— Какой такой? Такой невероятно красивой? Такой совершенной?

— Ну, нет, конечно, вы не.., то есть не совсем.., просто.., это вы во всем виноваты. Еще ни одна женщина не доводила меня до подобного состояния, до такого помешательства, и Господь знает, что вы — совсем не то, что ваша сестра и…

— Да, черт возьми, я — не моя сестра! Я — это я, и тем не менее вы не можете даже посмотреть на меня спокойно.

— Возможно, я выразился не совсем точно. Просто дело в том, что стоит мне посмотреть на вас, как я начинаю сходить с ума, ну, может быть, не от вашего лица, но от всего остального.., но, в общем, все равно от вас. Вы, наверно, колдунья. Так унизить меня. Это все ваши груди. Но ваши бедра и живот и… Господи, что вы сделали со мной?

— Ничего я с вами не сделала, но говорю вам, что поднесу нож к вашему жалкому горлу…

— Не смейте угрожать мне! Проклятье! Господи, ты знаешь, что я был лучше до тех пор, пока в мою жизнь не вторглась эта женщина! По крайней мере я знал, что и почему делаю.

По крайней мере на этот раз, думала она, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь, он ушел в свою собственную комнату, а не в ее.

Она сдвинула ноги вместе. Где-то глубоко внутри спряталась тянущая боль, которая давала о себе знать при малейшем движении; мышцы бедер сводило от непривычного напряжения. Отныне она не девственница. Если бы она смогла забыть наслаждение, испытанное предыдущей ночью, то сейчас проклинала бы его за то, что он вел себя как животное. Александра вздохнула и поднялась с кровати. Потом взяла в руки колокольчик и позвонила.

* * *

Примерно через час Александра вышла из своей комнаты и тут же увидела Дугласа, стоявшего у противоположной стены между портретами Шербруков.

— Что-то вы долго, — приветствовал он ее и отделился от стены. — Надеюсь, теперь вы полностью готовы для того, чтобы спуститься к завтраку.

— Что ж, я не возражаю. Боюсь только, что если будут подавать яйца всмятку, ваша мать может подсыпать мне крысиного яду.

— Ну, раз уж я провел ночь в вашей постели, то готов пойти дальше и есть с вашей тарелки. Я лично буду пробовать все ваши блюда, как будто вы — королевская особа. Жаль только, что ваше платье не гармонирует с именем графини Нортклифф.

— За чем же дело, я сейчас же займусь вымогательством.

— Нет-нет, вам не придется этого делать. Теперь все заботы о вашем гардеробе я полностью принимаю на себя. И я лично займусь подбором ваших туалетов, так как не уверен, что вы сможете справиться с этим сами. Особенно мне не нравится, что все ваши платья стягивают грудь. Мало того, что вы скрываете одно из лучших своих украшений, это еще и вредно для здоровья. Не то чтобы я собирался выставить ее напоказ, но легкий намек на то, что она у вас есть, будет вполне уместен. Не могу же я все время зависеть от своего воображения…

— Что вы здесь делали?

Он улыбнулся и взял ее под руку.

— Я подумал, а вдруг вы убежите. Вы были в таком негодовании, когда я видел вас в последний раз. Вот я и решил предотвратить ваш побег в Лондон и тем самым уберечь себя от клеветы, которую вы собирались распространить среди столичных дам. — Он улыбнулся еще шире. — Вам все равно никто не поверит. Скажут, что вы просто ревнуете и наговариваете на меня. А мне не хочется, чтобы над вами смеялись. Она не смотрела на него.

— Я уеду в Лондон при первой возможности и уж сумею раскрыть всем глаза на ваш истинный облик. Я жду только случая, чтобы поблизости не было вашей сестры.

— Вы не уедете, — опять улыбнулся он.

— Прекратите скалить зубы, — разозлилась она. — Вам это не идет. И я буду поступать так, как мне захочется.

— А если вы уже ждете ребенка? — очень тихо сказал он.

Она посмотрела ему в лицо, обдумывая эту возможность.

— Да нет, это невозможно. Вы недостаточно опытны для этого. К тому же это неразумно. Нет, вы сказали это просто для того, чтобы остановить меня. Ведь так?

— Это возможно, и даже очень. — Он приложил ладонь к ее животу. — Мы были близки с вами дважды. Неужели вы хотите убедить меня, что это событие было столь малозначительным, что вы успели о нем забыть?

— Конечно, нет! В первый раз вы сделали мне больно, а в другой раз вообще вели себя как дикарь. Дуглас нахмурился и убрал руку:

— Вы правы, но это случилось против моей воли. А что касается первого раза, то тут вы грешите против истины. Вы вскрикивали, как…

— Замолчите! Если вы надеетесь, что это вас извиняет, то напрасно. Единственное, что меня радует, это то, что вы перестали обвинять меня во всех своих грехах.

Он посмотрел на нее исподлобья и упрямо ответил:

— Но я действительно был другим до вас. В конце коридора появился Тони.

— Ах, кажется, это мой верный дружок, мой кузен Тони. Уж хоть бы не попадался мне на глаза. А где же твоя жена?

Тони сонно, как наевшийся кот, улыбнулся.

— Все еще спит и видит в снах меня. Ухмылка Дугласа превратилась в гримасу. Александру настолько взбесило это явное предпочтение ее сестры ей, что она со всей силы ударила его кулаком в живот.

Восстановив дыхание и пересиливая боль, он снова заулыбался.

— Ты должна была ударить Тони, а не меня, своего мужа, который доставил тебе столько удовольствия сегодня ночью.

— А-а, — протянул Тони, оглядывая красную от смущения и злости Александру. — Давно пора, Дуглас.

Алике нечего было противопоставить такому бесстыдству. Неужели у него нет ни капли скромности, элементарной порядочности по отношению к женщине?

— Я полагаю, что опять сама виновата в том, что вы позволяете себе вольности, милорд? Все, молчите, вы оба.

— Все-таки хорошо иметь жену, — сказал Тони, стараясь держаться от нее на расстоянии. — Всегда есть кого поцеловать, приласкать и погладить.

— Не путайте жену с комнатной собачкой.

— Конечно, жена — это нечто гораздо большее. Как ты думаешь, Дуглас?

Алике показалось, что Дуглас размечтался о чем-то и не слышит вопроса Тони. Наверняка думает о Мелисанде, негодяй. Неожиданно Дуглас спросил:

— Дядя Альберт и тетя Милдред все еще здесь?

— Наверное, — Тони зевнул. — Это же твой дом. Ты здесь хозяин. Поэтому твоя обязанность — знать, кто находится под твоей крышей.

— Ну, я знаю, что ты находишься под моей крышей, и видит Бог, как мне этого не хочется.

Если это жалоба, то ей не хватает пыла, подумал Тони. Поэтому он великодушно пропустил это замечание мимо ушей и протестующе замахал руками.

— Нет-нет-нет, кузен, я так надеялся, что сегодняшним утром все плохое будет забыто. Ведь ты и Александра стали в конце концов настоящими мужем и женой, и глядя на вас обоих, я бы сказал…

— Ничего не говори. Тони!

— Прости, Алике, ты права. Ну, Дуглас, я рад, что наконец могу увезти Мелисанду в Стробери-хилл. Я собираюсь покинуть тебя в пятницу. Тебя это радует?

— Еще целых три дня в твоей компании!!!

— Ив компании моей сестры, — добавила Александра. — Ради этого стоит потерпеть Тони. Вы сможете сидеть рядом или встать перед ней на колени и грустно вздыхать.

— Мне было бы очень приятно, если бы вы придержали свой язычок, мадам.

— Я никогда не видел, чтобы Дуглас вставал на колени перед какой-либо женщиной. Он слишком горд для этого.

— Привет, Александра, доброе утро. О Боже, как ты бледна! Ты что, плохо спала? Дуглас опять на тебя нападает? Доброе утро, джентльмены.

Александра взглянула на свою юную жизнерадостную золовку, такую здоровую, энергичную и уверенную, и вздохнула.

— Привет, Синджен.

— Доброе утро, детка, — ответил Тони. Дуглас поцеловал сестру.

— Ваша мать уже спустилась к завтраку? — спросила у него Александра.

— О нет, для мамы еще слишком рано. Обычно она не встает до полудня. Идемте, Александра, а то мы опоздаем. Тетя Милдред уже там. Ее вы можете не опасаться. Она много ест, поэтому ей некогда разговаривать. Как ни странно, она совсем не толстеет.

Александра снова вздохнула.