— Все дело в том, что я не очень хорошо представляю, как это делается.
— Не смешите меня.
— Если бы вы хоть немножко помогли мне, может, я и справилась бы с этим.
— Пожалуй, я действительно вам кое-что растолкую, то, что вы, похоже, не учли в своем плане. Дело в том, что весь этот фарс с нашим браком не будет иметь силы даже в том случае, если я возьму вашу девственность. Вы понимаете, о чем я говорю? Да и кто об этом узнает? Неужели вы сами или ваш отец станете трубить на весь мир, что вы являетесь подпорченным товаром?
— Вы говорите обо мне, как о какой-нибудь сломанной шляпной картонке. Это разные вещи.
— О нет, девушка, утратившая свою девственность вне брака, куда хуже сломанной шляпной картонки. Вообразите, как отнесется к этому ваш отец. Он будет возмущен, но ему придется молчать, так как он знает, что стоит ему открыть рот и заявить о том, что я с вами сделал, как ваша репутация будет погублена раз и навсегда, и вы станете всеобщим посмешищем. Что же касается меня, то ни один человек не посмеет обвинить меня в этом.
— Но почему? Это не правильно, это совершенно несправедливо.
— Справедливость вообще очень редко встречается. В нашем обществе вам придется смириться с фактом, что муж будет уважать свою жену и считаться с ней только в том случае, если она придет к брачной постели чистой и нетронутой. Так что если женщина совершит ошибку, то ей лучше молчать об этом, пока она не окрутит какого-нибудь простака так, что он не сможет вырваться из ее пут. Из всего этого следует, что вам не стоит распространяться о том, что я с вами сделал или не сделал. Если бы я захотел, я уже давно лишил бы вас невинности независимо от вашего собственного желания.
— Я не могу поверить, что мужчины могут быть настолько равнодушны и бессердечны по отношению к женщинам, которых они любят.
— Наконец-то вы вспомнили о любви! Но ведь в нашем-то браке речи об этом не идет, не так ли?. Вы для меня — незнакомая женщина, совершенно чужая и…
— Да, а еще, когда мне удастся соблазнить вас, мне нужно сделать так, чтобы у меня был ребенок. Тогда уж вам точно не добиться развода. Но я опять же не знаю, как это сделать.
Дуглас подобрался и уже заинтересованно посмотрел на нее. Он говорил с ней совершенно искренне, обращаясь к ее здравому смыслу, но, кажется, без малейшего успеха. Она стояла перед ним в одной своей девичьей рубашке, с босыми ногами, посиневшими от холода, и смотрела на него так, словно приносила себя в жертву. Было видно, что она страшно испугана, но она все же пришла к нему и решительно настроена привести свой план в исполнение. Да, в смелости ей не откажешь. Так что же она из себя представляет? Действительно ли она делает это ради отца или есть и другая причина?
— Кто же это вас надоумил насчет ребенка?
— Райдер.
— Ах, мой любезный братец. Черт его побери, что за натура, во все ему надо вмешаться.
— Только он не успел объяснить мне, как надо соблазнять. Послушайте меня, милорд. Я — ваша жена, и я хочу стать вашей женой и спать с вами в одной кровати. Я хочу спать в этой кровати до тех пор, пока все не узнают, что я беременна. Ведь вы хотели наследника? Разве не это — главная причина, по которой вы хотели жениться?
— Да, только вы — не та женщина, на которой я хотел жениться. И хватит об этом, я устал повторять одно и то же.
— Я дам вам наследника. Я молода и здорова и смогу родить вам хоть полдюжины наследников.
— Никогда в жизни не слышал, чтобы женщина предлагала себя мужчине в качестве племенной кобылы. Почему, Александра? Еще одно соглашение с вашим злодеем-отцом? Черт вас возьми, идите-ка спать. Вы еще не доросли до таких вещей, и я не собираюсь вам ничего объяснять и тем более брать вашу девственность. Я устал. Уходите.
Алике наклонилась, взялась за подол своей рубашки, быстро стянула ее через голову и бросила на пол. Совершенно нагая, она стояла перед ним, подняв голову и глядя ему прямо в глаза.
Дуглас застыл. Он и представить себе не мог, что она так прекрасно сложена. Ее грудь… О Боже, кто бы мог подумать…
— Вы перетягиваете грудь. Зачем?
— Моя няня говорила, что она слишком велика. Она говорила, что мальчишки станут глазеть на меня и говорить всякие глупости. Потому что для леди неприлично иметь такую большую грудь. И она научила меня перетягивать ее.
— Ваша няня — старая глупая гусыня. Такая грудь — украшение любой женщины. Не вздумайте ее больше перетягивать. Ну Теперь, поскольку я знаю, что у вас есть, я хотел бы посмотреть на вас.
— Вы и смотрите.
— Сегодня утром, когда мы катались, я понял, что вы носите ужасно жесткий корсет.
Он опять замолчал, не в силах отвести от нее взгляда. Господи, какой дурак, он чуть не прогнал ее.
Алике не догадывалась о произведенном впечатлении, но это обсуждение ее груди было отвлеченным, словно разговор о погоде, и она успокоилась. Она видела, что он продолжает смотреть на нее глазами, ставшими еще темнее, но никак не могла понять, о чем он думает.
— Теперь я и сам вижу, что розовое прекрасно сочетается с рыжим. Ваша розовая кожа очень гармонирует с медным оттенком волос. В таком виде вам лучше откинуть их назад.
Ей захотелось свернуться в маленький шарик и побыстрее укатиться из этой комнаты. Но она не сделает этого. От этой минуты зависит вся ее дальнейшая жизнь. Этот человек — ее муж, и она принадлежит ему, что бы он ни говорил.
Дуглас попытался взять себя в руки. Подумаешь, эка невидаль! Можно подумать, он никогда не видел обнаженных женщин. Конечно, у него их было меньше, чем у Райдера, так как он был очень разборчив, но зато все они были безупречными красавицами. И ни одна из них не затронула его сердца. Почему же сейчас он не может унять его бешеный стук и сказать ей, чтобы она убиралась? О Боже, что ему делать? Наверняка она рассчитывала на это и потом посмеется над ним. Наконец, не в силах совладать с собой, он сказал:
— Подойдите ко мне.
Она сделала несколько шагов вперед и встала рядом, дрожа от мысли, что он прикоснется к ней.
Но он не трогал ее, а только смотрел и смотрел. Такое пристальное изучение ее тела было мучительным. Даже она сама никогда так не смотрела на себя, как сейчас это делает он.
Дуглас не знал, сколько прошло времени, когда он наконец поднял голову и посмотрел ей в лицо.
— Ну что ж, должен признаться, я не остался равнодушным к вашим достоинствам. Без платья вы оказались куда более женственной, чем это можно было предполагать. Я жду продолжения. Что там у вас дальше по плану?
Алике молчала.
— Вы молчите? Интересно, как далеко вы собирались зайти, если я ничего не буду делать? Он отвернулся к огню.
— Я уже подсказал вам, чтобы вы подошли ближе. Вы собираетесь что-нибудь делать сами?
Алике попыталась закрыться руками. Она понимала всю бесполезность этого жеста, но стоять перед ним голой и слушать его издевательства было невыносимо.
— А вы знаете, Алике, — сказал он, поворачиваясь к ней опять, — ведь я могу взять вас, и множество раз, и при этом сделать так, что у вас не будет никакого ребенка. Только не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю! Я просто возьму то, что мне предлагают, а потом аннулирую весь этот фарс с женитьбой. Но вы можете быть спокойны. К счастью для вас, сейчас, в эту самую минуту, когда вы стоите возле меня, прикрытая лишь своими чудесными волосами, я не чувствую к вам ни малейшего интереса. Вы — не Мелисанда. Вы не та жена, которую я хотел. Уходите.
Такое унижение было выше ее сил. Она ничего не видела перед собой, кровь стучала у нее в висках. Стоя рядом с ним, на расстоянии не больше вытянутой руки, она уже не чувствовала смущения, а только страшную, опустошающую боль в груди и отчаяние. Он отверг ее, безнадежно. И даже не был особенно жесток с ней, просто совершенно безразличен. И предельно ясно выразил свое отношение к ней. В какой-то момент ей показалось, что он готов принять ее, но этого не произошло. Он не хочет ее. Райдер не правильно судил о чувствах своего брата. Больше она ничего не сможет сделать.