– Я своё слово сказал, Ась. Спишь здесь.

Рвано и зло. Говорю себе притормозить. Секунду назад получилось просить, договариваться. А теперь отшибает. Не могу позволить ей уйти. Не сейчас, никогда.

Пыхтит зло, глазами сверкает. Обхватывает себя руками и мнётся на месте. Больше не перечет. Только фыркает, будто нашкодившего ребёнка встречает.

– Я сплю на левой части, - произносит рвано. Выдыхает долго, медленно вдыхает. Будто один вдох на год хочет растянуть. Себя сдерживает, по эмоциям рубит, чтобы не сорваться. – Это я выбрать могу?

– Можешь, - усмехаюсь, направляясь к шкафу. Сам слева дрых, но ей уступлю. – В душ первой пойдёшь или вместе?

– Сама, первой!

Вскрикнула, заметалась по комнате. В вещах начала копаться, одежду перебирать. Наблюдаю за ней, любуюсь. Всё никак в голове мозаику сложить не могу. Ася скачет от покорности до бунта за секунды. Выводит, на грани играет. Выдержку мою проверяет. Только выдержка на работе важна, а не в браке. Здесь я сорваться могу и жалеть не буду.

Едва вчера сдержался. Столько над контролем работал, гордился им. А стоило появится Асе, как всё отшибло. Нахрен смело всю выдержку, к инстинктам прижимало, реальным зверем делало. Поймать добычу, прижать к себе, сделать своей.

Ася конкретно меня вывела своими словами. Про собачку сказала, а у меня все предохранители сгорели. Хотелось наказать, до грани довести, чтобы сдалась, перестала играться. Гонял её, а она даже взглядов своих злых не кидала. Терпела, а меня только сильнее выводило.

Когда она покорно уткнулась в стол, меня прошибло. Похотью затопило так, что член колом встал. Сталью, дубиной. Никогда так не торчал, как на неё. Хотелось взять в ту же секунду, натянуть до конца. До её криков и просьб.

Но не смог. Не тогда, когда её трясло подо мной. Губу прокусила, кровью заляпалась. Но терпела. Своей, блять, покорностью только хуже делала. Нутро скрутила так, что отвращением к себе окатило. Оттолкнуло от неё в один миг. Мразью себя почувствовал. Ни одна кровь на руках не палила так, как её. Без разбора себе путь наверх вырезал, а с ней не мог. Демоны шептали подождать, и я согласился.

И получил заслуженную награду. Три раза крутанулась, а лучше девок многих танцевала. Прошибала, зазывала. Своей невинностью, лёгкостью, взглядом своим. Злилась на желание, неловкостью сквозила, но при этом просекала, чтобы нравилось. Взгляд мой ловила и сильнее выгибалась, себя показывая.

А после кончила от моих пальцев. Целовала, кусала, тёрлась, как кошка мартовская. Ещё немного и я бы позорно спустил в штаны от её движений. Дал ей шанс сбежать, и она драпанула, будто в жизни не трахалась.

В душ я иду первым. Потому что с таким стояком не выдержу. Врубаю холодную воду и долго стою, уткнувшись в плитку. Постепенно отпускает, сбивает градус.

Если Ася дальше будет так играть, то сцена на кухне повториться. Только в этот раз я возьму всё, что мне предлагается.

– Да, Иль, - отвечаю на звонок, когда зверёк сбегает в ванную. – Что с Шахом?

– Шахид Рамзамович доволен клубом. Бойцы уже готовятся к первому бою. Всё по плану. Но есть проблема. Наших ребят приняли, когда на задании были.

– Что за поебень? – сохраню трезвый рассудок, но внутри все клокочет. Сопровождение важной шишки, девки какого-то депутата. Это не просто арест, это пряма попытка подставить. – С хера ли их тронули?

– Менты охренели, Зверь. Но я всё решил, никаких приводов и заяв.

– Баблом откупился? Скажешь сколько, из кассы вернут.

Черкаю зажигалкой. Адски плющит, как затянуться хочу. Хоть в спальне никогда не делал, но сегодняшний день меня доканает.

– Нет. Фадеев вписался, у него знакомые остались. Он нам должен, так что порешал.

Фадеев нам по гроб жизни должен. Не откупиться, не расплатиться. Когда его девку беременную с плена спасали, много потеряли. Людей, бабла, территорий. Мы за Верой шли, когда Пуля её в очередной раз проебал. Но и его девку зацепили с собой. И оградили, чтобы больше никто другой к ним не лез. Теперь Назар связями отдавал, а девчонка юристом подрабатывала. Хотя кривилась каждый раз при встрече. Интеллигенция, блядь.

– С ментами надо что-то решать, Зверь. Суки страх потеряли. Кто-то у них есть, на кого они переметнулись.

– Ну так выясни, Князь, а не заливай то, что я и так знаю. Давай.

Раздраженно сбрасываю звонок и тушу сигарету в стакане воды. Валюсь на кровать. Херня происходит. Решать что-то надо. А сил нет нихуя. За десять лет выдохся весь. В начале рвали за каждый метр, за любое дело брались. Наперебой с пацанами всё делали. Лишь бы вырваться из той нищеты, в которых выживали в детстве. Лишь бы первыми стать, лучшими. Чтобы бабло не считать, всё покупать по взмаху руки.

И штырило от этого. От власти, денег. Что каждая девка вешалась и ноги раздвигала. Машины, шмотки, бухло. Помню, как мы рвали и грызли, кровью дорогу наверх проложили. Только сейчас, блять, не за успех рвёшь, а за жизнь. Желания нет нихрена. Отойти, забыть об этом, на покой уйти. Только в моём деле покой вечный будет.

Стараешься отвлечься. Больше девок, больше машин. А удовольствия больше нет. Не вставляет, не катит от работы. Дом забахал, только один хер, что огромный, всё равно пустой. Одна охрана. Только сейчас Ася появилась. За день вещей своих понатыкала так, что везде взгляд цепляет.

– Проблемы? – Ася выходит в пижаме. Хлопковые шорты и футболка. Ни грамма секса в наряде, но блять, даже так её хочется. – Ты ругался с кем-то.

– Не ругался, распоряжение давал, - и себя жрал, пытаясь понять, зачем дальше в котле варюсь. – Иди ко мне.

– Левая моя, - повторяет упрямо мой ангел. Взглядом сверлит, пока двигаюсь. Не далеко, часть её половины занимаю. Она ложится с краю, а я к себе притягиваю. Руками обвиваю и на свою грудь укладываю. – Дамир.

– Я дохрена лет Дамир.

– А сколько? Сколько тебе точно лет? Я же ничего о тебе не знаю. Только то, что вяжешь.

Хихикает, кожу щекочет. Дыханием греет. Ася голову запрокидывает и смотрит внимательно. Изучает, взглядом по лицу скачет. И улыбается, будто главную тайну узнала.

Я тогда случайно взболтнул. Хотел реакцию проверить. А она только шарф розовый попросила. Не шмотки, не драгоценности, а чтобы я ей шарф розовый свалял. Только хрен знает, как этими палками вяжут. Я скорее глотку кому-то проткну, а не нити в шарф превращу.

Заказать где-то, так Ася просечёт. Уверен, сразу увидит работу спеца. А потом истерику закатит. Закроется, в колючку превращаясь. Не простит ложь. А что я поделать мог, если нет у меня хобби. Единственное – не сдохнуть во время разборок. В этом я матером, блять, был.

– Так сколько? Дамир.

Сопит недовольно. В мышцы тычет, внимания привлекая. Перехватываю её ладошку, зубами прикусываю палец. Вскрикивает, пытаясь руку вырвать. Только хрен ты, девочка, от меня оторвёшься. После губами прикасаюсь к укусу. Нет во мне нежности. Отродясь не было. Но с ней хочется попытаться. Ещё бы и она без закидонов играла, стараясь.

– Ты не ответил. Сорок? Пятьдесят?

– Сдурела?

Рывком под себя подгребаю. Сверху прижимаюсь, собой накрывая. Лицо рассматриваю, каждую крупицу веселья впитываю. Такой она ещё со мной не была. Разную видел – злую, пьяную, в истерике и покорности – но такая Ася просто наотмашь бьёт по чувствам.

– Прекрати, - хохочет, а я крепче сжимаю в своих руках. Пальцами по груди веду, веснушки очерчивая.

– Ещё раз повтори сколько мне.

– Пятьдесят, - упрямо вскидывается, но в глазах озорство. Пищит, когда снова кусаю. Кожу на шее цепляю, сразу поцелуями покрывая. – Ну Дамир.

– Лучше старайся. За каждый неверный ответ будешь наказание получать.

– Нечестно. Мой же возраст не знаешь.

– Двадцать три. Твоя мать говорила. Давай. Можешь с единички начать, не ошибёшься.

Она извивается подо мной, смеётся. Голос садиться, когда мочку уха кусаю. Дрожать начинает, губами мурашки чувствую. Повторяю пытку. Ася выгибается, шею запрокидывает, подставляется.