— Очень жаль, но получив меня, вы получили и все мои плохие привычки. А также всех моих ненавистных вам родственников, таких бесчувственных и толстокожих. Да еще две дюжины слуг, которые вечно во все вмешиваются и путаются под ногами. Нет, не нужно осыпать меня ругательствами. Ваша сдержанность очень приятна, хотя и необычна.

Так вот, я говорю вам, что не стану аннулировать наш брак. Я говорю вам, что признаю вас своей женой. Хотите вы что-то сказать на это?

— Вы порочны.

— Не более, чем вы.

Алике с ногами забралась на кушетку, изящно скрестив их, и облокотилась на спинку, закинув руки за голову.

— Кажется, я понимаю. Вы делаете это, чтобы избежать скандала.

— Нет, хотя это тоже достаточное основание. Это действительно могло бы вызвать скандал, последствия которого были бы весьма неприятны. Но это не главная причина. Я вижу, вам удалось взять себя в руки и успокоиться; значит, мы можем теперь поговорить спокойно.

Он предложил ей то, о чем она мечтала целых три года. Отчаявшись получить сто, она даже попыталась его соблазнить, раздевшись и придя к нему в спальню. Но он оскорбил ее и отослал обратно. И вот теперь она перед ним совершенно одетая, исцарапанная, и именно теперь он готов принять ее. Она не понимала его. Но с другой стороны, был ли у нее в действительности выбор? Разве это не то, чего она хотела больше всего на свете?

После долгого молчания она подняла на него глаза и сказала:

— Хорошо.

Дуглас улыбнулся. Внутри у него что-то отпустило. До этой секунды он не осознавал в таком напряжении находился, с каким трепетом и страхом ждал ее ответа.

— Когда вы улыбаетесь то кажетесь совсем другим человеком — Боюсь, что это произошло в первый раз с тех пор, как мы встретились.

— Да. Полагаю я тоже была не особенно приветлива с вами.

— Да.

— Что вы теперь собираетесь делать? Он склонил голову набок:

— Что вы имеете в виду? Мы можем прокатиться верхом. Поскольку Синджен вернулась, то вы теперь можете спрашивать у нее, когда захотите взять Фанни. В самом ближайшем времени я куплю вам собственную лошадь. Может быть, я возьму вас с собой, чтобы вы могли выбрать ее сами. Обычно я покупаю лошадей на ферме Брандерлей, у них отличные крови.

— Я говорила о Джульетте.

— Ах да, вторая красавица.

— Да! Специально отправленная на ваше рассмотрение. Я не могу вынести этого, Дуглас! — Александра вскочила и начала ходить. — Я больше не вынесу сравнений с кем бы то ни было. Правда. Эта Джульетта… — о Боже, имя-то какое, прямо из шекспировской пьесы! — Она приедет сюда, и все ваши родственники будут переводить глаза с нее на Мелисанду, потом на меня, и всячески показывать, как неприятно то, что случилось. И не думаю, что они будут делать это молча. Я не вынесу этого, Дуглас.

— Я думаю, это будет неприятно для всех. Положитесь в этом на меня. Поскольку мне теперь не нужно направлять свои мысли на то, чтобы вас удержать, то почему бы и не подумать над решением других проблем? Например, этой. Договорились? — Она кивнула.

— Ведь вы больше не убежите, правда?

— Нет. Сомневаюсь, что смогу перехитрить вашу сестру.

— Тогда можете вы в доказательство отдать мне свои тридцать фунтов?

— Нет, никогда.

— Значит, вы по-прежнему не доверяете мне. Ну что ж, придется мне поверить вам. Вы мало ели за обедом. Может быть, вы голодны? Я распоряжусь. Или хотите прилечь и отдохнуть? Не бойтесь, вас никто не побеспокоит.

— Да, — сказала она с отчаянием в голосе. — Пожалуй, я прилягу.

Он пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Пробило одиннадцать часов вечера. Александра сидела в постели, обложившись подушками, и смотрела на угасающий в камине огонь. Рядом лежал раскрытый томик пьес Мольера. У нее никак не выходили из головы только что прочитанные строчки из “Мизантропа”. “Такие женщины, как я, не для таких мужчин, как вы”. Она повторяла их про себя снова и снова. Бедный Дуглас. Мало того, что он упустил бриллиант первой величины, ему еще придется отказаться и от второго. А с каким камнем можно было бы сравнить ее? Может, с топазом? Да, пожалуй, с ним: он всего лишь полудрагоценный, стоит немного, но смотреть на него приятно. Цельный кусок камня, устойчивый и надежный. Она снова взяла в руки книгу и перевернула страницу, пытаясь вникнуть в то, что читает.

«Придет он ко мне сегодня ночью?»

На страницу упала чья-то тень, и Александра вздрогнула. Около ее кровати стоял босой Дуглас в синем парчовом халате, расшитом золотом. Она подняла глаза и встретила взгляд его черных как ночь глаз.

— Что вы здесь делаете?

Он только улыбнулся и забрал у нее книгу.

— А, “Мизантроп”. Жаль, что в английском переводе. Вы не читаете по-французски? В переводе он очень много теряет, поверьте мне.

— Может быть, — ответила она. — Но я хорошо знаю пьесу и очень люблю ее, даже в английском переводе.

Он пролистал еще несколько страниц и, найдя нужное место, прочитал: “Плут процветает в наше время…” Что вы об этом думаете, Александра?

Ах, ну, конечно, он опять о ней и о Тони. Дуглас никогда не простит им обмана, никогда. Ей стало тоскливо.

— Я думаю, что в этой пьесе, где буквально каждая фраза блещет остроумием, вы могли бы выбрать какие-нибудь другие строчки.

— Напрасно вы отнесли это на свой счет. Я думал о проделках своей сестры. У меня до сих пор звенит в ушах ее вопль, будто вам под юбку забралась огромная крыса… Мне не хватало вас за ужином, Александра.

— Не представляю, почему.

— По правде говоря, было довольно скучно. Мишень для упражнения в злословии, которой вы являетесь для моих родственников, отсутствовала, поэтому все, что им осталось — это говорить о погоде и есть больше, чем следует. Потом играли в вист, я был партнером тети Милдред. Кстати, вы играете в вист?

— Да.

— В следующий раз я буду вашим партнером. Ведь не будете же вы прятаться здесь вечно. Вы играете так же хорошо, как ваша сестра?

— Да.

Дуглас в задумчивости отвел глаза.

— Вообще-то я не уверен, что она так уж хорошо играет. Думаю, что просто, глядя на нее, забываешь о том, какие у тебя карты на руках и какую стратегию собирался применить.

— Если вы будете играть со мной, то ваша стратегия останется при вас.

— Возможно. Тем более я настаиваю на вашем присутствии, Александра. Как хозяйка Нортклифф-холла вы просто обязаны занимать моих гостей и присматривать за домашними.

Все с тем же безразличным выражением лица она ответила:

— Я — умна, миловидна, любезна; у меня тонкая талия и крепкие белые зубы. Да? Дуглас засмеялся:

— Еще одна цитата из моей любимой пьесы. Но вам не нужно перечислять ваши достоинства, они очевидны. Может быть, мы уберем Мольера обратно на полку? Вот так.

Он поворошил угли в камине и спросил, не оборачиваясь:

— Вы не ожидали, что я приду к вам сегодня?

— Ну, я была не уверена.

— Но вам хотелось, чтобы я пришел? — поглядел на нее Дуглас и подумал, что с таким выражением лица обычно встречают прокаженных.

— Я не знаю. Мне как-то не по себе от всего этого.

— От чего всего? От того, чему я собираюсь вас научить?

— Да.

— Странно. Мне казалось, что у женщины, осмелившейся прийти к мужчине в спальню и раздеться перед ним донага, не должно быть и тени беспокойства. И конечно же, я поспешил сюда в надежде, что вы повторите представление. Да и потом, куда же идти мужу в первую брачную ночь, как не в спальню новобрачной? Ведь сегодня — наша первая брачная ночь. Будет вам, Александра, я не верю, что в вашей душе, которая прячется за этим красивым телом, осталась хоть капля скромности. Вам не по себе? Отчего? Вы боитесь, что я стану вас бить?

— Нет, я боюсь, что вы снова не захотите меня, когда увидите.

Дуглас онемел от такого простодушия. О Господи, ну неужели она не может быть хоть чуточку похитрее? Ее наивность просто пугала его: нельзя же не понимать, что прямой ответ — не всегда самый лучший.