Вместо этого он слегка поник. И произнёс:

— Продолжай, док.

Мне не хотелось этого делать, но я должен был бить, когда замах хорош.

— Послушай, Клайд , — проговорил я, — можешь в любой момент встать и уйти, но я скажу тебе прямо. Ты был паршивым отцом.

В любое другое время он ушёл бы. Я видел по его лицу, что даже сейчас эти слова ему не нравились. Но в любое другое время он и не сидел бы за задним столиком в заведении Смайли.

— Ты хороший человек, Клайд, — сказал я, — но слишком много работаешь. Ты жёсткий, непреклонный, праведный. Шомпол не нравится никому. И нет ничего плохого в том, что ты религиозен. Некоторые хорошие люди религиозны. Но надо понимать, что не все, кто думает не так, как ты, обязательно ошибаются.

— Возьмём, — продолжал я, — алкоголь в буквальном смысле, если тебе угодно; вот теперь тобой стакан виски. Но, в любом случае, возьмём его в переносном смысле. Он служит утешением человеческой расе, одной из тех вещей, что делают жизнь терпимее, с чертовски давних времён, с тех лет, когда человеческая раса едва ли была человеческой. Да, некоторые люди не могут с ним справиться, но это не причина запрещать его людям, которые с ним справиться могут и чьи жизненные удовольствия растут благодаря его умеренному или даже порой неумеренному потреблению, при условии, что это не делает их драчливыми или иным образом неприятными. Но оставим алкоголь. Я хочу сказать, что человек может быть хорошим человеком, не пытаясь так сильно вмешиваться в жизнь своего соседа. Или своего сына. Мальчики — люди, Клайд. Человечество вообще состоит из людей; и люди более человечны, чем кто-либо ещё.

Он не говорил ни слова, и это был обнадёживающий признак. Быть может, десятая часть его изменилась.

— Завтра, когда ты сможешь поговорить с парнем, — произнёс я, — что ты ему скажешь, Клайд?

— Не знаю, док.

— Не говори ничего, — сказал я. — Прежде всего, не задавай ему вопросов. Ни единого. И оставь ему те деньги наличными, чтобы он мог уехать в любой момент, когда этого захочет. Тогда он, может быть, не захочет. Если ты изменишь своё отношение к нему. Но, чёрт возьми, Клайд, ты не можешь изменить своё отношение к нему, не можешь стать терпимее, не став терпимее к человеческой расе в целом. Ребёнок — тоже человек. И ты можешь быть человеком, если захочешь. Возможно, ты думаешь, это будет стоит тебе твоей бессмертной души, но сам я так не думаю; а думаю я, что есть много действительно религиозных людей, кто тоже так не думаешь; но если ты настаиваешь, что ты не такой, то своего сына ты потеряешь.

Я решил, что это всё. Больше я не мог сказать ничего, не ослабляя свою позицию. Я решил, что лучше помолчать. И так и сделал.

Казалось, прошло много, очень много времени, прежде чем он открыл рот. Он смотрел в стену над моей головой. И отвечая на мои слова, он по-прежнему ничего не говорил. Он поступил лучше, куда лучше.

Он взял стоявший перед ним виски. Я вовремя подхватил свой стакан, чтобы осушить его в тот момент, когда он сделает глоток. Он скорчил гримасу.

— Ужасный вкус, — сказал он. — Док, тебе правда эта штука нравится?

— Нет, — ответил я. — Вкус я ненавижу. Ты прав, Клайд, он ужасный.

Он посмотрел на стакан в своей рук и слегка вздрогнул.

— Не пей это, — сказал я. — Тот глоток подтвердит твою точку зрения. И не пытайся выплюнуть, а то можешь подавиться.

— Полагаю, его надо учиться любить, — проговорил он. — Док, я пару раз пил вино, довольно давно, и мне оно не так уж не нравилось. У мистера Уилера есть вино?

— Его зовут Смайли, — сказал я, — и вино у него есть. — Я встал. Я похлопал его по спине, первый раз в жизни. И добавил: — Пошли, Клайд, посмотрим, что там найдётся у ребят в задней комнате.

Я отвёл его в бар, к Питу и Смайли.

— Пьём за счёт Клайда, — сказал я Смайли. — Ему вино, а мне в этот раз немного пива; мне еще надо переписать вечером газету.

Я нахмурился, заметив на лице Смайли предельное изумление, и он понял намёк и исправился.

— Конечно, мистер Эндрюс, — произнёс он. — Какое вино?

— У вас есть шерри, мистер Уилер?

— Клайд, — сказал я, — это Смайли. Смайли, Клайд.

Смайли засмеялся, а Клайд улыбнулся. Улыбка вышла слегка натянутой, придётся ещё попрактиковаться, но я знал, чертовски хорошо знал, что Харви Эндрюс больше не захочет убегать из дома.

Отныне у него будет отец-человек. О, я вовсе не имею в виду, будто ожидал, что Клайд внезапно станет лучшим клиентом Смайли. Возможно, он больше никогда не вернётся к Смайли. Но, заказав в баре хоть раз хотя бы вино, он перешёл Рубикон. Он больше не был безупречен.

Сам я начинал снова ощущать выпитое, а выпивки, купленной Клайдом, мне не хотелось, но это был Случай, и я им воспользовался. Но я торопился вернуться через улицу в «Гудок» и заняться всеми теми статьями, какие следовало написать, так что быстро проглотил напиток, и мы с Питом ушли. Клайд ушёл вслед за нами, поскольку хотел вернуться к сыну; и я его не виню.

В «Гудке» Пит проверил тигель в линотипе и нашёл его достаточно горячим, а я пододвинул к столу подставку для пишущей машинки и принялся ругать древний «Ундервуд». Я прикинул, что с учётом всей пустой болтовни в журнале Смайли, мне хватит трёх-четырёх колонок, так что предстояло немало работы. Сбежавший псих и Карл могли теперь подождать, коли первый пойман, а второй, как я знал, в безопасности, покуда я не закончу главный материал.

Я велел Питу, пока он ждёт первой порции, набрать заголовок «ВЛАДЕЛЕЦ БАРА ЛОВИТ УБИЙЦ В РОЗЫСКЕ» и посмотреть, пойдёт ли он. О, конечно, я собирался упомянуть и себя, но героем должен был оказаться Смайли, по одной простой причине: он им был.

Пит набрал заголовок как раз к тому моменту, когда я попросил его установить его в машину.

В середине второй колонки я понял, что не знаю точно, жив ли ещё Бэт Мастерс, хотя в передовице я высказался в соответствующем духе. Стоило узнать наверняка, жив ли он и в каком состоянии.

Я знал, что лушче не звонить в полицию за сведениями более подробными, чем мёртв он или нет, поэтому вызвал управление полиции штата в Уотертауне. Ответил Вилли Пибл.

— Конечно, док, он жив, — сказал тот. — Он даже был в сознании и кое-что сообщил. Решил, будто умирает, так что разошёлся.

— Он умирает?

— Само собой, но не в том смысле, как думает он. Это будет стоить штату несколько киловатт. И он не отмажется; прижарят всю банду, как только поймают. В том ограблении банка в Колби они убили шестерых, из них двух женщин.

— Джордж там был?

— Ну как же. Он и застрелил женщин. Одна была кассиршей, а другая посетительницей, слишком напуганной, чтобы не шевелиться, когда ей велели лежать плашмя.

Теперь я не так расстраивался из-за случившегося с Джорджем. Впрочем, не то чтобы меня это так уж беспокоило.

— Тогда я могу написать в статье, что Бэт Мастерс сознался? — сказал я.

— Не знаю, док, честно. С ним сейчас говорит в больнице капитан Эванс, и мы получили отчёт, что Мастерс говорит, но не детали. Не думаю, что кэп его вообще будет об этом расспрашивать.

— Тогда о чём он спрашивает?

— Об остальной банде, где они. Там есть ещё двое помимо Джина Келли, и было бы настоящим прорывом, если кэп сможет вытянуть из Мастерса что-то, что поможет нам найти остальных. Особенно Келли. Те двое, кого мы взяли сегодня вечером, мелочь по сравнению с Келли.

— Большое спасибо, Вилли, — сказал я. — Слушай, если еще что-нибудь выяснится, позвонишь мне? Я пока тут, в «Гудке».

— Конечно, — сказал он. — Пока.

Я повесил трубку и вернулся к материалу. Он шёл великолепно. Я был уже на четвёртой колонке, когда зазвонил телефон, и это оказался капитан Эванс из полиции штата, звонивший из госпиталя, куда отвезли Мастерса. Он только что связывался с Уотертауном и узнал о моём звонке туда.

— Мистер Стэгер? — произнёс он. — Вы будете тут ещё минут пятнадцать-двадцать?

Я собирался работать ещё несколько часов и так ему и сказал.