Наконец Кей поднял голову и посмотрел на нее ярко-синими глазами под воспаленными веками. Щеки заросли многодневной щетиной. Брови упрямо сдвинуты над переносицей. Губы сжаты в узкую твердую линию.

Лара испытывала откровенное и сильнейшее желание, какого не знала никогда в жизни. И все-таки она закрыла глаза и отрицательно покачала головой.

– Я не хочу быть одной из женщин Кея Такетта.

– Нет, хочешь. Сейчас хочешь.

Он отнес ее на кровать и положил на подушки. Наверное, он лучше разбирался в ее чувствах, потому что, когда Кей лег рядом, она нетерпеливо потянулась к нему. Его губы были солеными от пота и шершавыми, но она не могла от них оторваться.

Кей сдвинул в сторону ее блузку и расстегнутый лифчик и провел ладонью по ее груди, слегка поглаживая соски, пока они не стали такими твердыми и чувствительными, что легчайшее прикосновение его ладони заставляло ее выгибаться на кровати.

Он расстегнул ей брюки и стянул их вместе с трусиками до самых щиколоток, и она не препятствовала ему, затем расстегнул свои джинсы, и Лара помогла ему опустить их до колен.

Он вошел в нее.

Она его приняла.

Лара удивилась твердости его плоти. Кей – ее полной готовности. Он поднял голову и посмотрел в ее покрасневшее лицо. Она чувствовала, как у нее горят щеки, слышала свое учащенное дыхание. Кей смотрел ей в глаза и погружался все глубже. Она закусила губу, чтобы не вскрикнуть.

Выражение удовольствия появилось на его лице, когда он наконец нашел самое удобное положение. Со сгоном он прижался лбом к ее лбу.

– Думал, не дождусь…

Он начал двигаться; она приподняла бедра, встречая каждый резкий удар. От его движений у нее перехватывало дыхание, но и рождалась ответная волна наслаждения.

Кей ждал ее. Когда она кончала, он запустил руки в ее волосы и держал ее голову в ладонях, целуя в губы так страстно и с такой нежностью, что это было сравнимо разве только с их физическим слиянием. Он не мог вынести силу и продолжительность ее оргазма, перестал сдерживаться и зарылся лицом в ее шею, захватив губами складку кожи.

Еще долгое время они оба оставались неподвижными.

Встав, они направились в его комнату, так как запачкали постель в номере Лары грязной одеждой и обувью. Не обращая внимания на любопытные взгляды солдат, они прошли по коридору в его номер, точную копию номера Лары, за исключением того, что ванная была отделана ярко-голубым кафелем, а на занавеске душа резвились улыбающиеся морские коньки.

Сбросив одежду, они встали под душ, из которого потекла ржавая чуть теплая вода. Чтобы как-то обмыться, им пришлось использовать каждому по три крошечных кусочка мыла, упакованного в зеленый целлофан.

Вода стала совсем холодной, но они оставались под душем, изучая друг друга. Лара осмотрела рану у Кея на виске и объявила, что может ее скрепить скобкой.

Он запротестовал:

– Не надо. Обойдется.

Она осмотрела его ребра и предположила, что, возможно, есть трещины.

Кею пришлось признать, что ребра болят, но забинтовывать грудь он не согласился.

– Тогда, в первый раз, ты упаковала меня как мумию. Я чуть не задохнулся в повязке. Я ее снял через день.

Расчесывая пальцами волосы у него на груди, Лара называла его упрямцем, брала в ладони его тяжелый член.

Кей нежно целовал шрам у нее на плече и называл его красивым, когда она, смутившись, пыталась его прикрыть.

– Это царапина по сравнению с моими.

Лара пальцем провела по грубому красному рубцу, шедшему от бедра до колена на его левой ноге.

– Что это такое?

Он рассказал ей об автомобильной аварии, изуродовавшей ему ногу и положившей конец надеждам сделать карьеру в Национальной футбольной лиге.

– Ты был очень огорчен? Это была твоя мечта?

– Мечта Джоди. Мы и до этого с ней не ладили. Ну, а потом… – Он тряхнул головой. – Не будем говорить о Джоди.

Кей прикасался к ней и ласкал ее повсюду, в равной мере даря и получая наслаждение. Лара не представляла, что он может быть таким чувственным и одновременно готовым исполнять чужие желания. Казалось, что ей все это снится, потому что муж никогда не вызывал у нее столь сильных эротических ощущений. А уж тем более Кларк.

Наконец они вышли из-под душа и рылись в рюкзаках в поисках чистой одежды, когда кто-то постучал в дверь.

– Что вам надо? – спросил Кей.

– Tengo la comida para ustedes. Я принес вам поесть.

Кей осторожно приоткрыл дверь. Солдат держал на плече поднос с едой.

– Gracias. Спасибо. – Кей взял у него поднос и, прежде чем тот успел что-нибудь сказать, захлопнул дверь и закрыл ее на цепочку.

Он поставил поднос на стол.

– Надо надеяться, что это получше еды в лагере Санчеса.

– Может, пища отравлена? – Лара подошла к столу, продолжая расчесывать щеткой мокрые волосы.

– Может, но сомневаюсь. Зачем такие сложности, если он хочет нас убить? Он мог бы это сделать на глазах у публики.

На подносе стояли тарелки с фруктами и сыром, жареная курица и минеральная вода. Кей взял с блюда куриную ногу и без аппетита надкусил.

– Непонятно, почему он нас отпустил.

Лара начала чистить апельсин.

– Правда удивительно?

– Очень. Не знаю, чего я ожидал, но только не этого. – Не выпуская из руки куриную ногу, он обвел взглядом комнату. – Это не отель люкс, но и не хижина с земляным полом.

Кей некоторое время сосредоточенно жевал.

– Подведем итог. Наши жизни в обмен на то, что я доставлю в Штаты его послание? Что-то тут не так. Слишком просто. Если он хотел передать послание нашему правительству, он бы воспользовался более важной фигурой, чем мы. Например, он мог обратиться к главе дружественного государства. – Он бросил на тарелку кость и открыл бутылку воды. – Почему он нас оставил в живых, Лара?

Она положила на поднос наполовину очищенный апельсин.

– Я не знаю. – Она подошла к окну, раздвинула занавески и посмотрела на улицу.

– Съешь апельсин. Ты не ела уже столько времени.

Лара с отвращением посмотрела на пищу на столе.

– Я не желаю быть хоть чем-нибудь обязанной Эмилио Санчесу, – Не глупи, к чему такие жертвы. Тебе надо поесть.

– Я не голодна, Кей. Просто мне не дают покоя мои мысли. – В ее голосе прозвучало недовольство, но это было недовольство собой. – Я пытаюсь во всем разобраться.

– В чем?

– Не знаю. В разных вещах. Во всем. В том, что здесь случилось три года назад. Думаю о Рэндалле. Об Эшли. Я стараюсь не вспоминать о яме, где ее закопали, иначе я сойду с ума. – Она смяла в руке занавеску. – Я должна помнить Эшли только живой. Какой умно» й и веселой она была, сколько радости мне принесла за то короткое время, пока была со мной. – Ее голос начал дрожать. Она смолкла, чтобы успокоиться. – Моя дочь никогда не вернется ко мне. Но если я буду вспоминать о ее жизни больше, чем о ее смерти, то не так уж важно, где покоится тело Эшли. Ее душа по-прежнему жива. Если смотреть на все с такой точки зрения, то нашу поездку сюда можно считать успешной.

– Ты должна была здесь побывать, чтобы примириться со смертью Эшли.

Лара кивнула.

– Этот период в моей жизни слишком затянулся. Я обвиняла всех в том, что они судят обо мне по газетным заголовкам, но больше всех виновата я сама. Нельзя до бесконечности считать себя жертвой. Пора мне подумать о своем будущем.

– В Иден-Пасс?

– Нельзя сказать, чтобы я добилась там большой удачи, – заметила она, повернувшись к нему лицом.

– Но не из-за того, что ты плохой врач, а из-за нас, Такеттов. Мы тебе здорово потрепали нервы.

Она вдруг отвернулась, не желая смотреть на него.

– Скажи мне, Кей, почему это произошло между нами?

– Ты имеешь в виду вражду? Или другое?

– Другое.

Она услышала, как он задержал дыхание. Потом наконец сказал:

– Ты врач. Тебе лучше знать.

Она знала и подтвердила кивком головы.

– Люди, подвергшиеся смертельной опасности и выжившие, – начала она медленно, – очень часто сразу же после этого нуждаются в сексе.