— Отлично, — проговорил он, — я подъеду.

Это был полный восторг; я получу материал о допросе Мастерса из первых рук. Так что я не стал тревожить его по телефону никакими вопросами.

И обнаружил, что, закончив колонку, дошёл как раз до того места, где должен последовать допрос Мастерса, так что решил, что подожду, пока не поговорю с Эвансом, раз он собирается скоро появиться.

Тем временем я мог бы начать снова проверять две других истории. Я позвонил Карлу Тренхольму, вновь не получив ответа. Я позвонил в окружную психиатрическую лечебницу. Её заведующего, доктора Бакена, на месте не было, как сказала мне девушка на коммутаторе; она спросила, не хочу ли я поговорить с его помощником, и я согласился.

Она соединила меня с ним, и, не успел я объяснить, кто я такой и чего хочу, он прервал меня:

— Он уже едет повидаться с вами, мистер Стэгер. Вы в редакции «Гудка»?

— Да, — сказал я, — сейчас я там. И вы говорите, доктор Бакен едет? Отлично.

Опустив трубку, я радостно подумал, что материал сам едет ко мне. И капитан Эванс, и доктор Бакен. Вот бы Карл тоже зашёл и объяснил, что с ним случилось.

Так он и сделал. Не в ту самую секунду, но через пару минут. Я подошёл к готовому набору, злорадно взирая на ужасную первую полосу, размышляя, как чудесно она будет выглядеть через пару часов, и слушая щёлканье матриц в клиньях линотипа, когда дверь распахнулась, и вошёл Карл.

Одежда его была слегка пыльной и взъерошенной, на лбу красовался большой пластырь, а глаза смотрели слегка затуманено. Он застенчиво улыбался.

— Привет, док, — сказал он. — Как дела?

— Чудесно, — ответил я. — Что с тобой стряслось, Карл?

— Как раз зашёл тебе это рассказать, док. Подумал, можешь получить искажённую версию и встревожиться из-за меня.

— Мне и искажённой не досталось. Больница не дала никакой. Что случилось?

— Напился. Пошёл прогуляться за город, чтобы протрезветь, и так захмелел, что понадобилось прилечь на минутку, так что я направился на травку за придорожной канавой, ну и, когда я перебирался через канаву, нога поскользнулась, выбив из земли камешек, а тот полетел мне прямо в лицо.

— Кто нашёл тебя, Карл? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Даже и не знаю. Я очухался или начал очухиваться в машине шерифа по дороге в больницу. Отговаривал его везти меня туда, но он настоял. Меня проверили на сотрясение мозга и отпустили.

— Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Ты действительно хочешь знать?

— Ну, — проговорил я, — может и нет. Выпьешь?

Он вздрогнул. Я не настаивал. Вместо этого я спросил его, где он был с тех пор, как ушёл из больницы.

— Пил кофе в «Жирной ложке». Думаю, уже способен добраться до дома. Собственно, я туда и направляюсь. Но я знал, что ты слышал про меня, и подумал, что ты можешь... эээ... раз уж факты ясны...

— Не будь ослом, Карл, — ответил я. — Не получишь ни строчки, даже если захочешь. И, кстати, Смайли всё объяснил мне про развод Бонни, так что я сократил статью до самого необходимого и вырезал все обвинения в адрес Бонни.

— Так мило с твоей стороны, док.

— Почему ты мне сам не сказал правду? — спросил я. — Боялся нарушить свободу прессы? Или использовать преимущества дружбы?

— Что-то среднее, полагаю. В любом случае, спасибо. Ну, может, завтра увидимся. Если доживу.

Он вышел, и я вернулся за стол. Линотип ждал, когда свою часть сделает пишущая машинка, и я надеялся, что скоро появится Эванс или доктор Бакен из психушки, так что я смогу закончить хотя бы одну из статей и не заставлю Пита работать дольше необходимого. На себя мне было плевать. Я был слишком возбуждён, чтобы заснуть.

Ну, по крайней мере кое-что мы могли сделать, чтобы сэкономить себе время потом. Мы подошли к готовому набору вытащить с последних страниц весь наполнитель, чтобы переместить туда менее важные материалы с первой полосы, очищая место под две предстоящие большие статьи. Нам нужно было по крайней мере две полных колонки на первой полосе и даже более того, чтобы уместить поимку грабителей и побег безумца.

Мы как раз открепили набор, когда появился доктор Бакен. Пожилая леди с ним показалась мне смутно знакомой, но связать их появление не мог.

Она улыбнулась мне и произнесла:

— Вы помните меня, мистер Стэгер?

И её улыбка помогла; я вспомнил. Она жила по соседству, когда я был ребёнком, сорок с лишним лет назад, и давала мне печенье. И я вспомнил, что, когда был в колледже, то слышал, что она немного, неопасно, тронулась и была помещена в лечебницу. Это было, Бог мой, лет тридцать назад. Должно быть, ей теперь около семидесяти. И её зовут...

— Конечно, миссис Гризуолд, — ответил я. — Я помню даже печенье и конфеты, которые вы мне давали.

И я улыбнулся ей. Она выглядела такой счастливой, что нельзя было не улыбнуться в ответ.

— Я так рада, что вы вспомнили, мистер Стэгер, — сказала она. — Вы могли бы оказать мне большую услугу, и я так рада, что вы помните те дни, ведь тогда вы, наверное, мне поможете. Доктор Бакен был так мил, что предложил привезти меня сюда, чтобы я могла вас спросить. Я действительно совсем не сбегала сегодня вечером. Я просто запуталась. Дверь была открыта, а я забыла. Я думала, что сейчас сорок лет назад, и задумалась, что я там делаю, и почему я не дома с Отто, поэтому я просто пошла домой, вот и всё. А к тому времени, когда я вспомнила, что Отто давно умер, а я... — и ее улыбка почти погасла, а в глазах показались слёзы, — ну, к тому времени я потерялась и не могла вернуться, пока меня не нашли. Я даже пыталась сама вернуться, ведь я вспомнила и знала, где я должна быть.

Я посмотрел поверх её головы на рослого доктора Бакена, и он кивнул мне. Но я всё ещё не знал, к чему всё это. Не мог этого понять, поэтому сказал:

— Понимаю, миссис Гризуолд.

И улыбка вернулась. Она радостно закивала.

— Значит, вы не напишете об этом в газете? В смысле, что я ушла? Ведь я совсем не собиралась это делать. А Клара, моя дочь, живёт сейчас в Спрингфилде, но она всё ещё подписана на вашу газету, чтобы знать новости дома, и если она прочтёт в «Гудке», что я сбежала, она подумает, я там несчастна, и расстроится. А я счастлива, мистер Стэгер... Доктор Бакен так добр ко мне, и я не хочу, чтобы Клара расстраивалась или тревожилась из-за меня, и вы же не напишете про это, в самом деле?

Я нежно похлопал её по плечу и сказал:

— Конечно, нет, миссис Гризуолд.

И тут она, рыдая, упала мне на грудь, а я чертовски смутился. Наконец, доктор Бакен мягко оторвал её и повёл к двери. На секунду задержавшись, он сказал мне так тихо, чтобы она не могла слышать:

— Так и есть, Стэгер. Я имею в виду, это может сильно встревожить её дочь, а она действительно не убегала, просто заблудилась. И её дочь действительно читает вашу газету.

— Не беспокойтесь, — ответил я. — Я не буду об этом упоминать.

Позади него открылась дверь, и показался капитан Эванс из полиции штата. Он оставил дверь открытой, и миссис Гризуолд уже побрела наружу.

Доктор Бакен быстро пожал мне руку и сказал:

— Тогда большое спасибо. От меня, не только от миссис Гризуолд. Естественно, заведениям вроде нашего вредит огласка побегов. Не то чтобы я лично просил вас снять из-за этого материал. Но, поскольку наша пациентка имеет хорошую и законную причину просить вас об этом...

Обернувшись, он увидел, что его пациентка уже спускается вниз. Он поспешил за ней, пока она вновь не запуталась и не заблудилась.

Пожимая руку Эванасу, я подумал, что ещё один материал ускользнул. Дорого обошлось то печенье, даже если оно того стоило. И тут я вдруг задумался обо всех материалах, от которых в этот вечер пришлось отказаться. Ограбление банка по уважительной и очевидной причине. Несчастный случай с Карлом, оказавшийся вполне тривиальным, к тому же способный оглаской погубить его репутацию адвоката. Несчастный случай в отделении римских свечей, ведь он может лишить мужа миссис Карр такой нужной работы. Развод Ральфа Бонни, от которого я, конечно, не отказался полностью, но переиграл длинный, важный материал в краткую новостную заметку. Побег миссис Гризуолд из лечебницы, поскольку она угощала меня когда-то печеньем и поскольку это могло встревожить её дочь. Даже аукцион в баптистской церкви по самой очевидной из всех возможных причин, ведь он был отменён.