— Я пока не знаю.

Я будто ожила, встрепенулась в тот момент, когда увидела Олу. Как же я была рада ей. Несмотря на поджатые полные губы и привычный хмурый взгляд, мне показалось, что она тоже немножечко рада. Я даже обняла ее, хоть та и стояла истуканом. Кто знает, может ее никто и не обнимал, и она просто не понимает моих глупых чувств.

Теперь все будет иначе.

Я поняла это в тот момент, когда увидела его, когда, наконец, с трудом узнала в непривычной одежде, с убранными под капюшон волосами. В тот момент я не могла о чем-либо думать — меня охватил такой животный страх, что я была рада любой помощи и любому спасению. Даже бросаясь ему на грудь, я все еще не верила, что воображение не подводит меня. Но когда его руки обхватили меня, я почувствовала себя защищенной и до одури боялась, что он меня отпустит. Больше не хочу.

Довольно иллюзий. Как, помнится, назвал меня однажды полукровка — красивой безделушкой. Пусть так. Я отчетливо поняла одно — надо знать свое место, осознавать его, каким бы оно ни было. Принять его. Только тогда придет спокойствие, только тогда отступят страхи.

Всегда чужая. О да, я часто думала об этом, еще дома, на Норбонне. Это теперь я понимала, что родилась высокородной имперкой, но тогда я считала себя полукровкой и почти ненавидела свою имперскую половину. Почти. Остальные ненавидели ее просто, без условностей и оговорок. За это же ненавидели мою мать, Элию, искренне считая, что она должна была избавиться от такого ребенка. Кто же знал…

С положением рабыни я тоже не могла смириться — упорно мнила себя чем-то иным. Бунтовала, как могла, жила в постоянном страхе, делала глупости.

Больше не хочу бояться. Осознанное взвешенное смирение — путь к спокойствию. Не хочу звезд с неба, не хочу несбыточного. Хочу лишь немного покоя и тепла, которое могла бы назвать своим. Пусть так. Пусть здесь.

Пусть с ним.

Теперь я путалась в своих оценках. То, что считала прежде непреложным злом, внезапно повернулось другой стороной, будто реверсом монеты, которую я никогда не переворачивала. Я будто с удивлением обнаружила, что у монеты вообще есть реверс. Какие бы чувства не раздирали меня, знаю лишь одно, что я никогда бы не смогла принять: если бы на его месте оказался Ларисс.

Ола сказала, что полукровки нет в этом доме. Просто нет. Нанят другой управляющий, которого я еще не видела. Это известие так обрадовало, что стало легче дышать. Даже покои, в которых меня поселили, заиграли по-другому. Это явно господские комнаты с множеством красивых вещей. Я не понимала одного: зачем он опять хочет вырядить меня тем, кем я не являюсь? Я даже просила Олу не называть меня госпожой, но она лишь упрямо качала головой — она делала, как велели, и я это тоже понимала.

Она вошла и привычно уставилась себе под ноги:

— Господин просил вас зайти к нему.

Я поднялась из кресла у окна:

— Зайти? Просит? Так и сказал: «Попроси»?

Девочка кивнула.

— Зачем?

Она пожала огромными плечами, привычно скривила дугой пухлые губы.

— Ты проводишь меня?

Ола кивнула.

Я мельком посмотрелась в зеркало, поправила платье. Без полукровки все это выглядело странно, но одновременно стало гораздо легче дышать, будто убрали обод, стягивающий горло. И в устах Олы приказ не приобретал той зловещей невыносимой окраски, какую умудрялся придать всему Ларисс, хоть я и недоумевала, что понадобилось теперь де Во. Учитывая, что не было никаких особых приготовлений… странный визит, если только он не припас мне в подарок очередную голову. Например, омерзительной хозяйки борделя. Пожалуй, я была бы рада такому подарку.

Дворец Великого Сенатора казался просто исполинским. Прежний всплывал теперь в памяти игрушечным кукольным домиком. Несметной высоты своды, опирающиеся на тонкие полупрозрачные колонны. Молочно-белые, местами розоватые или с сиреневым оттенком. Над головой своды прорезали вереницы круглых окон, забранных цветным узорным стеклом, бросающим на белый мраморный пол яркие размазанные блики. Я смотрела по сторонам и начинала чувствовать головокружение от безграничного мелькания камня и света. Только опустив голову, увидела, что мы идем будто по невидимой движущейся дорожке, ускоряющей наше передвижение. Я чувствовала себя в этом огромном пространстве крохотной песчинкой, брошенной в пустой таз.

Мы поднялись на лифте, вышли на третьем уровне и прошли относительно узкой галереей. Встали у автоматической двери, украшенной искусной резьбой. Я заметила следы демонтажа и поняла, что с дверей сковырнули герб Октуса. Новый, видимо, еще попросту не изготовили.

Ола нажала на полочку ключа:

— Я буду ждать вас здесь.

Я растерянно кивнула и вошла, даже не успев поразмыслить или испугаться.

Де Во сидел за маленьким столиком у огромного панорамного окна, открывающего с высоты невероятный вид на дворцовый сад, залитый солнцем, и городские высотки, щетинившиеся вдали. Он был полностью одет и причесан, разве что не накинул мантию.

Де Во оставил кофейную чашку и поднялся:

— Здравствуй, Эмма.

Мне стало неловко: кем он меня сейчас считает? Я старалась не опускать голову:

— Здравствуй.

— Выпьешь со мной кофе?

Я сглотнула и кивнула:

— Да, если ты так хочешь.

Он указал мне на стул напротив и вернулся на место. Тут же подскочил раб, подал чашку, налил кофе и поставил на стол вазочку со сладостями. Я обхватила горячую чашку ладонями и опустила голову, не понимая, что должна делать. Но, кажется, знала, что сказать.

Я сглотнула и посмотрела ему в лицо:

— Спасибо. Кажется, я так этого и не сказала.

Он сосредоточенно покручивал свою чашку, наконец, покачал головой:

— Ты не должна это говорить. Если бы я смог договориться с Теналом… Но я не смог.

— Я знаю. Он успел немного пооткровенничать.

Де Во насторожился:

— О чем?

Я усмехнулась:

— Пустяки. Он просто постоянно пытался себя оправдать.

Он отпил залпом полчашки:

— Та девушка, норбоннка. Кажется, твоя подруга…

Я замерла, боясь услышать что-то невыносимое. Может, в этой суматохе Лора пострадала, или… о самом плохом думать не хотелось, но пальцы затряслись. Я сжала кулаки и спрятала их под столом, в мерцающих складках пышной юбки:

— Что с ней?

— С ней все хорошо. Я просто подумал, что ты захочешь это узнать. Торн забрал ее и пообещал отправить на Норбонн.

Я, не стесняясь, выдохнула. Как же это хорошо.

— Я очень рада. Она будет счастлива.

Ложь — она зачахнет без Торна. Но потоскует — и оправится. Она будет свободна. И она будет дома.

— Ты загрустила?

Я покачала головой и, чтобы скрыть смущение, хлебнула кофе, обжигая язык:

— Нет. Я рада.

— Ты тоже хочешь вернуться на Норбонн?

Я отставила чашку и опустила голову. Не хотелось ни лгать, ни делиться сокровенной правдой. Я просто боялась думать о таком возвращении. Теперь я считала это невозможным.

Де Во пристально смотрел на меня. Я почти физически чувствовала его обжигающий взгляд. Внезапно он поднялся и молча вышел в одну из боковых дверей, оставив меня в одиночестве. Я с недоумением слушала, как затихал стук его каблуков.

Я пила кофе и смотрела в окно. У этого окна можно просиживать сутками, любуясь раскинувшимся внизу садом и изучая восхитительную панораму города с непрекращающимся движением транспорта. Сидя посреди пустыни такое просто невозможно вообразить — не хватит никакой фантазии. Интересно, как там, в самой гуще высоток? Каково жить в этом царстве камня, стекла и металла этаже на двухсотом? Постоянно видеть перед окном снующие корветы, закупаться в плавучих магазинах.

Звук торопливых шагов прервал мои мысли. Де Во остановился у столика и положил передо мной пластину формуляра:

— Взгляни.

Я растерялась, не сразу нащупала сенсор, робко нажала. Пластина обрисовалась оранжевой полосой, проступили мелкие черные буквы.