К этому Фабиан затем добавил, что, как он заодно узнал, цена на золото поднялась в этот день на пять пунктов.

На его друга в Кентукки победа Полночной мечты произвела большое впечатление, но он все же решил посоветоваться со своим компаньоном, прежде чем сделать определенное предложение. Обещал позвонить сегодня же вечером.

Шампанское, прелестный вид, победа нашего жеребца, скачок цены золота, новости Надии, общество сияющей Лили во всей красе — все это настраивало на благодушный лад. Я ощущал в себе любовь ко всему и особое расположение к человеку, похитившему мой чемодан в аэропорту Цюриха. В конце концов, граница между врагами и союзниками довольно зыбкая, решил я.

С другой стороны, не приди наш конь первым, я бы мог сбросить Фабиана с ближайшего утеса. Но скакун не подкачал, и я любовно посматривал на красивую физиономию с усами.

— Вы упомянули о цене? — спросил я.

— Назвал что-то около пятидесяти.

— Пятидесяти чего?

— Тысяч долларов, конечно, — ответил Фабиан с некоторым раздражением от моей непонятливости.

— Не слишком ли это много за лошадь, которая стоила шесть тысяч? Мы можем отпугнуть покупателя.

— Должен признаться, Дуглас, — сказал Фабиан, со вкусом, неторопливо потягивая шампанское, — что за нашу лошадку я на самом деле уплатил не шесть, а пятнадцать тысяч.

— Но вы же говорили…

— Да, говорил. Видите ли, мне тогда не хотелось раздражать вас. Если вы не верите, могу предъявить оплаченный счет.

— Не надо. Я уже больше не сомневаюсь в вас, — заверил я, и это было почти правдой. — Но все же не следует ли вам заодно признаться и насчет фильма?

— Честное слово, нет. — Фабиан поднял свой бокал. — Давайте пока что выпьем за нашу Полночную мечту.

Мы весело чокнулись зазвеневшими бокалами. Я сказал Фабиану, что со страхом и даже с ненавистью следил за нашей лошадкой, когда в числе отстающих она выходила на последнюю прямую. Но затем вдруг у самого финиша она вырвалась вперед.

— Боюсь, мой друг, что у вас весьма развит инстинкт неудачника, — иронически заметил Фабиан. — То же самое я бы сказал и о женщинах, — добавил он, многозначительно поглядев на Лили. Было заметно, что в Париже отношения между ними стали натянутыми. Под разными деловыми предлогами Фабиан три или четыре раза слишком уж долго задерживался у Надин Бонер. Что касается меня, то я тщательно избегал бывать на съемках в их студии или снова встретиться с кем-либо из них.

— Надо бы нам купить машину, — предложил Фабиан. — Остановим свой выбор на «ягуаре», не возражаете?

Ни я, ни Лили не возражали.

— Такая машина, как «мерседес» слишком уж бросается в глаза, — продолжал Фабиан. — Не к лицу нам выглядеть нуворишами, не так ли? К тому же я люблю помогать англичанам.

— Вы только его послушайте, — фыркнула Лили. Официант принес нам икру.

— Только с лимончиком, — попросил Фабиан, отмахнувшись от тарелочки с мелко нарубленными крутыми яйцами, перемешанными с луком. — Не стоит портить такое удовольствие.

Официант разложил нам по тарелкам аккуратные порции сероватых зернышек. Лишь в четвертый раз мне доводилось пробовать черную икру. Три предыдущих я до сих пор отчетливо помнил.

— Теперь мы отправимся в Цюрих, — сказал Фабиан. — У меня небольшое дельце в этом прекрасном городе. Там мы и купим машину. Я считаю, что честных торговцев автомобилями можно найти лишь в Швейцарии. Так же, как и первоклассные отели, которые мне хочется показать Дугласу.

Если б сейчас увидели старину Маялса Фабиана в его родном городе Лоуэлле в штате Массачусетс, подумал я. Или меня бы вдруг узрел мой Незадачливый хозяин Друзек. Фабиан до сих пор так и не поинтересовался, откуда у меня взялись деньги. В Париже он по большей части пропадал на съемках фильма, и, пока был занят этой лавочкой, как он говаривал, я без устали бродил по городу, блаженно вглядываясь в его достопримечательности. Когда же мы бывали втроем, то ни я, ни Фабиан не хотели посвящать Лили в подробности возникновения нашего делового партнерства. Ну, а Лили, если и считала странным, что ее случайный любовник из Флоренции неожиданно оказался близким другом и деловым компаньоном ее постоянного любовника, то не подавала виду. Во всяком случае, никаких вопросов по этому поводу она не задавала. Ей было свойственно аристократическое пренебрежение к тому, что стояло за житейскими делами. Она была из тех женщин, которых никак не представишь себе ни на кухне, ни в конторе. — В связи с нашей поездкой, — между тем продолжал Фабиан, — хочу коснуться одного щекотливого обстоятельства. Вам понятно, к чему я клоню?

— Нет, — сказал я, а Лили промолчала.

— Нехорошо путешествовать втроем. Это порождает и рознь, и всякие уловки, и ревность, и тому подобные горести.

— Теперь понятно, — сказал я, покраснев.

— Вы, вероятно, Дуглас, согласитесь с тем, что Лили красивая женщина.

Я молча кивнул.

— А вы сами весьма привлекательный молодой человек, — отеческим тоном произнес Фабиан. — И станете еще привлекательней, когда освоитесь с богатством и мы вас основательно приоденем, что будет сделано по приезде в Рим. Что ж, надо глядеть правде в глаза. Я уже в годах и могу стать третьим лишним. Однако у нас есть возможность не причинять никому вреда. Нет ли у вас, Дуглас, особы, которую вы хотели бы пригласить отправиться вместе с нами?

С нежностью, смешанной с сожалением, я вспомнил о Пэт. За годы работы в «Святом Августине» мне нечасто приходилось думать о ней. В обществе Лили и Фабиана защитная оболочка, которую я носил с того памятного дня в Вермонте, когда мы расстались с Пэт, почти сошла с меня. Хотел я того или нет, но прежние чувства, привязанности и переживания вновь всколыхнули мою душу. Впрочем, окажись даже Пэт свободна, вряд ли она согласилась бы воспринять мой нынешний образ жизни и дружбу с Фабианом. Да и можно ли ожидать такого от школьной учительницы, которая способна пожертвовать часть своего скудного жалованья в помощь беженцам из Биаффры, в то время как Фабиан привык упитывать черную икру ложками? Впрочем, тут я от него недалеко ушел. Скорее в нашу компанию вписалась бы Эвелин Коутс, которая, как вы помните, тоже за словом в карман не лезет, но, кто знает, кем бы она обернулась в таком окружении — нежной ласковой женщиной, с которой я провел дивную воскресную ночь, или светской деловой тигрицей с вашингтонской вечеринки у Хейла? Не следовало к тому же забывать, что рано или поздно меня или Фабиана могли вывести на чистую воду. Вряд ли карьере Эвелин оказала бы существенную помощь связь с парой осужденных жуликов.

— Боюсь, что в данную минуту у меня никого нет, — заключил я.

Мне показалось, что какая-то тень улыбки пробежала по лицу нашей спутницы.

— А что делает сейчас ваша сестра Юнис? — обратился к Лили Фабиан.

— Вертится, по-видимому, в обществе придворных гвардейцев в Лондоне. То ли Колдрстримского, то ли Ирландского полка.

— Не захочет ли она на время присоединиться к нам?

— А почему бы и нет?

— Так дайте ей телеграмму, чтобы она завтра к вечеру приехала к нам в Цюрих.

— Хорошо, срочно сообщу ей. Юнис очень легка на подъем.

— Как вы на это смотрите? — повернулся ко мне Фабиан.

— Почему бы и нет? — спокойно повторил я слова Лили.

К нашему столу подошел метрдотель и сообщил Фабиану, что его вызывают к телефону из Америки.

— Ну как, Дуглас, снизим немного цену? — спросил Фабиан, поднимаясь из-за стола. — Скажем, до сорока тысяч, если потребуется.

— Предоставляю вам решать. Я никогда не торговал лошадьми.

— И я тоже, — улыбнулся Фабиан. — Но в жизни чего не попробуешь.

Оставшись вдвоем, мы сидели молча. Лили грызла подрумяненные на огне ломтики хлеба, они хрустели у нее на зубах. Меня раздражал этот хруст и ее испытующий взгляд, которым она окидывала меня.

— Это вы стукнули лампой по голове Майлса? — наконец спросила она.

— Он что, говорил вам?

— Сказал, что у вас была небольшая размолвка.