Он поцеловал ее и крепче прижал к себе. Когда она заговорила снова, ее теплое дыхание ласкало ему кожу.

— Я сказала ей, что я не девственница и что ты не умер; потом я спросила ее, почему она здесь. Она хотела предупредить меня, но я не уверена, что именно мне грозит опасность.., может быть, и не мне.., но тут вошел ты, и она исчезла.

— Да, могу себе представить. Она растаяла в воздухе, оставив за собой романтический мерцающий шлейф.

— Я хочу знать, когда ты видел ее. Дуглас снова поцеловал ее, но мысли его унеслись в ту ночь, когда Александра сбежала от него; он слышал тогда плач из ее спальни, вошел туда и увидел ее.., нет, не Александру, а ее, этот проклятый призрак. Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Нет. Внезапно он отстранился от нес и голос его стал холодным.

— Бог ты мой, ты хотя бы заметила, что я до сих пор не набросился на тебя? Что ты лежишь себе спокойно, как и лежала? Мы разговариваем уже целых три минуты, ты полностью обнажена и… — Она повернула к нему лицо, и он с готовностью поцеловал ее. — О, черт, — только и смог он сказать, понимая, что его хладнокровию приходит конец.

Снова весь мир перестал существовать для него; не было ничего, кроме ее мягкого податливого тела, ее нежных губ и теплых ласковых рук. Они не могли оторваться друг от друга, и ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Никогда, ни с одной женщиной он не получал такого наслаждения, и ни одна женщина не будила в нем такого неутолимого желания.

Когда он упал рядом с ней, обессиленный, Александра тихо прошептала:

— Она действительно растаяла в воздухе, Дуглас.

— Проклятье. Говорят тебе, ее здесь не было. Не придавай значения глупым снам. У тебя разыгралась фантазия, потому что рядом с тобой не было меня. Ты не получила положительного заряда перед сном. Больше тебе не будут мерещиться призраки по ночам. Успокойся. — Он заботливо укрыл ее одеялом. — Ты будешь думать только обо мне. Понятно?

— Да, — ответила она, целуя его щеки, шею, плечи. — Только о тебе и о наслаждении, которое ты даришь мне. Замечательно, что завтра утром мы уезжаем в Лондон. Может быть, его как раз то, о чем она хотела мне сказать. Там у меня будет гораздо больше мужчин для того, чтобы удовлетворить свою похоть.

— Не смешно.

Она засмеялась и снова поцеловала его.

Дуглас хмуро смотрел в темноту, обдумывая ее слова. Под утро он уснул; их сердца ровно бились рядом.

Городской дом Шербруков представлял собой трехэтажный особняк на углу Пэтнэм-плейс. Он был построен шестьдесят лет назад, чтобы потешить тщеславие нортклиффского графа, который вложил в него куда больше денег, чем хорошего вкуса. Хотя колонны в греческом стиле некоторые нашли бы величественными, так же как и многочисленные ниши для статуй, которые в настоящее время были заполнены книгами и цветами. Греческие скульптуры, раньше в изобилии наполнявшие дом, теперь были составлены в мансарду. Их накупил все тот же граф, который наводнил скульптурами сад Нортклифф-холла.

— А это мне уже нравится, — сказал Дуглас, заметив парчовые малиновые портьеры в огромной главной гостиной. Потом он нахмурился:

— Возможно, ты захочешь произвести какие-нибудь перемены. В твоей комнате я ничего не менял.

— Хорошо, — согласилась Александра, настолько ошеломленная их пребыванием в Лондоне, в атом городе изящества и богатства, бедности и волнующих событий и запахов, что была готова согласиться с чем угодно. Когда они въехали в Лондон, она внимательно рассматривала город из окна экипажа, а Дуглас подробно рассказывал ей обо всем, что попадалось им на пути.

Дуглас со смехом посмотрел на нее;

— Лондон потряс тебя?

Она кивнула, легонько притронувшись к маленькому испанскому столику.

— Ты привыкнешь к нему, и довольно скоро. А что касается нашего дома, то миссис Гудгейм познакомит тебя с ним. Боргес, наш лондонский дворецкий, в своей компетентности не уступает Холлису. Ты можешь полностью положиться на него. Я рассчитываю пробыть в Лондоне две недели; думаю, этого будет достаточно, чтобы приобрести тебе новые платья, шляпки и прочие мелочи, без которых нельзя появиться в свете.

— Что бы ты сейчас предпочла: прилечь отдохнуть или посетить мадам Джордан?

Мадам Джордан была француженкой; она родилась и выросла в Реннесе. Она держала очень солидную мастерскую в самом сердце Пиккадилли и шестерых продавщиц. Мадам Джордан обожала графа Нортклиффа. Когда Александра приехала к ней, то почувствовала себя незначительным приложением к Дугласу, слушая, как муж обсуждает с мадам ее будущие туалеты. Ее обмерили, и когда Александра уже собралась зарычать на Дугласа и напомнить ему, что она не пустое место и тоже обладает некоторым вкусом, как мадам указала ей на грудь и разразилась каскадом быстрой французской речи. “А, — подумала Александра, глядя на замкнутое и хмурое лицо Дугласа, — она хочет, чтобы мой бюст соответствовал последней моде”.

— Я согласна с мадам, — объявила она. Дуглас резко оборвал ее:

— Помолчи, Александра, или тебе придется дожидаться меня в экипаже! Наши разговоры тебя не касаются!

— Ха! Ты хочешь нарядить меня как монашку, и мадам возражает, так же как и я. Не будь таким упрямым, Дуглас, и не устраивай скандала. Я ничем не отличаюсь от других женщин и естественно, что и сложением тоже. Никто не обратит на его внимания. Если ты закроешь меня до самого подбородка, люди начнут подозревать, что у меня есть что скрывать!

— Графиня права, — сказала мадам Джордан на чистейшем английском. — Вы слишком собственнически относитесь к своей жене, милорд. То, что вы предлагаете, полностью идет в разрез с современной модой.

— Отнюдь, — упорствовал Дуглас, тыча пальцем в картинку с изображением женщины, закутанной в тонкую ткань, придававшую ее высокой фигуре гибкость и воздушность и даже некоторую бесплотность.

— Вот, — сказал он, — это как раз то, что нужно. Она выглядит в нем слишком невинной, чтобы понимать намерения мужчин и…

Он остановился. Его злило ощущение собственной беспомощности. Он понимал, что ничего не может им возразить. По-своему они были правы. И его разумные доводы звучали бы здесь нелепо. Он решил уступить на этот раз.

— Черт возьми! Делайте что хотите! Он пошел к выходу, бросив напоследок:

— Я подожду тебя в экипаже. И можешь декольтировать все свои платья хоть до талии, мне все равно!

— Ах, люблю страстных мужчин! А вы? — спросила мадам, провожая графа нежной улыбкой.

— О да, — быстро ответила Александра. — Ваш английский выше всяких похвал, мадам.

Мадам кивнула, ничуть не смущенная сценой, невольной свидетельницей которой она стала.

— Я также говорю по-немецки и итальянски и немного по-русски. Вы слышали, что у меня любовник — русский граф? В любви он так же необуздан и такой же собственник, как ваш муж, его страстность заставляет мое сердце биться сильнее.

Александра осталась довольна их беседой. До вечера было еще далеко, а Александра уже выбилась из сил. Она стала обладательницей шести новых платьев, двух амазонок, бесчисленных ночных рубашек и изысканного белья. И список вещей все пополнялся. Как только они уехали от мадам Джордан, к Дугласу вернулось его обычное расположение духа. Он купил ей шляпки, обувь, носовые платки, ридикюли и даже зонтик.

Он все еще был полон энергии, когда, объездив все магазины, наконец помог Александре сесть в экипаж и забросил кипу коробок на сиденье. Александра так устала, что ей было уже все равно, где она находится: в Лондоне или па Гебридских островах. Она уронила голову ему на плечо, и он обнял ее, поцеловав в макушку:

— Это был очень долгий день. Ты держалась молодцом. Я горжусь тобой. Но мое мнение относительно твоего декольте не изменилось.

Александра не собиралась развивать эту тему. Некоторое время она покусывала нижнюю губу, потом не выдержала:

— Ты прекрасно разбираешься в женских туалетах. И ты очень хорошо знаком с мадам Джордан. Хотела бы я знать, скольких женщин ты осчастливил новыми платьями.