— Ну и отлично. Мне завтра нужны мои шмотки, — устало подытоживает Тимур.

— Привезу, — бурчу я. Тянусь к ручке на двери, но беру ещё несколько секунд для того, чтобы взять и снова сказать Тимуру то, что считаю важным и нужным. Возможно, ему действительно плевать на себя и своё состояние. Только я так не могу. Мне до раздражения, до какого-то внутреннего бешенства хочется вдолбить в его полулысую голову, что он неправ. Я поворачиваюсь к Тимуру и решительно заявляю в зелёно-карие глаза на одном дыхании:

— Тимур, но если тебе станет хуже, начнёт ещё сильнее болеть голова…

— Аня, — вздыхает он. Вновь подпирает затылком подголовник и прикрывает глаза. — Иди домой. Пожалуйста.

И это хриплое, усталое «пожалуйста» просто топит меня в ощущении чужой боли. И, сколько бы слов ни вертелось у меня на языке, я выполняю просьбу.

Выхожу из чёрной иномарки, осторожно захлопнув за собой дверь.

***

— Аня, ты не видела мои очки? — слышу голос мамы из коридора.

— Нет, — кричу ей в ответ, продолжая складывать тетради и методички в сумку.

Правда, это получается не с первого раза. А всё потому, что мои руки слегка трясутся. Я рассчитывала, что мама уйдёт по своим делам раньше, чем я буду собираться на пары, но всё пошло не так. Именно сегодня мама решила поспать подольше.

А я вот почти не спала эту ночь. После возвращения домой мне не сиделось, не лежалось, не спалось. Я то и дело переживала, что мама решит зачем-то узнать о жизни моей батареи в комнате. И ещё я, кажется, ежеминутно проверяла свой телефон на предмет сообщений или входящего вызова от Тимура. Но Горин больше не появлялся в сети с момента вчерашнего звонка. А я и не знаю: хорошо это или плохо?..

— Дочь, — мама всё же заглядывает ко мне в комнату, — а у тебя точно нет моих очков?

Я сразу же и отчаянно отрицательно верчу головой.

— Надо же, — расстроенно вздыхает мама, а я очень хочу, чтобы она поскорее отсюда вышла.

Мне нужно сложить вещи Тимура в свою сумку. Но всё идёт не так. Мама вдруг хмурится и смотрит на моё всё ещё зашторенное окно.

— Ты Игоря давно поливала? — спрашивает она и направляется прямо к фикусу.

А у меня душа летит в пятки. Мгновенно леденеют все мои внутренности. О нет.

— Пару дней назад, — проговариваю с ужасом. И с таким же ужасом слежу за тем, как мама становится возле окна и разглядывает Игоря через просвет между задёрнутыми шторами.

Если сейчас она их решит отодвинуть, мне конец. Одна из штор прячет висящие на батарее вещи Тимура. Моё сердце стучит как барабан.

— Что-то он совсем не растёт у тебя. Надо подкормить, — задумчиво тянет мама.

— Да. Я куплю что-нибудь. — Я стою ни жива ни мертва, вцепившись в свою сумку.

Мама одобрительно кивает и вдруг резко дёргает шторы в разные стороны, пуская дневной свет в спальню. И моя жизнь пролетает перед глазами.

— Ладно, пойду ещё поищу свою пропажу, — вдыхает мама. Приближается ко мне, целует в щёку и исчезает из моей комнаты.

Пульс бешено стучит у меня в голове, ноги ватные, в горле разом пересохло. Даже дышать страшно, когда перевожу взгляд на батарею, прикрытую тонкой белой вуалью, которая совсем не скрывает чужие вещи.

Не раздумывая больше ни секунды, быстро убираю всё с батареи и запихиваю в тканевый рюкзак на завязках, в котором я ношу сменку для физкультуры. Пора делать ноги из дома вместе со всеми уликами.

В коридоре натягиваю кроссовки, хватаю с вешалки ветровку, делаю шаг…

— Ань, а у тебя что, физкультура сегодня? — слышу за спиной голос мамы.

И снова всё внутри панически сжимается. Я морщусь. Мама! Ну почему ты так хорошо знаешь моё расписание, но не знаешь, где твои дурацкие очки?!

Насильно приподняв уголки губ, оборачиваюсь к своей любопытной родительнице. А в моей голове напрягаются все извилины. Я отчаянно ищу в них ложь под внимательным взглядом мамы.

— Ну, — мямлю я, — утром староста написала, что там что-то с часами напутали и поставили нам ещё дополнительную пару по физкультуре.

Мама задумчиво хлопает глазами, а я чувствую мелкую испарину у себя на спине под крупной вязкой свитера. Боже, мама! Ни о чём больше не спрашивай…

— И хорошо. Спорт — это жизнь, — задумчивость на лице моей матери сменяется позитивом. — Удачи тебе на парах.

А я только и могу, что произнести сухое «угу» в ответ и как можно быстрее убраться прочь с её глаз. До той самой гостиницы возле торгового центра я буквально бегу. И на ходу пишу Тимуру сообщение:

«Буду через пять минут».

И если он не ответит мне, то я всё-таки выкину эти вещи в ближайшую урну. Зря это не сделала ещё раньше… Но сообщение от Тимура приходит сразу же:

«Я жду в машине на парковке».

Найти чёрную иномарку у отеля «Голд» не составляет труда. Перед тем как сесть в машину Тимура я нервно поправляю ворот свитера и приглаживаю распушившиеся волосы. Волнение? Возможно. Откуда мне знать, в каком расположении духа Тимур сегодня?

Осторожно открываю дверь чёрного авто и сажусь на сиденье. И ловлю дежавю. Как будто вчера я и не уходила.

Тимур всё так же с закрытыми глазами развалился на водительском сиденье полулёжа. На нём всё та же футболка и жуткие штаны. Он подпирает короткостриженым затылком подголовник, а его руки, разрисованные чёрными линиями, скрещены на груди. Но скрещены так, что я четко вижу: да, это были уши Микки Мауса. И на моё появление Тимур реагирует только тогда, когда я произношу тихое:

— Привет.

— Что так долго? — не открывая глаз, выдаёт он.

Я не могу сдержать досадливый вздох. Ясно. Горин любой ворчащей старой бабке конкуренцию составит.

— Вот твои вещи. — Снимаю с плеча рюкзак и протягиваю его Тимуру, который наконец удостаивает меня своего взгляда, распахнув глаза.

Уже меньше, но в них всё равно видны красные нити лопнувших капилляров вокруг зелёно-карих радужек. Да и лицо Тимура уже не такое измождённое и бледное. Он забирает из моего рюкзака джинсы и худи. Первое Тимур бросает назад, на сиденье, второе сразу же натягивает на себя, рюкзак отдаёт обратно мне. А я, поджав губы, жду. И, возможно, моя вера во всё хорошее, что есть на этом белом свете, глупа, но…

— Спасибо, — хмуро произносит Тимур то, что я и ждала услышать. Да, он даже не смотрит на меня в этот момент. Просто опять прикрывает глаза, засунув руки в карманы худи.

Но мои уголки губ всё равно дёргаются вверх. Сказал-таки, не переломился. Только тень улыбки на моих губах сразу же исчезает. Я замечаю на приборной панели полупустой блистер.

— Ты пил ещё таблетки? Опять голова?

— Все окей, — бубнит Тимур.

— Врёшь, — уверенно заявляю я. — Блистеры. Вчера в них оставалось восемь штук таблеток. Сегодня две.

Горин лениво, но всё же приоткрывает глаза. И, сощурив их, сводит брови к переносице:

— Ты всегда такая дотошная?

Но громкий стук в водительское окно заставляет Тимура дёрнуться на сиденье, а за тонированным стеклом я замечаю маячащую фигуру охранника, который жестом выпроваживает нас с парковки.

— Чёрт, — фыркает Горин. — Не мог на пять минут позже подойти…

К моему удивлению, он спокойно выезжает с территории отеля. Даже не пререкается и не грубит. А я недоумеваю:

— А почему нас попросили уехать?

— Потому это парковка только для постояльцев отеля, — Тимур флегматично жмёт плечами.

— Но разве ты не их постоялец?

А Горин лишь закатывает глаза. И я всё сразу понимаю.

— То есть ты просто заехал на эту парковку, но не ночевал в гостинице? — хмурюсь, уставившись в сосредоточенный профиль Тимура. — Ты всю ночь провёл в машине?

— Догадливая, — ехидно усмехается Горин.

— Тимур! Ты ведь… — у меня не выходит сдержать недовольный возглас.

Визг тормозов, и я, непристёгнутая, лечу к приборной панели. Едва успеваю выставить перед собой ладони, а машина Тимура останавливается как вкопанная посреди дороги. Он резко бьёт по рулю рукой и поворачивается ко мне. Кажется, в эту секунду он готов испепелить меня широко распахнутым взглядом.