— О, Боже! — вскрикиваю, когда он задевает головкой какую-то слишком чувствительную точку внутри, надавливая на неё, вынуждает мышцы бедер мелко вибрировать. Жар по всему дрожащему телу расходится. Обхватываю ногами его талию. Руками обвиваю шею. Прижимаюсь всем телом к горячему мужчине…

— Ма-а-акс… — всхлипываю, сотрясаясь от очередного мягкого, но глубокого толчка. Глаза слепит от удовольствия. Ищу губами его губы. Он ловит мои. Вгрызается зубами в нижнюю. Закатывая глаза, приглушенно шипит:

— Малыш-ш-ш… Если потеряю контроль, будет больно...

И пусть.

Мне сейчас так хочется этой жгучей боли.

Душераздирающей и приятной.

Не той, что была вначале.

Эта одуряющая.

Хочется ещё и ещё…

Глубже…

Сильнее…

Резче…

Острее…

Чаще…

— Пожалуйста…

— Ива-а-а.

Не выходя из меня полностью, он вновь врезается до упора. Поднимает, вынуждая сесть на край стола. От его прикосновений становится жарко. Я вся горю. Обнимаю за сильную шею. Царапаю ногтями затылок. Прижимаюсь так крепко, что уже не оторвать...

Толчок — и я выгибаюсь. Синхронно стонем. Его язык вторгается в мой рот, ласкает и выманивает мой. Сплетаемся ими. Я глотаю его слюну. Схожу с ума от вкуса Пожарского. Дурею. Не помня себя, жадно отвечаю на поцелуй. Плавные движения его члена во мне разжигают пламя. Внутренний жар становится всё сильнее. Скапливается внизу живота острым возбуждением. Превращается в кипучую страсть. Пульсирующее желание, которое я испытываю впервые в жизни, доходит до пика, едва не взрывается во мне. Стискиваю влагалищем его член.

— Чер-р-рт! — прорычав, Пожарский резко замедляется, вызывая у меня почти болезненный стон. — Ива, не надо. Не делай так больше. Будет быстро, малыш.

— Еще, пожалуйста, ещё… — не в силах терпеть адское напряжение, молю продолжить.

В ответ раздается несдержанное рычание. Следом возобновляются осторожные толчки.

— Ещё… — обнимая его крепче, заставляю войти глубже.

— Ива-а-а… — над ухом раздается очередной рык.

— Глубже… — хриплю я и следом срываюсь на громкий стон, когда Пожарский, потеряв всякое терпение, доводит меня резкими ударами до сумасшествия.

Теряю счет времени. Чувствую. Чувствую. Чувствую его. Всего. Срываюсь на крик от пронзающего ощущения наполненности, обессилено шепча: «Ещё… ещё… Макс… ещё…». Выгибаясь навстречу его резким движениям, хаотично царапая его шею, спину, затылок… В порыве страсти прихватывая зубами плечо, когда удары члена ощущаются особенно глубокими и болезненными, а удовольствие достигает наивысшей точки, после которой следует долгожданная разрядка.

Взрываюсь так ярко, что едва не теряю сознание. Содрогаюсь. С громким надсадным криком улетаю. Что-то падает со столешницы на пол. Отстраненно отмечая грохот, прижимаюсь всем телом к вспотевшему мужскому торсу. Сотрясая стол, Пожарский стискивает меня в объятиях. Целует. В перерывах между ругательствами горячо шепчет какой-то ласковый бред. Стонет в губы и рычит моё имя. Дышит тяжело и надсадно… а затем содрогается и с глухим рыком кончает на несколько секунд позже меня.

— Ив-а-а… — хрипло выдыхает в губы, практически сразу опрокидывая меня на стол и обессилено наваливаясь сверху. Мир вокруг нас застывает. И только шумные выдохи продолжают нарушать звенящую тишину этого странного дома. — Не делай… так… больше…

— Как? — слабо произношу, утыкаясь носом во влажную шею. Под кожей бешено колотится вена. Пожарский пахнет так вкусно, что кружится голова. Даже пряный запах его пота не отталкивает. Хочется вдыхать и вдыхать…

Так пахнут родные люди. Но Максим Андреевич для меня чужой. И это сбивает с толку. Его запах успокаивает, дает чувство надежности и комфорта. Почему? Ведь совсем недавно я боялась его до дрожи. Остерегалась как огня…

— Неважно, малыш… — хрипит он, переводя дыхание. — Просто… не ожидал…

Хмыкнув, он проводит носом по моему виску.

— Чего не ожидали? — сиплю.

Затаив дыхание, жду от него ответа, но в самый неподходящий момент раздается звуковой сигнал в домофоне. Моё сердце разрывается от испуга пополам. Вздрагиваю, взволнованно оборачиваясь в сторону входной двери. Чувствую, как член Максима Андреевича медленно выскальзывает из меня.

Господи, вдруг там Илья, а я лежу здесь распятая… голая… потрепанная, как шлюха…

— Наш ужин привезли, — поясняет Пожарский, поднимая нас обоих со стола. Аккуратно ставит меня на пол. Ноги после секса всё ещё дрожат. Едва держат моё поруганное тело в вертикальном положении.

Нет, я, конечно, сама этого хотела, плохо отпиралась, поэтому чувствую себя скверно…

Всё жду от Пожарского каких-то успокаивающих слов, действий, знаков. Но он, будто не замечая того, что со мной происходит, отступает. Невозмутимо стягивает с члена слегка окровавленный презерватив. Поправляет на себе белье и штаны.

Глядя на использованную резинку в его руке, я едва не умираю от стыда.

— Ванную сама найдешь или показать? — интересуется мужчина, не сводя с меня пристального взгляда.

— Сама! — придя в себя, резко прикрываю ладонями грудь.

— Поздно малыш, я уже всё видел и оценил, — подмигнув мне, он уходит к барной стойке за футболкой. А я всё ещё стою, словно приросшая к полу, и пялюсь на его голую спину с небольшой татуировкой над правой лопаткой…

Бож-ж-же…

Я к такому не была готова.

Абсолютно.

Что он обо мне подумает сейчас?

Макс

Схватив с барной стойки футболку, оборачиваюсь к Иве. Ловлю её обиженный взгляд. Девчонка теряется. Будто ужаленная резко срывается с места. Огибает остатки разбитой люстры на полу и сбегает на второй этаж.

Машинально напрягаюсь, глядя ей вслед. Хоть бы шею на лестнице не свернула, дурочка…

Смешная такая после секса. Взъерошенная. В перекошенных чулках. С задранным на талии поясом и голой, мать её, задницей…

Охрененная девочка. Сексуальная. Возбуждающая.

Если бы не доставка, я бы не выпустил Иву из рук.

Сжимаю в кулаке заряженный спермой презерватив. На латексе кровянистые разводы.

Целка, блядь!

Как такое возможно, если до меня трахалась с мужиком?

Девственность в двадцать два, в современных реалиях — это же… пиздец!

Миф какой-то.

Чем Илья её трахал? Пальцем, что ли?

Может, Ива мне соврала? Не было между ними ничего?

А если было?…

Да бред же! Бред какой-то!

Ива не той породы, чтобы гимен у хирурга восстанавливать.

«Тогда что это, черт возьми?!» — в очередной раз фиксирую взгляд на окровавленной резинке, и сердце с цепи срывается. Мощным ударом врезается в грудак.

Делаю резкий вдох. Воздух наполняет легкие до отказа. Под ребрами возникает неприятная боль.

Петтинг? Оральный секс? Анал?

Что, блядь, она практиковала? Что???

Бросив беглый взгляд на пустую лестницу, раздраженно скриплю зубами.

Неприятно. Да. От этих мыслей чердак срывает. Сжимается нутро.

Казалось бы, какая разница: чем и с кем она там до меня занималась? Но где-то глубоко в душе назойливо царапает давно забытое чувство. Дразнит, сука. Нервирует. Собственник во мне становится на дыбы. Не хочет мириться с тем, что девочку трогали чужие руки.

Хорошую девочку. Красивую. Неиспорченную.

Зачем это, Макс?

Нахрена ты об этом думаешь сейчас?

Что это изменит?

Ровным счетом ничего!

Потрахались — разбежались. Всё!

Иду на кухню. Кладу футболку на столешницу у раковины. Выбросив презерватив в мусорный контейнер, смываю с пальцев её кровь.

Всё, да не всё, сука…

Психуя, вытираю руки об полотенце и швыряю его не глядя куда попало. Башню срывает от эмоций.

Снова откручиваю кран.

Мысленно матерясь, умываюсь прохладной водой. В голове после пережитого оргазма наконец проясняется.

Осознаю, что совершил глупость. Девочку совратил. Сам же её испортил. Взял не своё. Чужое.

Теперь бы Иву аккуратно отшить. Так, чтобы не ранить тонкую девичью психику. Только тянет к ней, с-с-сука, не по-детски.