— Успокойтесь, Ганс, и не кричите, — остановил его Фабиан, знавший всех служащих на лыжных курортах по имени, что было основой его популярности среди них. — В чем же дело?

— Едва он прошел несколько шагов, — начал объяснять инструктор, — как вдруг упал, потеряв сознание. Мне кажется, что он уже мертв.

Фабиан бросил на меня странный, загадочный взгляд. Готов поклясться, что в нем сквозила радость.

— Ерунда, Ганс, — резко возразил он. — Очевидно, мне нужно выйти и посмотреть, что случилось. Лили, останься здесь, а вас, Дуглас, попрошу пойти со мной.

Фабиан поднялся из-за стола и с мрачным видом торопливо направился к выходу, все сидевшие в ресторане с любопытством провожали его взглядами. Я последовал за ним. Наши лыжные ботинки так гулко стучали по полу, словно шел взвод солдат.

Небольшая толпа людей собралась у подъемника, где лежал на спине Слоун, недвижным взглядом уставившись в небо. Другой лыжный инструктор растирал снегом его лицо, которое было каким-то багрово-зеленым. Фабиан опустился на одно колено рядом с телом, расстегнул молнию на куртке с капюшоном, задрал свитер и рубашку и приложил ухо к белой волосатой груди Слоуна.

— Надо отправить его в больницу, — бросил он обоим инструкторам. — И как можно быстрее. — Поднявшись на ноги, он провел по лицу руками, как будто его охватила нестерпимая скорбь. — Бедняга много пил, — вздохнул Фабиан. — А тут сразу высота, резкое изменение температуры… Я спущусь с ним, а вы, — обратился он к инструкторам, — вызовите машину «скорой помощи», чтобы она ожидала внизу.

Затем он подозвал меня, обнял за плечи и отвел в сторону. Как будто два опечаленных друга скорбят о трагической потери.

— Дуглас, мой мальчик, — сказал он мне, поглаживая по плечу и словно утешая меня. — Я сейчас спущусь с ним и заберу у него из кармана мою расписку. Вы не помните, в какой карман он ее положил, в правый или левый?

— Вот это я бы назвал истинно благопристойным знаком уважения к умершему, — сказал я. — По-моему, в левый.

— Я просто восхищен вами, милый друг. — Фабиан обнял меня крепким мужским объятием. — Вы человек, на которого можно рассчитывать. — Отпустив меня, он громко произнес, чтобы слышали окружающие: — Ступайте к Лили. Она не снесет такого удара. Дайте ей крепкого бренди.

Фабиан поспешил к подъемнику, где оба инструктора уложили труп на двухместном сиденье, пристегнув его ремнями. Фабиан сел рядом на второе сиденье и, заботливо поддерживая мертвеца, дал сигнал; чтобы их спустили вниз.

Инструкторы заняли следующую кабину. Почетные могильщики в неподобающе ярких парках, им выпала честь сопроводить мертвое тело вниз для погребения.

Я вернулся в клуб. Лили допивала кофе. Я заказал две рюмки бренди.

Когда я вернулся в отель, швейцар сказал, что мистер Фабиан просил меня зайти к нему. Уже был конец дня. До этого я и Лили в молчании сидели в постепенно пустевшем ресторане. Выпили несколько рюмок бренди. Провожая покойников, обычно засиживаешься за столом.

Потом я проводил Лили в парикмахерскую, так как она сказала, что нет смысла попусту терять весь день.

Вниз мы спустились на подъемнике, поскольку пришли к единому мнению, что, если спуститься после случившегося на лыжах, это может быть воспринято как неуважение к покойнику. Ни один из нас не упоминал Юнис.

— А что вы сказали напоследок Слоуну? — спросила Лили, когда мы медленно плыли вниз к погружающейся в сумрак долине.

— Убирайся вон, свинья, — честно ответил я.

Она кивнула:

— Так мне и показалось. Здравствуй и прощай.

Лили протянула руку в направлении отдаленных горных пиков, верхушки которых еще озарялись лучами заходящего солнца. Орел, если эта громадная птица была орлом, все так же величественно парил, рассекая мощными крыльями нейтральное небо Гельвеции.

Лили вдруг рассмеялась:

— Ничего, здесь все же не самое худшее место для смерти. Если есть в мире справедливость, он должен был выкинуть свою жену из завещания.

— Уверен, что не выкинул.

— Я же сказала: если есть справедливость.

— А вы не думаете, что ваш супруг может выкинуть вас из своего завещания?

— Господи, какой же вы неисправимый американец! — воскликнула она.

Больше мы не касались этой темы.

Возвращаясь в отель, я завернул в магазинчик и приобрел себе пальто. Пусть Диди Вейлс сохранит мою куртку на память. Я бы отдал ей куда больше, лишь бы избавиться от ее присутствия.

Зайдя к Фабиану, я увидел, что он укладывает вещи. Путешествовать налегке было не в его правилах. Четыре больших чемодана стояли в двух комнатах, которые он занимал вместе с Лили. Как обычно, повсюду были разбросаны газеты, открытые на финансовых страницах. Фабиан быстро и аккуратно укладывал вещи: ботинки в один чемодан, рубашки — в другой.

— Буду сопровождать его тело домой, — сказал он. — Единственное, что я могу для него сделать, не так ли?

— Пожалуй, — кивнул я.

— Вы были правы, — продолжал он. — Расписка оказалась в левом кармане. Сегодня вечером выполним все формальности по отправке тела. В Швейцарии очень расторопны, когда дело касается того, чтобы избавиться от умершего иностранца. Ему было пятьдесят два года. Холерик. Потому преждевременно отдал концы. Урок для всех нас. Я позвонил его жене. Она геройски восприняла известие. Будет завтра встречать нас — гроб и меня — в аэропорту Кеннеди. Кстати, не знаете, где Лили?

— В парикмахерской.

— Невозмутимая женщина. Ее ничем не проймешь. Мне это нравится в ней. — Он снял трубку и попросил соединить с парикмахерской. — Не могли бы вы завтра подбросить нас в Женеву на нашем «ягуаре»?

— Если полиция разрешит мне выехать из города. У меня же отобрали паспорт.

— О, совсем забыл, — воскликнул Фабиан и, вытащив из кармана мой паспорт, бросил его на стол. — Вот он.

— Как вам удалось получить его?

Вообще говоря, я не был удивлен. Отчасти потому, что против моей воли он представлялся мне неким покровителем, необычайно ловким, решающим все проблемы и затруднения. Я перелистал паспорт, ища в нем какие-либо новые пометки, но ничего не нашел.

— Дежурный администратор вручил его мне, — пояснил Фабиан. — Нашли это бриллиантовое колье.

— Кто же украл его?

— Никто не украл. Хозяйка спрятала его в лыжный ботинок и забыла об этом. Ее муж нашел сегодня утром. Дирекция приносит вам свои глубочайшие извинения, которые сопровождаются тем, что у себя в номере вы найдете букеты цветов и ведерко с охлажденным шампанским. Алло, алло! — закричал он в телефон. — Попросите, пожалуйста, леди Эббот. — И опять ко мне. — Ничего, что вы на какое-то время останетесь один?

— Откровенно говоря, меня это даже радует.

— Почему? — удивленно поднял он брови.

— Все эти дни прошли для меня, как бег по пересеченной местности. Хочу немного отдохнуть и прийти в себя.

— А мне-то показалось, что вы весело проводите время.

В его голосе прозвучала укоризна.

— Останемся каждый при своем мнении.

— Лили, — сказал в трубку Фабиан, — завтра я улетаю в Америку. На две-три недели, самое большее. Поедете со мной? — Он слушал ее ответ, радостно улыбаясь. — Вот и умница, тогда побыстрей приходите и начинайте собирать вещи, — весело сказал он и повесил трубку. — Ей нравится Нью-Йорк. Мы, должно быть, остановимся в Сент-Риджисе. Имейте это в виду, чтобы связаться со мной. Потом, мне нравится тамошний бар. Кстати, не случись эта история со Слоуном, мне бы все равно пришлось прошвырнуться в Штаты через пару деньков. Нужно завершить кое-какие дела на Восточном побережье. Не исключено, что я прокачусь на недельку в Палм-Бич. После похорон, конечно.

— Да, тяжело там придется, — посочувствовал я.

— Не язвите, Дуглас, — Фабиан повертел в руках кашемировый свитер. — Пожалуй, там он мне не понадобится, как считаете?

— В Палм-Бич наверняка.

— Вы говорите так, словно я еду развлекаться. Опять укоризненный тон. Я бы с большим удовольствием поехал вместе с вами в Италию. Когда будете в Риме, хотелось бы, чтобы вы для меня, простите, для нас, кое-что сделали. Побывайте у одного очаровательного итальянца, его фамилия Квадрочелли. Ну и мастаки эти итальянцы выдумывать имена, верно? У меня с ним давние деловые связи. Я дам ему телеграмму, чтобы он ожидал вас. На очереди одно небольшое, но славное дельце, которое надо провернуть.