— Мам! — возмущённо восклицаю я. — Эта история не про меня или Соню. И хватит об этом напоминать каждый раз, когда я выхожу из дома. Я к себе.

Я делаю резкий разворот и, пока мама не решила ещё о чем-нибудь со мной поговорить, скрываюсь за дверью своей комнаты.

Это мои маленькие, но уютные шесть квадратов. Скрипучая кровать возле одной стены, старый лакированный шкаф и слегка потрепанный стол у противоположной. Светлые обои в позитивный мелкий цветочек. И сердце этой комнаты — окно малышом фикусом. Мне подарила его на память моя школьная учительница биологии. Она все надеялась, что я меня ждет будущее не меньше, чем где-нибудь в Бауманке.

Скинув на пол рюкзак с тетрадями, я обречённо усаживаюсь на кровать. Облокотившись на колени, запускаю ладони в волосы. Слабость обрушивается на меня как цунами. Руки и ноги становятся ватными, голова тяжёлой. И в ней скачет столько мыслей. А сил ухватиться хоть за одну из них нет.

Вчерашний вечер, татуировки Горина, козни Полины и мой позор в мужской раздевалке. Хочется отделить одно от другого и не думать обо всём сразу.

Я чувствую жалящий стыд, но одновременно из моей головы не выходит образ Тимура со спины. Одно перебивает другое, становясь уже реальной мигренью.

— Аня! — громкий стук в дверь — как удар моей черепушке.

— Да, мам, — отвечаю устало, переставая подпирать голову руками и поднимая глаза на дверь.

Но взглядом натыкаюсь на свои грязные и порванные джинсы, брошенные вчера на стуле. Чёрт! Мой пульс сразу же подскакивает. Я забыла о них! Срываюсь с места, хватаю джинсы и за секунду до того, как мама заглядывает ко мне в комнату, успеваю просто зашвырнуть их под кровать и снова плюхнуться на неё. Достану, когда дома никого не будет.

— Ань, ты есть будешь? — спрашивает мама.

— Не хочу, спасибо, — отрицательно машу головой, невинно хлопая глазами.

Пожав плечами, мама закрывает дверь, а я выдыхаю, стараясь утихомирить подорвавшееся сердцебиение. Чуть опять не влипла. Заметь она испорченные джинсы, то допрос начался бы такой, что сотрудникам ФСБ пришлось бы у неё поучиться.

А мне и ответить-то ей нечего. У самой сплошные вопросы и никаких ответов.

Но сейчас мне приходится побывать на заочном допросе от Сони. Она прислала мне с десяток сообщений. Где я? Почему ушла? Почему ей ничего не сказала? И как сильно на неё ещё обижаюсь?

Переодевшись в футболку и домашние штаны подлиннее, чтобы скрыть своё колено, я заваливаюсь на кровать и по шею закутываюсь в плед. Начни я рассказывать Трофимовой в сообщениях, почему сбежала с пар, то в покое она меня не оставит. Ей всегда нужны все подробности, а сейчас я не хочу даже вспоминать всё то, что произошло со мной сегодня в раздевалке, тем более облекать в слова. Я снова отвечаю Соне односложно: «Всё нормально, приболела, завтра поговорим».

Но кое-что из произошедшего в раздевалке всё равно мельтешит у меня в голове.

И до самого вечера не отпускает. Так и вертится вопрос: он это был или нет?

Если подумать, то какая мне разница?

У богатых же свои развлечения. Но только то, что я увидела там, на ринге… Разве можно это назвать развлечением? Тот парень лежал без движения и в крови. Может, он вообще… уже того…

От этой мысли меня передёргивает. То место — это сборище бешеных маргиналов.

Что вообще там мог делать тот, чей папа высокопоставленная шишка?

А что, если мне всё же показалось? Можно же просто сделать татуировки, скопировав их из интернета, вдруг это тот самый случай? Только вот почему-то образы Тимура и того зверя на ринге в моей голове совпадают.

И в меня вонзается глупая, спонтанная идея. Если бы только можно было ещё раз рассмотреть Горина со спины. От этой мысли у меня по коже сразу летят мурашки, и я даже утыкаюсь носом в подушку. О чём я думаю! Не пойду же опять в мужскую раздевалку! Да и в универе пялиться на Горина — это не выход.

Но моя рука нащупывает валяющийся в складках покрывала телефон. Ведь можно посмотреть на Тимура так, что он и не узнает об этом.

Страничка в социальных сетях. Она есть у него точно. Куда-то же он должен выкладывать фото с дорогими машинами и курортами.

И, пока вбиваю в новостной группе нашего университета запрос «Тимур Горин», чувствую, как опять становятся горячими мои щёки.

«Я просто успокою свою паранойю. Ничего такого», — уговариваю сама себя.

И, как только нахожу в подписчиках группы Горина, на меня накатывают те же ощущения, что и сегодня в раздевалке: стыдно и горит где-то между рёбер. Мне больше не лежится на подушке. Я сажусь на кровати, поджав колени к груди.

И какое-то едкое чувство любопытства, смешанное со страхом, перевешивает.

А если вчера я видела, как Тимур Горин убил человека? Стала свидетелем убийства?

И я даже не знаю, что хуже и жёстче. Это или то, как мне завтра вообще появиться в академии после выходки Полины?

Но всё равно решаюсь нажать на аккаунт Горина. Страница загружается мгновенно, и я, затаив дыхание, уже скольжу взглядом по её содержимому.

Я была права. Фото каких-то дорогих автомобилей, яхт, короткие видео из клубов. Правда, не из тех, в котором была я вчера. Но самого Горина почти нет на фото. А те, на которых есть, никаких ответов мне не дают. В основном на всех снимках он стоит вполоборота. И всегда в чёрных джинсах и чёрном худи, а на голову почти до самых бровей накинут капюшон.

Близко Тимур запечатлён на фото лишь единожды. Его глаза смотрят прямо из-под того же чёрного капюшона, а к приоткрытым губам поднесена зажжённая сигарета. Она зажата длинными пальцами. И вся тыльная сторона ладони с выступающими костяшками забита татуировками. Горин смотрит с этого фото так, словно знает, зачем я пришла на его страницу.

Взгляд зелёно-карих глаз через экран излучает какое-то издевательство: «Ну что? Нашла ответы на вопросы?»

Закусываю нижнюю губу. Не нашла. Но не оставляю попыток. Касаюсь двумя пальцами дисплея, разводя их в стороны, собираясь увеличить часть фото с татуированными костяшками пальцев. А вдруг там видны какие-то следы от драк?

Но долбаный старый телефон! Зависнув на секунду, он отвисает в самый неподходящий момент. И, вместо того чтобы приблизить изображение, ставит лайк на фотку.

У меня сердце ныряет в желудок, становясь холодным комком. Несколько секунд испуганно пялюсь на сердечко, подсвеченное красным, под постом.

Твою мать! В панике ударяю по экрану большим пальцем. Хочу отбить этот чертов лайк обратно, но мой смартфон виснет. Снова и снова тычу в экран:

— Да блин! Ну давай, — прошу мобильный сдавленным шепотом.

И всё становится ещё хуже. Телефон отвисает и просто несколько раз повторяет процедуру «убрать - поставить - убрать лайк» подряд.

Откидываю мобильный на кровать и накрываю его подушкой. Господи, я дура! У меня ведь на странице отображаются фамилия, имя и даже фото имеется. Я там с котом маминой подруги возле новогодней ёлки. Всё, на что я могу надеяться, — это то, что Горину прилетают ежесекундно десятки лайков от поклонниц и мой он даже не заметит. А если он всё-таки заметил?

Я издаю стон и падаю лицом в подушку. Боже, пошли мне простуду, чтобы я могла и дальше оставаться только на территории кровати.

Но слышу лишь голос мамы из глубины квартиры:

— Аня! Иди, всё-таки поешь!

Глава 8

Глава 8

Никакой простуды и даже лёгкого чиха. Утром следующего дня у меня нет ни малейшего повода, чтобы остаться дома. Разве что соврать и имитировать болезнь, но мама-то сегодня выходная.

Поэтому порог академии я переступаю со жгучей потребностью в груди сбежать отсюда. У меня начинается не то мания величия, не то параноидальный приступ.

Что может так активно обсуждать стоящая у расписания группа незнакомых мне девчонок? Что, если меня?

А вот компания старшекурсников, спускающихся по лестнице. Не просто же так они сейчас громко засмеялись, стоило мне только появиться на горизонте?