны ее характера. Доктор всегда дружелюбна, но вовсе не кокетлива. Возможно, он не ее идеал, но прирожденная кокетка готова флиртовать с кем угодно, только бы он был противоположного пола. К примеру, мать Хэвер – настоящая распутная особа. Он искренне надеялся, что Хэвер не пойдет по стопам Дарси. Таннер разумный юноша, но и он долго не устоит, если его будет поощрять к запрещенным действиям такая хорошенькая девушка, как Хэвер.

– Если вам что-нибудь понадобится, доктор Маллори, прошу вас, обращайтесь ко мне.

– Благодарю вас, мистер Хоскинс, я это обязательно сделаю.

С сожалением он отметил, что катастрофа неотвратимо приближается. Олли отступил в сторону, чтобы пропустить доктора Маллори, и подумал, не предупредить ли ее, что Джоди Такетт находится поблизости. Он очень надеялся, что доктору Маллори не нужны кофе или чай. Но было поздно: она вкатила тележку в проход номер четыре. Хоскинс задержался рядом, делая вид, что переставляет коробки и банки. Он молил небо, чтобы они не вцепились друг другу в волосы.

Скрипучая тележка доктора Маллори остановилась. Несколько секунд стояла тишина, потом он услышал, как доктор Маллори поздоровалась:

– Доброе утро.

– Доброе утро, доктор Маллори, – ответила Джейнэллен своим застенчивым тихим голосом.

– Я рада, что вы чувствуете себя лучше, миссис Такетт. – Доктор Маллори замолчала, предоставляя Джоди возможность ответить на приветствие. Когда ответа не последовало, доктор Маллори добавила:

– Я несколько раз звонила вам домой, хотела с вами поговорить.

– Нам не о чем разговаривать. – Только одна Джоди Такетт могла наполнить таким жгучим ядом обыкновенные слова. – Пойдем, Джейнэллен.

– Простите, миссис Такетт, но нам надо очень многое обсудить. Например, поговорить о Кларке.

– Да лучше мне гореть в аду, чем говорить с вами!

– Мама!

– Молчи, Джейнэллен! Идем отсюда.

– Прошу вас, миссис Такетт. Миссис Такетт? О Господи, миссис Такетт!

Сначала в голосе доктора прозвучала просьба. Потом вопрос. Потом тревога.

– Мама!

Олли Хоскинс в спешке уронил на пол несколько коробок печенья, торопясь к месту происшествия в проходе номер четыре. Он прибыл как раз в тот момент, когда Джоди Такетт боком повалилась на свою тележку. Она развела руки в стороны, ладонями вниз, словно стараясь вновь обрести равновесие. Тележка покатилась вперед, лишив ее опоры, и она упала на полки, уставленные банками и пачками с чаем «Липтон». Несколько банок с растворимым чаем упали на пол и разбились, и облако душистого порошка повисло в воздухе. Джоди сначала упала спиной на полку, потом сползла на лол. Она неподвижно лежала среди осколков и порошка.

Джейнэллен упала рядом с ней на колени.