А каков был государь Ринтэ?

Ночные и без того бледнокожи, но таким бледным и усталым Асиль никогда не видела брата-государя. Но он хорошо держался. Он был в белых королевских одеждах, из украшений на нем были лишь драгоценный пояс, застежка у горла и венец.

За ним ехала толпа гостей — все главы Холмов были здесь. И, конечно, по правую руку от супруга ехала Лебединая госпожа, Сэйдире Дневная, золотокосая и зеленоглазая, строптивая и гордая. Она выехала навстречу королю еще неделю назад, чтобы встретиться с ним в Холмах-Близнецах.

И была там еще Нежная Госпожа Диальде, в своем любимом зеленом бархате. А вот и Тарья Медведь, седой, огромный — все с некоторым опасением сторонятся его.

Асиль еле заметно усмехнулась.

Вот и ее сын, наследник Холмов. Он так похож на отца — если бы не белые волосы Тэриньяльтов. Сердце болезненно дрогнуло. Это уже не ее маленький мальчик, скоро он совсем уйдет от нее…

Но Майвэ, Майвэ! Может, все-таки сбудется ее желание, и они станут мужем и женой? Может, они образумились, пока тянулся Объезд? Ах, если бы было так!

***

Отряд Тэриньяльта вышел к подземельям Медвежьего холма вскоре после того, как королевский Объезд покинул его. Тэриньяльта — человека короля — и его отряд приняли радушно. Трое суток отсыпались, затем, взяв припасов, снова спустились в подземелья, держа путь на восток, следом за Объездом. До Рассветного холма они добрались быстро — здесь подземелья охраняла стража Холмов. Но настал час, когда они повернули на восток, туда, где угасала власть короля и начинались неизведанные и страшные места.

Они уже знали, что найдут там, среди подземных озер, полных черной вонючей жижи. И знали, что сделают. И что это потребует от них всех сил и всей отвагию

— Крепись духом, госпожа, — сказал Тэриньяльт, когда они миновали последний пост Холмов.

Диэле благодарно улыбнулась, хотя он не мог этого увидеть.

***

Весь Королевский Холм звенел от празднованья. Вокруг холма мерцали и двигались фонарики — если бы сейчас Дневные увидели эти блуждающие огоньки, голубые и расплывчатые, они дивились бы и дрожали от любопытства и страха. Музыка звучала повсюду, и на много полетов стрелы разносился дивный, чарующий запах жареного мяса и свежего хлеба. Зимние звери, невзирая на страх, тянулись к холму, и, на удивление, находили себе пищу. Король сказал, что и зверье тоже под его покровительством.

Гуляли в садах нижнего уровня и в Королевских садах, музыка была везде, и песни, и танцы, и неистовство, и все говорили — ведь король держит землю, ведь так? Все знали, что творится в землях Дня, но это не здесь, это там! А Холмы будут стоять как стояли. И могущественный Дневной, держатель Юга приехал дать клятву верности королю! И король, конечно же, объедет и земли Дня, и все вернется на круги своя, ведь иначе быть не может!

И продолжался праздник.

— Ты правда считаешь, что все кончится? — спросила Асиль.

— Все когда-то кончается, — ответил Ринтэ.

— Но не мир же.

— Где есть начало, там есть и конец.

Ринтэ сказал слово, и стена холма стала прозрачной. Асиль невольно поежилась, увидев снег. Ночь стояла пасмурная, кровавой луны не было видно, но и в облаках, и в тенях, и в самой тьме таился сукровичный оттенок.

— Ты веришь старым сказкам.

— Я в них был, сестра.

Асиль помолчала.

— Сколько нам осталось?

— Не знаю. Наверное, недолго.

— И ничто, никто нам не поможет?

На этот вопрос было труднее всего ответить.

— Не знаю.

— Тогда к чему пытаться что-то делать?

— Потому, что не могу ждать конца, сложа руки.

— Ты не все сказал.

— И потому, что, будь оно все проклято, я надеюсь! — выкрикнул Ринтэ, вскакивая и подходя к прозрачной стене. Уперся в нее ладонями — странный получился вид. — Я не безумен, Асиль. И надеюсь не потому, что просто верю. Не во что верить — сказки кончаются, и предания ясно говорят о том, что миру придет конец. И я не надеюсь, что до этого часа далеко. Хотя мне страшно, я трушу, я хочу умереть до того, как это случится.

— Тогда на что ты надеешься?

Ринтэ обернулся к ней.

— Послушай. Когда двадцать лет назад я отвозил Сэйдире в Медвежий холм, с нами кое-что случилось.

— Я знаю.

— Да… Пойми, сестра, я не восторженный мальчик. Я не поэт, потому никогда не смог бы стать бардом ни здесь, ни у Дневных. Я был там, — он кивнул в направлении Средоточия, — и знаю, что сказки — чистая правда. А если это так, то боги спят, и никак иначе! Тогда, — он наклонился к ней, глядя в упор ей в глаза, — кто тогда говорил с нами, в Ничейный час? Боги? Но они не могут ни помогать, ни вмешиваться. Даже в Ничейный час. Он потому и Ничейный. А детей богов уже много веков никто не видел…

Он замолчал, уставившись в пустоту. Асиль молчала, словно опасаясь нарушить ход его мыслей.

— Мне кажется, — мучительно выговорил он, — мне думается, что есть еще кто-то.

— Жадный? — прошептала Асиль.

— Ах, да нет, сестра! — досадливо воскликнул он. — Кто-то выше, больше, что ли… Над всеми ими и нами… Не знаю, как сказать.

— Я понимаю, но… нет же никого. В преданиях нет никого…

— Но мне нужно подтверждение, — продолжал он, не слыша ее. — Нужно! Мне нужна основа для моей надежды. Нужна! — выкрикнул он.

Он словно ожидал ответа, слова — но его не было. В комнате стояла тишина, хотя там, за прозрачной стеной, поднялся ветер и по снегу зазмеилась поземка.

— Господин блюститель Юга рассказывал, что один раз, когда он был в сомнениях, на грани сна и яви, с ним говорило что-то… кто-то такой. Или ему так показалось.

Ринтэ посмотрел на нее странно. Усмехнулся.

— Вы уже о таких сокровенных вещах говорите?

Асиль медленно поднялась, бледнея от ярости.

— Нет-нет, сестра, — поспешил сказать Ринтэ. — Я рад. Тебе еще рано…

— Умирать? Ты сам говорил, что времени не осталось.

— Я не знаю, сестра. Ничего не знаю. Сколько бы нам ни осталось — будем жить.

В Нижних садах пахло жареным мясом, пирожками, пряностями и прочими вкуснейшими вкусностями. Майвэ с братом удрали из Королевских садов, потому, что внизу было веселее. Принца узнавали по белым волосам, да ему было все равно.

Здесь пели и плясали, здесь было чудесно. К Майвэ пытались пару раз приставать, но она ловко отбрехивалась, а принц делал мрачную физиономию и смотрел внушительно. Однако, кошелек у него все же срезали. Обидно.

Веселье было безудержным.

— Я никогда не думала, что отца так любят! — выдохнула Майвэ, прыгая в очередном танце.

— Есть за что! — повернулся принц.

— И что тебя так любят!

— А меня не за что!

Майвэ внезапно помрачнела и закончила танец уже молча.

— Что? Подумала о плохом?

— Да, — неохотно отозвалась Майвэ. — Они боятся. И надеются только на отца.

Принц неопределенно помотал головой.

— Они боятся потому, что не знают, что будет дальше. Если бы они знали — не боялись бы. Даже если бы мир завтра погиб, но они знали бы об этом, было бы не так страшно. Нет ничего страшнее неизвестности.

— Тебе тоже страшно?

Он пожал плечами.

— Страшно. Но почему-то я надеюсь. А когда я прислушиваюсь к своей надежде, я чуть ли не радуюсь, словно впереди что-то хорошее. Я пытался понять — почему, а потом решил, что не буду задумываться. Просто буду верить в хорошее.

Майвэ увидела, как позади музыкантов вдоль стены проскользнули несколько стражей.

— Сдается, у Провала неладно, брат.

Принц посмотрел туда, куда указала Майвэ. Они оба тихонько подошли к солдатам.

— Мы не хотим поднимать тревогу в праздник, мой принц, — говорил усталый сержант, — но шепот больно назойлив. Люди устают, капитан велел вызвать смену раньше срока.

Майвэ посмотрела на брата.

— Ты иди, скажи отцу, — велела она. Повернулась к сержанту. — Я маг, я могу помочь.