Открываю глаза…

И не могу издать даже писка. Запах, исходящий от Тимура, словно отдельная сущность, способная влиять на подсознание. Это запах натуральной кожи его куртки, смешанный с терпкостью его парфюма и чего-то ещё… такого сладкого, что, попав мне в лёгкие, он становится волной мурашек. От затылка до самых кончиков пальцев. По моим ногам прокатывается слабость.

Я просто стою и гипнотизирую кадык Горина, выступающие из-под ворота футболки чёрные линии татуировок. Замечаю надпись на латыни, набитую сбоку на жилистой шее. Ощущаю его дыхание где-то у своего лба… Горячее и невероятно спокойное. Мой же пульс несётся по венам с бешеной скоростью.

И я не сразу понимаю, что ладонь Тимура, держащая меня за талию, уже не там… Она вытаскивает из заднего кармана моих джинсов телефон. Горин всё-таки сделал то, что не удалось ему в прошлый раз.

А по коридору расходится: «Аппарат абонента выключен…» И недовольное ругательство Сони:

— Просветова, блин! Ты где?!

Чёрт! Она звонила мне! А пока я пялилась на шею Тимура, он, похоже, отключил мой телефон.

Снова слышны шаги. Только теперь они отдаляются. А через секунду раздаётся хлопок двери и звонок на пару. Трофимова ушла.

Я и Горин остаёмся один на один в углу за старым шкафом. У меня сердце делает один кульбит за другим, а Тимур спокойно продолжает вжимать меня в угол и закрывать мой рот ладонью.

— Досужая у тебя подруга. За телефоном через час подойдёшь к Парамоновским складам*. Знаешь, где это? — тихо спрашивает Тимур куда-то мне в лоб.

Сглотнув, я отрицательно машу головой. И хриплая усмешка расстилается от моего лба дальше по волосам.

— А где проходят бои, ты знаешь, значит… Жду тебя на складах через час. Этого времени хватит, чтобы пролезть по твоим перепискам и узнать, врёшь ты или нет.

Горин отступает от меня, перестаёт закрывать мне рот. Не встречаясь со мной взглядом, разворачивается, собираясь уйти. Меня же окатывает и жаром, и холодом одновременно.

— Тимур! Отдай! Ты не имеешь никакого права, — осмеливаюсь бросить ему в спину. — Я же могу сейчас пойти и заявить в деканат о твоей выходке с кражей рюкзака и о том, что ты забрал у меня телефон! — но сама слышу, что звучу со стороны как-то жалко.

Тимур тормозит на мгновение. Хмыкает. И весьма самодовольно. Но, отвечая мне, он даже не оборачивается:

— Тогда я тебя просто сгною в академии. Это будет нетрудно. Тебя и так запихивают голой в раздевалки. Так что, если не хочешь продолжения банкета, предлагаю молчать. Жду через час на складах. Не придёшь, я просто выкину телефон там. Кстати, если узнаю, что ты мне врёшь, то сгною тебя ещё быстрее.

Его слова как дротики. Пригвождают меня к этому углу. А Тимур делает несколько шагов в глубь коридора и исчезает за его поворотом.

***

*Парамоновские склады - комплекс складских сооружений XIX века в Ростове-на-Дону. Расположены в центре города на берегу Дона

Глава 16. Тим

Глава 16. Тим

Пусто, твою мать! Ни намёка. Ни единой зацепки. Я прошерстил её телефон за каких-то полчаса. В нём даже переписка с подружкой есть о неверно данном адресе. Не исключаю, что она может быть липовой, но после того, как я облазил каждый закоулок старого смартфона, эта версия словно натянута на глобус. Ни одного провокационного чата, ни одной фотки в стиле ню. Зато есть очень милые фоточки с каким-то котом и парочка скромных селфи.

В телефоне этой Ани нет звонков с незаписанных номеров. Только от мамы, какой-то Сони и старосты. Но историю вызовов можно же и почистить? Только что-то мне подсказывает: ничего она не чистила. Я поэтому и свистнул её телефон в самый неожиданный для неё момент. Чтобы она не успела замести следы.

Чёрт! Да даже история браузера у неё невиннее девственницы. Через него вели поиск билетов в консерваторию и смотрели варианты подарков на день рождения маме. Маме, блин! Этот телефон — чертовски бесполезный гаджет. Осталось присобачить к нему нимб.

Как и этой блондинке Ане. Такие испуганные глаза у неё. Смотрит на меня с таким выражением, словно дьявола видит перед собой. И выглядит она каждый раз так, будто бы сейчас в обморок шмякнется. Мышь перепуганная. А может, актриса, которой нужно срочно вручить Оскар?

Но ведь её же кто-то запихнул тогда в нашу раздевалку голой? А если она сама всё подстроила? Или я параноик? Да хрен с этим. На кону у меня слишком много. Знал бы, ни за что не подошел бы к этой Ане: ни по пьяни, ни по-трезвому.

Я сижу в машине, стуча пальцами по рулю, и смотрю перед собой на темнеющее от наползающих туч небо над развалинами складов. Да, я параноик. Засуетился, зассал, задёргался. Мне нужно успокоиться. Походу, эта девица действительно по глупой случайности оказалась у нас в клубе. Но тогда ей просто повезло. Судя по рассказу, тогда она попала на дежурство нашего Пахома, сердобольного уголовника с тремя отсидками. Он то котят притащит, то щенков подкармливает. И лучше бы он на этом и остановился. А он притащил эту…

Теперь у меня могут быть проблемы. Если Аня хоть где-то откроет свой рот, то слухи разлетятся со скоростью света. И тогда всё пойдёт по звезде.

Мне осталось всего несколько боёв. И я буду свободен. От всех и всего. От своей семейки и, главное, от своего конченого отца.

Злость тут же расползается по грудной клетке, а ладонь цепляется за руль, сжимая его так, что ощущаю боль в костяшках пальцев.

Из-за этой досужей девки я могу всё потерять.

И именно эта досужая вырастает как из-под земли перед капотом моей тачки. Бесшумно усмехаюсь. Всё-таки пришла. Не решилась идти с доносом к декану. А я думал, что после нашего общения в том коридоре цокольного этажа её путь лежит прямо в отделение кардиологии. Там, в углу, у неё так шарашило сердце, что я бы не удивился, если бы эта Аня брякнулась мне в ноги без сознания в ту секунду.

А сейчас, прижав к груди свой рюкзак, она смотрит на меня своими огромными, широко посаженными глазами через лобовое стекло. Кажется, эта Аня стала ещё бледнее. Интересно, она всегда такая немного пугливая?

Я кидаю ей пригласительный жест, указывая подбородком на пассажирское сиденье рядом. И она послушно семенит к двери машины.

— На! — Сразу же кидаю Ане на колени её телефон, едва она садится справа от меня.

Не переставая придавливать к себе одной рукой несчастный рюкзак, второй она подхватывает свой мобильный, чуть не проскользнувший между коленями вниз. А потом осторожно переводит на меня взгляд.

— Убедился, что я не вру? — спрашивает Аня тихо.

— В то, что ты мне рассказывала, без доказательств мог поверить только тупой идиот, — хмыкаю я.

— Плеоназм, — вдруг ещё тише проговаривает она.

— Чего? — переспрашиваю удивлённо.

Но Аня молчит. Уводит взгляд в лобовое и поджимает бледные-пребледные губы. Теперь я смотрю на её молчащий профиль. И это молчание раздражением прокатывается по моим нервам.

— Что ты сказала? Хватит мямлить, — грубо одёргиваю девчонку.

Она сразу же поворачивается обратно ко мне лицом.

— Тупой идиот — это плеоназм, — вполголоса заявляет она и смотрит. Выжидательно моргает белёсыми ресницами, а я свожу к переносице брови. И к чему это она сейчас? — Ну… — Аня сдавленно прокашливается, — избыточное уточнение, как масло масляное.

Я обалдело таращусь на неё. И не потому, что только что узнал о значении нового для себя слова. Что-то такое я всё же припоминаю из школьной программы…

— Ты сейчас серьёзно? — теперь мои брови «ползут» на лоб. Это что, защитная реакция у неё такая — умничать?

— Что? — Аня вжимается в сиденье.

— Рассказываешь о плеоназмах, сидя в тачке возле заброшенных складов, где в основном нарики тусуются.

— Здесь всё равно центр города. Ты ведь не убьёшь меня, — она произносит это не то утверждая, не то спрашивая.

Разглядываю Аню, кажется, Просветову, сжавшуюся у меня на пассажирском в комок, и мне хочется спросить: она с какой вообще планеты свалилась?