Утыкаюсь носом маме в плечо и чувствую, как начинает пощипывать глаза от подступающих слез. Почему-то состояние сейчас именно вот такое плаксивое, на душе неведомая тяжесть, аж дышать больно.

— Как же тебя так угораздило? — шепчет мама, проводя рукой по моим влажным волосам. — Как ты связалась с Майером?

— Вы уже задавали этот вопрос, — шмыгаю носом я. Еще чуть-чуть и разведу сырость, честное слово.

— Я знаю, но все еще не понимаю, зачем ты на это пошла, — мама тяжело вздыхает. — Он тебе нравится и таким образом ты хотела привлечь его внимание или… Дочь, я не понимаю твоих мотивов.

Поднимаю голову и смотрю маме прямо в глаза. Очень надеюсь, что я все же не пала ниже плинтуса и заслуживаю хотя бы каплю доверия в будущем.

— Просто ты вырастила ужасную альтруистку, которой хочется помочь всем и каждому, — чуть улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку и мне удается.

— Да уж, в тебе есть это качество, — смеется мама и, приподнявшись, тянется к расческе на тумбочке. — Всегда самопожертвенно лезла помогать там, где даже не просили. Садись, а то за ночь высохнут и превратятся в колтуны, — кивает она мне и я послушно сажусь на кровати, поджав под себя ноги.

В детстве всегда любила, когда мама причесывала мне волосы. Это был своеобразный ритуал единения и семейной любви.

— Максимилиан, может быть, и хороший человек, но он не надежный, — проводя расческой по моим волосам, приговаривает мама. — Вспомни сколько раз он впутывал Эдгара в неприятности, пока тот учился в университете. Мы с папой приложили достаточно усилий, чтобы позволить ему уехать учиться заграницу, как он мечтал. Но там он познакомился с Максимилианом и его компанией, сдружился, и началась череда бед. Вечеринки, пьяные приводы, драки в общежитии… Всегда попадался наш Эд, потому что не был настолько проворным в этих делах. И все с подачи Майера, тот даже не скрывал, что это он был подстрекателем и организатором безобразий. Гордился… Ужас, как я сочувствую его отцу!

Смотрю в окно на огни ночного Франкфурта и в памяти всплывают слова Макса про то, что я и родители не все знаем о брате. И момент, когда после пьяного дебоша, Майер напомнил Эду про реакцию на алкоголь…

— Мам, а что если на самом деле Эд все это вытворял? А Макс его прикрывал, — спрашиваю я и с нетерпением жду ответа.

— Нет, Эдгар не мог творить подобное безрассудство, — насмешливо, но в то же время уверенно отвечает мама. — Он всегда был очень честным и послушным парнем. Для него нарушение каких бы то ни было правил — табу. Даже по сей день он собран и очень аккуратен как в действиях, так и в мыслях. Так что даже не думай плохого о брате, это все Майер. Яблоко раздора, прости Господи… Все проблемы только от него, как с Эдом, так и с тобой.

На душе снова тяжелеет и комок подступает к горлу. Мне не нравится, что по отношению к Максимилиану мама так критична. Будь ее воля, она бы его во всех бедах обвинила, мне кажется.

Проведя с ним рядом чуть больше суток, я увидела под мажористой оболочкой честного человека. Того, который решил пожертвовать собственным благополучием ради меня, когда пошел и признался родителям в обмане. Мне до боли хочется верить, что Макс не так плох, как мама считает. И доказать ей это кажется мне первостепенной необходимостью.

Я не выдерживаю, поворачиваюсь к маме лицом.

— Но ведь я тоже, по вашему мнению, была хорошей девочкой. Послушной, честной, но соврала обо всем этом! — смотрю маме в глаза и приподнимаю брови.

— Но опять же, не по своей прихоти, — спокойно отвечает она и встает с кровати, отложив расческу. — Спокойной ночи, дорогая. Тебе завтра рано вставать, билет на самолет уже заказан.

Она обнимает меня, мягко целует в щеку и покидает номер, оглянувшись напоследок у двери. Казалось, что она что-то хочет сказать еще, но… увы.

Забираюсь под одеяло и беру в руки телефон, чтобы поставить будильник. В мессенджере висит несколько сообщений от Лики, последнее из которых: "Как с Майером?".

Читать эти смс почему-то не хочется, ведь мне нечего ей сказать. Более того, я даже себе сейчас не могу сформулировать внятный ответ на этот вопрос. Сплошные противоречия и помойка из мыслей. Ах да, еще тоска. Она душит меня похлеще удавки, но я не понимаю почему именно сейчас.

А может не хочу понимать? — проносится мысль в голове ровно перед тем, как я проваливаюсь в сон.

В аэропорту меня встречает Эдгар. Обнимаю брата и понимаю, что по нему уже успела знатно соскучиться.

— Как ты? — спрашиваю у него. И в этом вопросе куда больше, чем желание справиться о его настроении и ситуации на работе.

— Все хорошо, — спокойно отвечает брат и забирает из моих рук чемодан, загружая его в такси. — Неловкая ситуация с родителями, да? Макс сказал, что пытался все разрулить, лишь бы тебе не подпортили жизнь. Как прошло на самом деле?

Смотрю на брата и просто пожимаю плечами. Серьезно, я не знаю как прошло. Вообще мой приезд в Германию из-за проницательности Генриха Майера кажется бестолковым. Макс в результате все равно либо женится поневоле, либо останется без наследства.

— Он что-то сделал не так? — хмурится Эд, пристально всматриваясь мне в глаза.

— Нет, — непроизвольно улыбаюсь, вспоминая. — Границы приличий были возмутительным образом нарушены, но не стерты окончательно, — цитирую брату Джейн Остин.

— Макс сказал, что перевел тебя на индивидуальный план по твоей просьбе и его практику в лаборатории ты можешь пройти за пару дней, не растягивая ее на две положенные недели, — продолжает говорить брат и в груди появляется странное чувство радости, оттого что я увижу Майера на практике. Но оно тут же меркнет, когда брат договаривает фразу до конца. — Тебя буду курировать я, потому что наш занятой профессор по приезду мчится на какой-то важный семинар.

Киваю и всю оставшуюся дорогу мы больше не касаемся темы Майера. Дом встречает меня едким запахом вермишели быстрого приготовления и тонной уличной грязи в прихожей, заметенной шваброй под коврик. Укоризненно смотрю на Эда и тот лишь разводит руками в стороны:

— Без тебя мы, как без рук!

— Я заметила.

Брезгливо кривлю губы, когда замечаю на барной стойке фантики от протеиновых батончиков, смятую упаковку чипсов и кожуру от банана. Уже почерневшую такую, заветрившую — она тут явно не первый день.

Хотите загадить весь дом за пару дней? Позовите двух холостых мужиков. Мне кажется Яна и Эда смело можно звать на съемочную площадку экологического постапокалипсиса — они превратят в помойку это помещение моментально.

— Я не буду это разгребать, ты же понимаешь? — поворачиваюсь к брату и слышу под ногами хруст крошек.

— Знаю, — смеется он. — Иди отдохни после перелета, а мы приведем все в порядок. Просто как-то… ну… руки не доходили, — чешет затылок Эд, видимо только сейчас осознавая масштаб работ.

Поднимаюсь наверх и стучу в комнату Яна.

— Даже не встретишь, не обнимешь любимую сестренку? — усмехаюсь, приоткрывая дверь. Брат стоит на полу в упоре лежа, тяжело дышит и нехотя поднимает на меня голову. — Ах, да, отжимания же важнее сестры…

— А тебе это правда нужно? — выгибает бровь младший, сдерживая улыбку, и поднимается на ноги. Отряхивает руки и одергивает борцовку.

— Не помешает, — фыркаю я и Ян моментально сгребает меня в объятия. — Как ты тут, совсем в крота превратился? — окидываю взглядом комнату, шторы которой открываются, разве что, по праздникам.

— Ага, разве что не ослеп и Дюймовочкой не обзавелся, — усмехается он.

— Не удивилась бы и этому… Меня не было два дня, а вы уже почти превратили дом в бомжатник.

— Ой, ну прям уж, — ухмыляется Ян.

Хочу сказать ему что-то еще, подарить привезенный из Германии подарок, но меня отвлекает вибрирующий в кармане телефон. На экране высвечивается улыбающаяся фотография Лики, а вот с лица Яна тотчас эта улыбка утекает.