— Обещаю, Корри, больше такое не повторится.

— У тебя в волосах осталось мыло.

Он снова ушел под воду, потом появился на поверхности и тряхнул головой. Господи, он так неотразимо красив, что сердце ноет!

— Даю слово, теперь все будет иначе. Мне ужасно жаль, что твой первый раз тебя разочаровал. Я вел себя как последняя скотина.

— По правде говоря, это было слишком быстро и грубо. И ты вовсе не целовал мои колени.

Джеймс кривовато улыбнулся.

— Клянусь в следующий раз уделить твоим коленям самое пристальное внимание. Тебе все еще больно? Кровь идет?

Ничего не скажешь, прямой разговор…

Корри молча покачала головой и принялась упорно разглядывать свои туфли.

— Я думал, ты меня покинула.

Это заставило ее резко вскинуть голову.

— Покинуть? Мне это и в голову не пришло. Мы с тобой пережили так много приключений. Я считаю это очередным, хотя и не очень приятным…

Джеймс поднялся. Что он мог на это ответить?

— Не могла бы ты подать мне полотенце?

Но она была просто не в состоянии двинуться. Не в силах отвести глаза от него, голого и мокрого. И отчаянно хотела слизать с него каждую каплю воды. Поэтому тихо охнула, попыталась взять себя в руки и бросила ему полотенце. И жадно смотрела, как он вытирается.

Оказывается, можно получить невообразимое удовольствие от таких обыденных действий!

Джеймс завязал полотенце на талии.

— Может, теперь твоя очередь принять ванну? Позволишь потереть тебе спину?

При одной мысли об этом сердце Корри куда-то покатилось.

— Хорошо! — выпалила она.

Джеймс рассмеялся.

— Позволь мне одеться, и мы сможем перекусить.

За ужином Джеймс, видя, что Корри упорно смотрит в тарелку, попросил:

— Пожалуйста, не расстраивайся, Корри. Все будет хорошо, поверь мне.

— О нет, дело не в этом, Джеймс. Я думала о своем свекре. Волнуюсь за него и ничего не могу с собой поделать.

— Знаю, — кивнул Джеймс, принимаясь за холодную баранину. — Джейсон сделает все, чтобы уберечь отца, даже если для этого понадобится спать в его кровати. И ты не можешь представить, сколько народа сейчас разыскивает детей Кадудаля. Пока мы только сумели узнать, что во Франции их нет, и уже довольно давно.

— Не забудь об их тетке, сестре матери. Интересно, что с ней произошло? — заметила Корри, погружая вилку в яблочный соус, которым была залита свинина.

— Я все еще не слишком уверен, что речь идет о сыне Жоржа Кадудаля, тем более что он и мой отец расстались друзьями.

— Кроме того, ты говорил, что твой отец спас Жанин Кадудаль. Не могла же она возненавидеть его за это или настраивать против него детей. Граф спас ее.

— Да, и она, очевидно, предложила ему себя. Отец возвращался к своей жене, моей матери, и наотрез отказался иметь с ней дело. Обнаружив, что она беременна., Жанин пожаловалась Кадудалю, что мой отец взял ее силой и сделал ей ребенка.

— Представляю, как взбесился Кадудаль!

— Да, и в отместку похитил мою мать, увез во Францию, а отец и дядя Тони нашли ее в тот момент, когда она от всего пережитого выкинула своего первенца. Так или иначе, Жанин призналась Жоржу во лжи, отец с матерью вернулись в Англию и больше никогда не виделись с Кадудалем.

— Значит, у нее был ребенок?

— Мой отец вроде бы слышал, что ребенок умер.

— Я всегда любила тайны, — заметила Корри и, положив вилку на тарелку, азартно подалась вперед, — но терпеть не могу такие, которые способны повредить моей семье. Мы обязательно сумеем понять, что это было. И найдем сына.

— Обязательно, — эхом откликнулся Джеймс.

— Ты снова смотришь на меня.

— На кого же мне смотреть? За столом, кроме нас двоих, никого нет.

— Нет, у тебя зловещий, решительный взгляд. Именно так ты смотрел перед тем, как сорвать с меня одежду. — Корри понизила голос и склонилась над остатками свинины. — Это и есть вожделение, верно?

Джеймс медленно поднялся, швырнул салфетку на стол и протянул руку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Сытой и…

— Корри, у тебя все еще саднит между ногами?

Корри взяла яблоко, отполировала о рукав, откусила крохотный кусочек и улыбнулась.

— Думаю, что я вполне созрела для ванны. Ты пообещал потереть мне спинку.

Джеймса тряхнуло так, что он едва выбрался из маленькой уютной столовой.

Джейсон смотрел в темные глаза Джудит Макрей, ощущая странную смесь довольства и возбуждения, такого мощного, что оставалось только удивляться, как человек может это выносить.

— Твои глаза темнее моих.

— Возможно, — прошептала она.

— Мой брат только что обвенчался.

— Да.

— Я помню, как поднял голову… кажется, это было на балу у Рэнло… и увидел тебя., ты смотрела на меня, обмахиваясь веером, и мое сердце куда-то покатилось.

По-моему, в пятки.

Она отступила, не отняв, однако, рук.

— Правда? И твое сердце по-прежнему там, куда укатилось?

Джейсон широко улыбнулся.

— А как по-твоему? Конечно!

— Мне почти двадцать, ты это знаешь?

— А выглядишь гораздо моложе.

Джудит смущенно хмыкнула.

— Означает ли это, что тебя вот-вот задвинут в самую глубину полки?

— Ах, эти твои остроты… я никогда толком об этом не думала, поскольку надежд на брак с каким-нибудь блестящим джентльменом не осталось, ведь, что ни говори, а мне уже не столько лет, как, скажем, Корри. Никогда не думала, что я попаду в лондонское общество.

Мысль о поездке в столицу, чтобы найти мужа, просто не приходила мне в голову. Но тут появилась тетя Арбакл, привезла сюда и представила всем:

— Почему ты раньше не предполагала, что твоя тетя введет тебя в общество?

— В нашей семье случились некоторые размолвки, закончившиеся серьезной ссорой. Но, слава Богу, теперь все уладилось. Когда-нибудь расскажу тебе подробнее.

Признаюсь, я ужасно скучала, пока не увидела тебя… да, это было на балу Рэнло. Но я не богатая наследница, как Корри.

— Разве это имеет для меня какое-то значение?

— Ну, ты — младший сын, несмотря на то что появился на свет всего через несколько минут после Джеймса.

— Я богат! — резко бросил он. — Полученное отдела наследство убережет меня от нищеты. Я могу содержать жену. И подумываю о том, чтобы выращивать коней.

Именно это занятие больше всего мне нравится в отличие от управления имением, которое придется по душе Джеймсу. Боги справедливо наделили нас талантами.

Каждому свое.

— Хочешь сказать, что не ропщешь против участи младшего сына? И не завидуешь будущему графу Нортклиффу? Не желаешь быть на его месте?

— Конечно, нет! Ты сказала, что никогда не собиралась ехать в Лондон на охоту за мужем. А вот мне не приходило в голову вообразить себя графом Нортклиффом. Когда настанет срок, из моего брата выйдет прекрасный граф. А я… я буду собой. И это не так уж плохо.

А ты ожидала подспудно тлеющей ненависти и тайной зависти?

— Возможно. Мне кажется естественным питать неприязнь к человеку, имеющему то, что тебе самой иметь не суждено.

— Видишь ли, — ухмыльнулся он, — я с ужасом думаю обо всех тех проблемах, с которыми придется столкнуться моему братцу. У нас есть арендаторы, которые даже викария заставят помянуть дьявола. Нет, мне дали свободу быть тем, кем я пожелаю, и делать все, что захочу, поэтому я очень везучий человек.

Он чуть помедлил, тщательно осмотрел свои сапоги, словно желая отыскать там укатившееся в пятки сердце, и объявил:

— Я много думал и решил, что, пожалуй, стоит посетить Ирландию, поехать в Куме и поучиться у твоего кузена. Кстати, он парень гостеприимный?

— О, я уверена, он будет очень тебе рад.

— Вот и хорошо. Есть также племенная ферма Ротермир в Йоркшире. Ее владельцы — некие Хоксбери.

Их старший сын — мой ровесник. Не хочешь поехать вместе со мной?

— Возможно, — кивнула она, чуть крепче сжав его пальцы. — Готова даже предпочесть Ротермир ферме моего кузена. Это что-то новое, незнакомое и потому более интересное.