Да, в маленькой тощей груди Ю-А билось большое и отважное сердце! Честно говоря, я бы не хотел быть на его месте, когда из кабины для курения в лавке У-И вышел, волоча за собой потухший кальян и протирая заспанные глаза, не кто иной, как сам Гарун-АльРашид.

Мне неизвестны подробности этой ночи. Впрочем, важно лишь то, что, когда великий шах наконец опять уснул под утро в Лавке Сновидений с сигарой в зубах и адаптированной книжкой под боком, Ю-А деликатным и нежным звонком вызвал своего друга из небытия.

Очевидно, экспедиция удалась на славу, потому что У-И ходил важный, как павлин. Он поглаживал свой животик и так плутовски глядел на Ю-А, что тот изнывал от любопытства, но в отношении всего, что произошло во дворце, У-И хранил скромное молчание, подобающее истинному мужчине.

Вскоре У-И установил в своей лавке еженедельный выходной день, посвященный экспедициям во дворец.

В эти дни Ю-А вместо него безвыходно сидел в лавке, и редкие туристы, которым приходило в голову полюбоваться ночным видом Старого Города, слышали сквозь закрытые ставни громкую перебранку, причем один из голосов изъяснялся на певучем венерианском наречии, а другой — низкий гортанный баритон по-видимому, принадлежал землянину.

Так продолжалось около года, пока в одно прекрасное утро У-И вернулся из экспедиции с черноглазым младенцем, которого Ю-А немедленно переправил к кормилицам на болотах.

Всю эту историю мне рассказал У-И, когда я прилетел в длительную командировку.

Мы сидели вечером в Лавке Сновидений. Передо мной красовалась желтая «оки-оки», которой я собирался насладиться после нашей беседы, а У-И с Ю-А воздавали должное содержимому моего портсигара. На столе стояла уже наполовину пустая бутылка, из-за которой у меня были крупные неприятности с международной таможней, и три окаменевших цветка лилии, заменяющие на Венере стаканы.

Словом, все располагало к задушевному разговору, но мне почему-то казалось, что У-И что-то скрывает. Очень странным также было равнодушие, с которым он принял мой подарок — полную адаптированную серию «Похождений Буратино». Я знал, что эти книжки еще не были в киоске Дома Дружбы.

— Ну хорошо, — сказал я, — но мне все-таки непонятно, почему ты снял звонок.

— Звонок? — У-И ловко выпустил десять колец и нанизал их на тонкую струйку дыма. — Почему я снял звонок?

— Да, почему ты снял звонок, — подтвердил я.

— Видишь ли, — взор У-И был мечтательно устремлен в потолок, — сейчас много покупателей. Туристы. Снятся им всякие чудовища, а звонок очень громкий, вдруг он разбудит какое-нибудь страшило?

— У-И, — я вновь наполнил стаканы из пузатой бутылки, — ты меня давно знаешь, У-И?

— Давно.

— Может быть, ты тогда будешь со мной вполне откровенным? Я ведь прекрасно знаю, что чудовища не курят кальяны. Скажи мне лучше всю правду, а то ты меня очень обижаешь.

У-И пригубил стакан и, зажмурив один глаз, лизнул тыльную сторону руки, что по венерианскому этикету означало высшую степень признательности за угощение.

— Всю правду?.. Дело в том, что Гаянэ… Она была бы хорошей женой. Но там есть еще одна старуха… ее мать. Она вечно сует свой нос, куда не нужно… Кажется, уже все пронюхала. Боюсь, чтобы не заявилась сюда жить. Нет, — добавил он, помолчав, — пусть уж лучше малыша воспитывает венерианка.

— И он вырастет магом снов, — добавил верный Ю-А.

Патрик Рейч, шеф полиции, уселся в услужливо пододвинутое кресло и огляделся по сторонам. Белые панели с множеством кнопок и разноцветных лампочек чем-то напоминали автоматы для приготовления коктейлей. Сходство Вычислительного центра с баром дополнялось двумя девицами-операторами, восседавшими за пультом в белых халатах. Девицы явно злоупотребляли косметикой, и это определенно не нравилось Рейчу. Так же, как, впрочем, и вся затея с покупкой электронной машины. Собственно говоря, если бы Министерство внутренних дел поменьше обращало внимания на газеты, нечего было бы заводить все эти новшества. Кто-кто, а Патрик Рейч за пятьдесят лет работы в полиции знал, что стоит появиться какому-нибудь нераскрытому преступлению, как газетчики поднимают крик о том, что полиция подкуплена гангстерами. Подкуплена! А на кой черт им ее подкупать, когда любой гангстерский синдикат располагает значительно большими возможностями, чем сама полиция. К их услугам бронированные автомобили, вертолеты, автоматическое оружие, бомбы со слезоточивым газом и, что самое главное, возможность стрелять по кому угодно и когда угодно. Подкуплена!..

Дэвида Логана корчило от нетерпения, но он не решался прервать размышления шефа. По всему было видно, что старик настроен скептически, иначе он бы не делал вида, будто все это его не касается. Ну что ж, посмотрим, что он запоет, когда все карты будут выложены на стол. Такое преступление готовится не каждый день!

Рейч вынул из кармана трубку и внимательно оглядел стены в поисках надписи, запрещающей курить.

— Пожалуйста! — Логан щелкнул зажигалкой.

— Благодарю!

Несколько минут Рейч молча пыхтел трубкой.

Логан делал карандашом отметки на перфоленте, исподтишка наблюдая за шефом.

— Итак, — наконец произнес Рейч, — вы хотите меня уверить, что сегодня ночью будет сделана попытка ограбления Национального банка?

— Совершенно верно!

— Но почему именно сегодня и обязательно Национального банка?

— Вот! — Логан протянул шефу небольшой листок. — Машина проанализировала все случаи ограбления банков за последние пятьдесят лет и проэкстраполировала полученные данные. Очередное преступление, — карандаш Логана отметил точку на пунктирной кривой, — очередное преступление должно произойти сегодня.

— Гм.. — Рейч ткнул пальцем в график. — А где тут сказано про Национальный банк?

— Это следует из теории вероятностей. Математическое ожидание…

Национальный банк. Рейч вспомнил ограбление этого банка в 1912 году. Тогда в яростной схватке ему прострелили колено, и все же он сумел догнать бандитов на мотоцикле. Буколические времена, когда преступники действовали небольшими группами и были вооружены старомодными кольтами. Тогда отвага и ловкость чего-то стоили. А сейчас… «Математическое ожидание», «корреляция», «функции Гаусса», какие-то перфокарты, о, господи! Не полицейская служба, а семинар по математике. — …таким образом, не подлежит сомнению, что банда Сколетти…

— Как вы сказали?! — очнулся Рейч.

— Банда Сколетти. Она располагает наиболее современной техникой для вскрытия сейфов и давно уже не принимала участия в крупных делах.

— Насчет Сколетти — это тоже данные машины?

— Машина считает, что это будет банда Сколетти. При этом вероятность составляет восемьдесят шесть процентов.

Рейч встал и подошел к пульту машины.

— Покажите, как она работает.

— Пожалуйста! Мы можем повторить при вас все основные расчеты.

— Да нет, я просто так, из любопытства. Значит, Сколетти со своими ребятами сегодня ночью вскроют сейфы Национального банка?

— Совершенно верно!

— Ну что ж, — усмехнулся Рейч. — Мне остается только его пожалеть.

— Почему?

— Ну как же! Готовится ограбление, о нем знаем мы с вами, знает машина, но ничего не знает сам Сколетти.

Логана захлестнула радость реванша.

— Вы ошибаетесь, — злорадно сказал он. — Банда Сколетти приобрела точно такую же машину. Можете не сомневаться, она им подскажет, когда и как действовать.

Жан Бристо променял университетскую карьеру на деньги, и ничуть об этом не жалел. Он испытывал трезвое самодовольство человека, добровольно отказавшегося от райского блаженства ради греховных радостей в сей земной юдоли. Что же касается угрызений совести оттого, что он все свои знания отдал гангстерскому синдикату, то нужно прямо сказать, что подобных угрызений Жан не чувствовал. В конце концов, работа программиста — это работа программиста, и папаша Сколетти платил за нее в десять раз больше, чем любая другая фирма. Вообще все это скорее всего напоминало игру в шахматы. Поединок на электронных машинах. Жан усмехнулся и, скосив глаза, посмотрел на старого толстяка, которому в этот момент телохранитель наливал из термоса вторую порцию горячего молока. Вот картина, за которую корреспонденты газет готовы перегрызть друг другу глотки: гроза банков Педро Сколетти пьет молочко.