— Нет, нет! — Она отшатнулась, — трудно сказать, что ее пугало больше — злобная ярость на лице Роджера или парализующее ее волю обожание в лице Алекса. Она схватила забытый всеми холст с «Одиссеем» и загородилась им как щитом. — Мне это не нужно!

— Это для твоего же блага, девочка! — мягким голосом произнес Алекс. — Ты должна довериться мне.

— Нет, нет! Только деньги из вознаграждения, чтобы я могла учиться, в Париже…

— Ты должна понять, что сейчас это ни к чему! — Алекс улыбнулся и попытался погладить ее по голове, но она отпрыгнула как дикая кошка, и его улыбка превратилась в какой-то оскал. — Зачем тебе эти крохи, когда в твоем распоряжении все мое достояние? Отныне ни о чем не беспокойся. Я позабочусь о тебе.

У нее стало горько во рту, страх сжал сердце — неужели она теряет свою свободу?

— Ты не понимаешь. Я не могу. Если я действительно тебе небезразлична, не надо принуждать меня к этому.

— Констанс, дорогая, успокойся! Ты перенервничаешь и заболеешь!

Она испуганно замолкла. Да, так с ней бывало — от страха в ее мозгу что-то происходило, и она могла сделать что-то немыслимое. Нет, она не позволит себе опять распуститься. Она сделала глубокий вдох и усилием воли загнала этот страх поглубже в самые глубокие тайники своего сознания.

— Конечно, Алекс! — спокойным голосом проговорила она. — Я просто глупая, излишне эмоциональная баба, да? Просто все так неожиданно…

— Я знал, что ты со мной согласишься, — удовлетворенно откликнулся Алекс.

— Да и я тоже подозревал, — со скрытой иронией добавил Роджер.

— Ну-ка, дай мне это! — Алекс потянул к себе картину. — А ничего, Роджер, правда! Неплохой трофей, а? Пожалуй, мы повесим его у себя в конторе!

— Как ты хочешь, Алекс. — Она беспомощно кивнула головой, наблюдая, как он прислонил ее картину к стене.

Весь, лучась довольством, он похлопал в ладоши, как бы поздравляя сам себя.

— Ну, а теперь, коль скоро все улажено, пошли обедать? Элуаз приготовила крекеры и сладкие хлебцы.

Констанс кое-как уняла дрожь, и они с дедом под ручку, как будто ничего не случилось, отправились в столовую. Он между тем продолжал посвящать ее в свои далеко идущие планы. Все это лишь укрепляло Констанс в ее отчаянной решимости: бежать, бежать — и немедленно!

Как верна пословица — утро вечера мудренее! Пока она одевалась, завтракала с Алексом, рассеянно делясь с ним впечатлениями о вчерашнем вечере у мисс Филпот, в голове у нее созрел четкий продуманный план. Она была такая безмятежно-радостная, предупредительная, так непринужденно врала, что наверняка, по ее расчетам, никто не мог ничего заподозрить. Во всяком случае, ей удалось незамеченной ускользнуть из дома Латэмов — прямо в сыпавшийся с неба дождь, хотя странным образом, вместо зонта в руках у нее был какой-то завернутый в коричневую бумагу объемистый предмет.

Первым делом она сняла деньги со счета, который она ранее открыла для Дайлана Мак-Кина. Потом прошлась по офисам судоходных компаний, и — о, удача! — с третьей попытки нашла то, что искала — корабль отправлялся в Лондон на следующий день. Конечно, ей было несколько не по себе, что она тратит не принадлежащие ей деньги, но чрезвычайные обстоятельства, решила она, оправдывают чрезвычайные меры. Купив билет, она сунула его в свой ридикюль со смешанным чувством облегчения и трепета перед неизвестностью, ожидавшей ее.

Третьим пунктом ее маршрута была верфь Мак-Кинов. Там она, прежде всего, разыскала Типа Мэддока, передав ему свои извинения и пачку зелененьких купюр для Мэгги. Щедрость Констанс смягчила мрачное выражение лица Типа, а его заверения, что Мэгги уже нашла себе новое место, смягчили ее угрызения совести. Так что пока все было хорошо. Однако когда она, собрав всю свою смелость, приступила к последнему пункту своей программы, оказалось — так ей сказали, — что Лок ушел куда-то по срочному делу и неизвестно, когда вернется. Расстроенная, она решила заглянуть в мастерскую Джедедии Шоу.

— Передадите ему, мистер Шоу? — спросила она старого мастера.

Выпрямившись, Джедедия покосился на сверток.

— Эта ваша картинка с «Одиссеем» — вы ему хотите отдать?

— Да. Это слишком маленькая компенсация за все, что я ему причинила. — Констанс любовно провела рукой в перчатке по уже отполированной фигуре дельфина на верстаке у Джедедии. — Моя мазня, конечно, не может сравняться с вашей чудесной работой, но мне хотелось бы, чтобы мистер Мак-Кин все-таки получил ее. Я рассчитывала переброситься с ним еще парой слов, но мне надо идти, пока меня не хватились.

Ей хотелось предупредить Лока, что против него что-то замышляется — она поняла это из намеков Алекса и Роджера прошлым вечером, но задерживаться было действительно нельзя — это могло бы усилить их подозрения насчет нее.

— Неизвестно, когда этот парень явится, так что давайте действовать испытанным методом, девочка! — Джедедия снял шнурок с ключом, висевший у него на шее, и протянул его Констанс. — Оставь свой подарок у него в комнате. Там, за угол и вверх по лестнице. Я бы и сам сходил, да ноги уже не те.

— Думаете, он будет не против?

— Думаю, это будет для него приятный сюрприз.

— Ну, если вы так уверены.

— Иди, иди! — Джедедия махнул зажатой в руке стамеской. — Оставь ключ на крючке у двери…

— Ладно, спасибо, мистер Шоу. — Она бросила прощальный взгляд на замусоренную мастерскую, полюбовалась в последний раз на деревянные скульптуры и молча махнула рукой.

Капли холодного дождя медленно стекали с нее. Она громко постучала. Ответа не было. Чувствуя себя несколько неловко и даже виновато, но преисполненная намерения довести дело до конца, она вставила ключ в скважину, повернула его и вошла. Ее удивили небольшие размеры его апартаментов. Надо было спешить, но она не могла побороть в себе любопытства: что же окружает в обыденной жизни таких необычных, выдающихся людей? Бледный послеполуденный свет пробивался через открытые ставни. Повсюду — книги, книги, книги… Через открытую дверь была видна кровать, покрытая каким-то экзотическим покрывалом; Констанс поспешно отвела глаза — негоже вторгаться в нечто интимное, что Мак-Кин никогда не показывал посторонним.

Она поспешно развернула сверток и поставила свою картину в кресло — Лок не сможет не увидеть ее, когда войдет. Как бы предупредить его еще насчет махинаций ее родственничков — причем так, чтобы не возбудить у него подозрений насчет ее мотивов… Впрочем, она и сама в них не вполне разобралась, одно ясно — она не хочет участвовать в этой сваре, за начало которой несет ответственность ее отец. На чертежной доске Лока она нашла карандаш и лист бумаги и, сняв перчатки, начала писать короткую записку. Покусав кончик карандаша, на мгновение задумалась, вспоминая его руки, обнимавшие ее, вкус его губ. Пусть между ними лежит пропасть, но эта их коротенькая встреча, эти мысли — «а вдруг…» — вызывали острую и сладкую боль в сердце. Но она уже сделала свой выбор — единственно возможный. Она решительно отогнала от себя чувство утраты и занялась своим делом. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошел, нет — ворвался Лок. Лицо его являло непроницаемую ледяную маску, в голубых глазах была глубокая озабоченность. Не замечая Констанс, он захлопнул дверь и — вот уж чудо! — на несколько секунд прижался лбом к стене. Мокрые волосы спустились ему на лоб, мощные плечи под тяжелой тканью пальто сотрясали судороги. Яростно выругавшись, он пнул ногой оттоманку, которая отлетела к другой стене. Он замер на месте, увидев женщину в шляпке у своей чертежной доски.

— Какого черта ты здесь делаешь? — загремел он. — Пришла позлорадствовать?

— Что? Нет, я…

В два шага он пересек комнату, схватил ее за руку, встряхнул.

— Вы все проклятые ворюги! Она изумленно покачала головой.

— Я не понимаю…

— Все просто… — прорычал он. — Вы, сволочи, украли мой корабль!

— Украли? — Констанс непонимающе поглядела в окно — там по-прежнему, как обычно, четко проступал сквозь пелену дождя стройный силуэт «Одиссея». — Но ведь…