— Постарайся обойтись без лекций по криминалистике, ладно? — мрачно попросил Фейсал. — Твой план хорош, Джонни, если бы не одна небольшая загвоздка. Мы не можем доехать отсюда до Амарны.

— Но дорога...

— Кончается в нескольких километрах к северу от Асьюта, — перебил его Фейсал. — Ее строительство еще не закончено.

— Но какой-нибудь проселок наверняка есть?

— Есть. Несколько троп для ослов и верблюдов. Если мы поедем вдоль реки, в одном месте скалы подходят прямо к воде. Машина сквозь них, знаешь ли, никак не пробьется.

— Гм-м-м. Тогда нужно придумать что-то другое, какой-нибудь другой путь, не так ли?

— Сдается мне, что другого пути может просто не существовать, — заметила я. — Придется все же переезжать Нил у Асьюта, несмотря на блокпосты, как бы рискованно это ни было.

— Фейсал скромничает, — вкрадчиво сказал вдруг Джон. — Я уверен, он может предложить кое-что другое. У него повсюду друзья. Хорошо осведомленные друзья. Правда, приятель?

— Пошел ты к черту, Джонни! Я не имею с этой публикой ничего общего уже много лет. То было лишь юношеским увлечением.

— Прекрасно понимаю, — сказал Джон тем же тихим и очень неприятным голосом. — Ни один блестящий, идеалистически настроенный юноша (или девушка) не может противиться соблазну революции. Но все равно...

С переднего сиденья не донеслось ни звука. Однако Джона это, кажется, вполне устроило.

Не знаю, сколько я проспала, но, проснувшись, почувствовала, что окоченела от холода. Машина стояла. Вид из окна был прекрасен. На несколько мгновений я даже забыла о том, что момент для любования природой неподходящий.

Луна взошла, но пока невысоко: она висела над самыми скалами словно серебряный шар. В ее холодном, сверкающем свете склоны напоминали ледники, а пустыня — поле, покрытое только что выпавшим снегом. И я никогда еще не видела столько звезд на небе.

Мое окно было поднято, но переднее со стороны пассажирского места приоткрыто, так что я ясно различала голоса.

— Это тебе не понадобится, — говорил Фейсал.

— Надеюсь, что нет. Но хочу, чтобы ты и твой друг знали, что я воспользуюсь им в случае необходимости.

Я слегка подвинулась, чтобы лучше видеть. Фейсал стоял, опершись о переднее крыло, засунув руки в карманы и поеживаясь — ночной воздух был холодным. Джон стоял лицом к нему на расстоянии нескольких футов. Лунный свет был таким ярким, что я отчетливо различала каждую деталь.

— Ни минуты не сомневаюсь, — сказал Фейсал. Интонация его была скорее довольной, чем встревоженной. — Удивительно. Кто бы мог подумать, что я доживу до того дня, когда... А теперь спокойно, Джонни. Я возражаю не против цели, а только против метода ее достижения. Прошло пять лет с тех пор, как я окончательно отошел от них, и не знаю, удастся ли мне уговорить, запугать или подкупить Амра, чтобы он отдал нам свой джип. У нас осталось не так уж много денег. Но знаю точно: угрожать ему оружием было бы серьезнейшей ошибкой с нашей стороны. Убери пистолет, Джонни, ладно?

— Отдай ему это. — Джон расстегнул браслет своих шикарных часов.

Фейсал взял часы:

— Ладно, попробую.

Они вернулись в машину. Джон оглянулся и спросил:

— Проснулась?

— Да. Где мы?

— В нескольких милях к северу от Асьюта. Еще вопросы?

— Как...

— Прибереги их на потом. И не вмешивайся, что бы дальше ни происходило. В этих краях царят консервативные нравы, и здесь не одобряют женщин, которые любят командовать.

Беспорядочное скопление приземистых строений с плоскими крышами, к которому мы подъехали через несколько миль, лишь с большой натяжкой можно было назвать деревней. Ни в одном окне не светилось ни огонька. Было здесь кафе — кафе есть везде, но даже оно оказалось погружено во тьму.

Следует отдать мне должное (надо признаться, я склонна делать это всегда), я была уверена, что знаю ответы на большинство вопросов, которые могла задать. Субъект в доме, куда постучался Фейсал, наверняка член организации, к которой когда-то принадлежал и он сам. Даже эксперты по ближневосточной политике с трудом разбираются в многочисленных революционных группах, их задачах и методах борьбы. Я тем более не была знакома с их сетью, но знала, что многие студенты примыкали к ним, привлеченные обещаниями покончить с несостоятельностью и коррупцией в правительственных кругах.

Обещать-то они обещали, но благородные революционные цели рано или поздно претерпевают решительные изменения, будь то на Ближнем Востоке, в Ирландии или Штатах. Насилие порождает ответное насилие, и зачастую в этой борьбе больше всех страдают бедолаги, на роль защитников которых претендуют обе сражающиеся стороны. Репрессивные меры, предпринимаемые силами государственной безопасности, склоняют к революционной деятельности многих колеблющихся — просто из чувства протеста, и я не удивилась бы, узнав, что в этой деревне все втайне сочувствуют революционным идеям. Мы находились в Среднем Египте, город Асьют на том берегу реки прежде был (а возможно, остается и теперь) одним из мятежных центров страны — или террористических, зависит от точки зрения.

Дверь наконец открылась, и Фейсал вошел внутрь. Джон вылез из машины и стоял, прислонившись к дверце, засунув руки в карманы. Я никогда прежде не видела, чтобы он носил при себе оружие. Интересно, он действительно сам собирался пустить его в ход или тот человек внутри дома все-таки должен выстрелить для этого первым?

Фейсал отсутствовал минут десять. Вернулся он в сопровождении своего... друга? Тот казался, впрочем, не слишком дружелюбным. Шея и голова у него были замотаны шерстяным шарфом, но в лунном свете я отчетливо видела его лицо.

— Все в порядке, — сказал Фейсал, не сводя глаз с правого кармана Джона. — Он согласен. Не скажу, что счастлив, но согласен.

— Хорошо. — Джон вынул руку из кармана и открыл дверцу машины:

— Выходи, Вики.

Мой вид радости другу Фейсала не добавил. Он разразился долгой тирадой на арабском языке, размахивая при этом руками. Я на всякий случай одарила его обворожительной улыбкой и спросила:

— Что это ему так не понравилось?

— Все, — ответил Фейсал, — и я его не осуждаю. Ситуация ухудшается, если это в принципе возможно. Они разворачивают блокпосты уже на этом берегу. И вдоль шоссе, ведущего к Красному морю.

— Это обнадеживает, — холодно констатировал Джон. — Значит, они не знают, по какой дороге мы поехали.

— Скоро узнают, если вы не двинетесь дальше. Сюда, за мной.

Мы последовали за нашим не слишком гостеприимным хозяином на задний двор его дома, где был припаркован джип, вернее, ржавый остов джипа. Дверцы держались на веревочках. Я залезла в кузов через борт, отметив по ходу дела, что от рессор кое-что все же осталось. Одна уж во всяком случае.

Фейсал побросал на меня наш скудный багаж и повернулся к Джону:

— Сколько у нас денег?

— Пара сотен фунтов, а что?

— Нам нужно кое-чем запастись: водой, одеялами, бензином. Нет, Джонни, не спорь, просто слушай. Луна скоро зайдет, ехать по такой дороге в полной темноте я не решусь. Нам придется залезть в какую-нибудь нору и просидеть там остаток ночи, а может быть, и весь следующий день. Полагаю, ты не хочешь приехать на место при свете дня?

— Но речь всего о каких-то тридцати — сорока милях...

— Если лететь, как оса. Ты здесь не ездил, а я ездил. Ты не знаешь местности, а я знаю.

В лунном свете лицо Джона казалось лишенным всяких красок, словно вытравленная кость. В порыве сочувствия я сказала:

— Джон, тебе нужно отдохнуть перед тем, что нам предстоит.

Он обернулся ко мне:

— Я же сказал, чтобы ты вела себя тихо.

— Сам веди себя тихо. Фейсал, сколько еще... Фейсал отмахнулся:

— Не спрашивайте. Не задавайте больше никаких вопросов, вы оба. Предоставьте теперь решать мне.

Наш вынужденный пособник все откровеннее показывал, как не нравится ему происходящее, но в обмен на оставшиеся у нас деньги, ворча, снабдил нас несколькими канистрами бензина, парой одеял, судя по запаху, снятых с ослов, несколькими бутылками воды и упаковкой из шести банок чего-то, что оказалось газированной содовой с лимонным привкусом. Я хотела было поблагодарить, но мужчина лишь покачал головой и устало побрел прочь.