Охренеть. Я такого от себя не ожидал.

— Ладно… Пусть поспит… — выталкиваю из горла, снимая блокировку экрана.

Вместо Ивы набираю Тимура, чтобы перетереть по поводу Ильи.

Ива

« — Малыш…» — я слышу мягкий шепот Макса и тихие приближающиеся шаги.

« — Соглашайся.., малыш… Я тебя не обижу».

« — Весь мир брошу к твоим ногам, слышишь..?»

« — Только будь моей…»

Приятная хрипотца мурашками расползается по коже. Мои пальцы вздрагивают, когда я чувствую прикосновение к ним.

« — Хочу тебя, Ива…» — шелестит его голос, прокатываясь по моему телу дрожью.

« — Всю тебя хочу. Себе… Иди ко мне, детка... Раздевайся…»

— Нет. Нет… — лепечу я, вытаскивая из памяти обрывки событий, связанные с Пожарскими. Какие-то незнакомые образы в голове мелькают, эмоции жалят, мысли ранят… Я отчаянно пытаюсь отвоевать свободу и несогласно верчу головой. — Не трогай меня. Не трогай… Нет. Нет… Пожалуйста, не трогай… — вторю я, не останавливаясь. Воздуха становится меньше. Он будто бы сгущается. Я же в панике начинаю дышать чаще. В груди жжет…

« — Раздевайся, Ива… Снимай одежду…» — всё настойчивее и настойчивее повторяет «голос», дёргая меня за плечи.

— Уходи... Не нужно, — отталкиваю вездесущие руки, но они возвращаются обратно. Шлепают меня по щекам. Заставляют выныривать на поверхность из туманного марева. — Нет-нет. Не трогай меня. Уходи. К Кристине своей уходи… Уходи… Уходи…

— Ива? Детка? Что с тобой? Проснись. Это я, тётя Лара!

Медленно возвращаюсь в реальность. Пробую разлепить высохшие от слёз веки. Они опухшие. Тяжелые, как свинец. Пекут и чешутся.

Боже, сколько я проревела?

Час? Два? Сутки?

Сколько я проспала?

— Где я? — медленно распахиваю глаза, обводя взглядом помещение. Я в ванной комнате. Сглатываю пересохшим горлом. У меня всё тело затекло. Одежда влажная. Видимо пыталась умыться, а потом…

Потом не помню. Отключилась. Уснула в ванне, так и не набрав горячей воды.

— Бож-ж-же… — стону я, приходя в себя. — Я сейчас, теть Лар. Прости. Хотела принять ванну и уснула. А сколько сейчас времени?

Вцепившись в бортик ванны, сажусь, оценивая свой вид. На мне по-прежнему надеты вещи Максима Пожарского. Выгляжу потрёпанной легкодоступной девицей с трассы. Мои щеки мгновенно вспыхивают огнем.

Блин… Как же так? Я же хотела тихо. Чтобы тетя Лара не знала. Чтобы не видела этого позора…

— Ваня…

Родственница растерянно смотрит на меня. Изучает. Глаза блестят от подступающих слез.

Замечаю, как дрожат её руки.

— Всё в порядке. Со мной всё хорошо, — спешу её успокоить, а сама ещё больше себя накручиваю.

— Господи, что у тебя за вид? — тетя продолжает искренне недоумевать. — Что произошло? Почему ты спишь в ванне? Где твоё платье, детка? — она снова проходится по мне неверящим взглядом, а я ещё больше сгораю от стыда.

— Так получилось… — сиплю я сдавленным горлом.

— Что «получилось»? Где ты была? Что за вид, Иванна?

— Я… Я кажется влюбилась… — всхлипываю, ощущая, как разрывается в клочья моя душа. — Как дура, потеряла голову. Теть Лар..?

Подступивший к горлу ком перекрывает дыхание. Я снова сглатываю.

Смотрю на штаны Макса и хочется рыдать.

— В Илью влюбилась? Так это не новость. Ты ж и так по нему сохла.

— Не в Илью… Не в него...

— А в кого?

***

Наши глаза встречаются. Мои влажные, у тетки круглые, как блюдца.

Я уже не маленькая девочка, чтобы отчитываться, но мне так плохо…

Из меня будто вырвали что-то важное. Какую-то часть меня.

За грудиной болезненно сдавливает. Сердце, будто попадает под пресс. Болит. Кажется вот-вот лопнет.

— Теть Лар, отчего так больно? В груди давит. Там всё горит.

Ком в горле лопается. Рыдания, наконец-то прорываются наружу, выходят из меня громкими всхлипами, сотрясают пространство. Глаза застилает пелена слёз.

Тогда, на пике отчаяния, в доме Пожарского, я позволила себе низко пасть, сейчас я снова близка к этому. Судорожно проверяю карманы штанов, но своего мобильника не нахожу. А мне горит узнать, не было ли от Максима весточки. Хоть одного смс. Или непринятого звонка.

Мне безумно хочется его услышать. Но как только вспоминаю причину нашего расставания, меня разрывает пополам. Ломает, как в предсмертной лихорадке.

Когда я успела им отравиться? Когда?!

— Божечки, Ваня, детка, где ж ты была? В кого ты влюбилась? — тетя не на шутку волнуется, убирая с моего лица прилипшие пряди волос.

— В Максима! — реву я, не в силах остановиться. — В Пожарского… В с-старшего б-брата Ильи, — то ли всхлипываю, то ли заикаюсь я.

— Что? — тетя, стоя передо мной на коленях, застывает с открытым от шока ртом. Бледная, как стена. — Господи, ты же поехала с Ильей? — лепечет она, не успев отвиснуть. — Куда этот подонок тебя отвез? Причем тут его старший брат? Ива? Боже мой, я сейчас рехнусь. Я ничего не понимаю. Объясни! Они тебя обидели? Эти подонки что-то сделали с тобой?

— Нет! — поспешно мотаю головой. Мне стыдно углубляться в подробности. Тете этого не нужно знать.

— Что «нет»? Мне нужно вытаскивать из тебя информацию клещами?

— Никто меня не обижал. Илья отвез меня в дом своего брата. Он пустует. Мы просто хотели побыть там вдвоём. Он купил кольцо. Сделал мне предложение, а затем куда-то исчез. Бросил меня в том доме одну. Я не заметила, когда появился Максим Андреевич. Он принял меня за очередную шлюху брата. Ментов хотел вызвать, но потом передумал.

— Он тебя изнасиловал? — тетя неотрывно смотрит в глаза, взяв меня за лицо ладонями.

— Нет.

— Ты с ним спала?

— Я по доброй воле, теть Лар, — выпаливаю, захлебываясь плачем, — а у него… у него…

— Что у него?

— Есть невеста у него! И она… И она… Она бе-беременна.

— Святые монахи, — тетя закатывает глаза. — Ты знала об этом? До того, как лечь с ним в постель? Знала, что он не свободен?

— Нет. Он ничего мне не сказал. Только рычал, как свирепое животное. У него с Ильей какие-то контры. Оба ненавидят друг друга, — выдыхаю, ощущая, как накатывает бессилие. Как меня заново тянет на глубокое дно, как заходящееся от эмоций сердце болезненно сжимается.

— Зачем ты вообще с ним спала?

— Не знаю… Просто… Просто не смогла устоять, — хриплю я, шмыгая носом и размазывая пальцами слезы по лицу. — Всё случилось так неожиданно. Я испугалась, чуть не убила хозяина дома утюгом. А потом мне стало его жаль. Пришлось оказать медицинскую помощь. Зашить бровь. Все происходило как в тумане. Я таких мужчин никогда не встречала… Никогда. Он показался мне таким… Бож-ж-же, таким… а потом… Потом он предложил стать его содержанкой.

— А содержало у него не отсохнет?! — тетя брызжет ядом, поднимаясь на ноги. — Кобель он, Ваня! Забудь о нём. Не знаю, что между вами было, что ты не в себе, но могу сказать одно, девочка: он практически женатый мужик, а с такими счастье не построить. Не свить семейное гнездышко. Будешь лить слезы. Много слёз. Потому что его социальный статус в обществе обязывает быть примерным семьянином. Бизнесмен никогда не бросит жену с ребенком ради любовницы. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Оно тебе надо, детка?

Поджав к груди колени, я продолжаю сидеть и тупо пялиться в одну точку. Истерика прошла, но слезы не прекращают течь. Ничего не хочется. Сейчас завалюсь в спячку, и всё пройдет. Завтра забуду, как страшный сон.

— Ива, если он тебя обидел, мы можем заявить на него в полицию, — голос тети звучит совершенно серьёзно и тон пугает. — У меня есть связи. Я никогда не просила одного влиятельного человека об ответной услуге за то, что спасла жизнь его жене и преждевременно рожденному сыну. Но ради тебя могу попросить. Ты принимала душ после секса? На тебе есть следы спермы?

Ива

Тётя на меня так смотрит, словно только что вынесла Пожарскому приговор и готова сию же секунду приступить к казни.