Как вы можете понять, я незамедлительно вернулся в библиотеку. Оказавшийся мне столь полезным молодой человек в тот день не работал, иначе бы я не преминул выразить ему мою живейшую благодарность. Поэтому я сам взялся за поиски увесистого тома и немецко-английского словаря. Уроки немецкого остались в далеком прошлом, к тому же мне было крайне сомнительно, что выученный мной с грехом пополам разговорный немецкий окажется достаточным для прочтения изобилующего темными местами старинного текста.

Работу Кетзера совсем недавно переиздали в весьма престижной серии книг, посвященных истории науки. Я, конечно, обрадовался безмерно, однако и удивился в равной мере: где наука и где полный суеверных побасенок фолиант? Текст оставили без перевода, но хотя бы отпечатали современным шрифтом — старинный готический заставил бы меня без сомнения попотеть над страницами. Разделение на главы также принадлежало редактору и шло курсивом. Подобная организация материала облегчила мне поиски. К счастью, он оказался совсем не замысловатым — к тому же Радамантус уже снабдил меня кратким содержанием истории во время нашего разговора по телефону. Но я отметил для себя одну очень интересную деталь: время от времени в тексте появлялись темные места и умолчания — читатель неподготовленный пропустил бы их, не задумываясь. А я — нет. Я их заметил.

Похоже, эти крестьяне не описали сверхъестественных визитеров детально, ибо не могли этого сделать. Они просто назвали их «ангелами», потому что, видите ли, с их приходом в «воздухе разлилось сияние и появился ореол света»! Я посмотрел в сноски, однако комментировавший отрывок ученый муж затруднялся объяснить природу этого явления. Как и поступают все педантичные комментаторы, лишенные воображения, он предположил, что здесь мы имеем дело с запорченным местом в тексте или же ошибкой при перепечатке. Я же, однако, прекрасно все понял. Ибо я сам, сам видел этот ореол, этот крутящийся круг. Так вот ты где — невидимый летательный аппарат, несущий к нам пришельцев… откуда? Тайна лишь приоткрылась, я не сомневался: моим глазам предстала лишь верхушка айсберга. Тем не менее мне не оставалось ничего иного, кроме как поделиться моими открытиями с членами клуба. Заседание должно было состояться всего через несколько дней.

Когда в комнату вошел припозднившийся старый Экхарт, заседание посчитали открытым. Развернувшись ко мне лицом, с трудом скрывая владеющее ими нетерпение, все мои товарищи по эзотерическим штудиям расселись по просторному кабинету: Барлоу, Преус, Сейнт-Джошуа, Экхарт. По традиции, мы каждый месяц меняли место заседания клуба, и теперь Барлоу выпала честь принимать товарищей. Однако совершенно очевидным представлялось, что вести это собрание буду я, и потому я вел себя как хозяин. Быстро и в подробностях повел я рассказ о поставленном опыте, о последовавших встречах с докторами Уитмором и Радамантусом, о моих библиотечных разысканиях. Время от времени я возвращался к рассказанному, добавляя упущенные важные детали. Мои друзья, как я и подозревал, остались под большим впечатлением от услышанного: они не ожидали, что я так далеко продвинусь в исследованиях. Максимум, что они думали услышать, — так это имена консультантов, которые бы взяли под наблюдение тех, кто решится принять наркотик. А я — я уже испробовал это вещество, причем обошелся безо всякого присмотра и даже получил совершенно неожиданные и диковатые результаты! Судя по искоса бросаемым на меня взглядам, некоторые даже готовы были усомниться в правдивости моего рассказа.

Меня спросили: что же, я теперь предлагаю всем присоединиться к моему путешествию в неведомое? Да, твердо ответил я, предлагаю. Разве не именно на этом пути сделал я первые шаги к тайному знанию, которое мы столь долго и безуспешно искали? А кроме того, добавил я, разве не ясно теперь, что Радамантус — один из нас? Доктор без сомнения достоин доверия, он сможет провести нас по этому пути и получить любопытные научные результаты. Если воспоследует на то разрешение моих товарищей, я открыто попрошу доктора участвовать в нашем кружке и в общем деле. Все согласились с таковым моим предложением — все, за исключением религиозного фанатика Преуса. Тот вдруг засомневался: он, конечно, увлекался различными мистическими учениями совсем неортодоксального толку, однако в глубине души так и остался пуританином. Нет, заявил он, наркотики он принимать не будет! Преус долго упорствовал, и мы долго пытались убедить его. В конце концов и он сдался на уговоры — мои и Сейнт-Джошуа. Мы твердили, что собираемся принять наркотик исключительно в медицинских целях — дабы пробудить чувства, атрофированные в ходе эволюции. Тут Преус неохотно, но дал свое согласие.

Следующий шаг предстояло сделать мне — ведь я желал заручиться помощью Радамантуса. Мы порешили встретиться в следующий раз через неделю — и весьма рассчитывали на присутствие доктора. Остальная часть заседания прошла довольно скучно — мы обсуждали прочитанные за месяц книги. Беседа, меж тем, все возвращалась и возвращалась к моему видению и к его странным последствиям. Нас снедало нетерпение — ни дать ни взять дети в Рождественский сочельник.

На следующий день я позвонил доктору Радамантусу. К моему несказанному удивлению, в трубке послышался голос не автоответчика, а самого доктора. К еще большему моему удивлению — если таковое вообще возможно! — доктор не имел ничего против визита этим вечером — да, он вполне мог прервать для этого свои послеобеденные занятия. Да, я мог прийти к нему непосредственно домой — в большой особняк недалеко от университетского кампуса.

Жилище его я отыскал без труда и уже в четыре пополудни стоял на крыльце. А потом собрался с духом и нажал на дверной звонок. Радамантус открыл мне самолично — и снова я удивился подобной простоте в обзаведении, ибо с моей точки зрения ученый такого ранга мог вполне оставить обязанность открывания дверей прислуге и сосредоточиться на исследованиях, как то обычно случается во время академического отпуска. Оказавшись внутри, я снял пальто и шляпу, оставив их, как и просил хозяин, прямо на перилах. И обернулся к доктору Радамантусу — в конце концов, то был первый случай, когда я мог его рассмотреть лицом к лицу. Доктор оказался высоким, несколько худым человеком — хотя, конечно, свободный покрой домашнего халата не позволял рассмотреть как следует его фигуру. Лицо его, чисто выбритое и отечески добродушное, должно быть, оказывало весьма располагающее воздействие на его пациентов. В самом деле, манеры его показались мне излишне покровительственными. Так или иначе, но он жестом попросил меня следовать за ним в кабинет.

То была просторная и хорошо освещенная комната. Вдоль каждой стены стояли книжные шкафы — хотя и разнящиеся по высоте. Казалось, столь разношерстная мебель собиралась постепенно, по мере надобности — и по мере прибывания книг. И хотя комната казалась не очень удачно обставленной, все же она выглядела очень аккуратной: все книги на своем месте, бумаги и журналы разложены ровными стопками. Если доктор Радамантус и занимался какими-либо исследованиями этим вечером, то явно успел убрать непременно сопутствующий им беспорядок.

Усевшись за стол, он сложил руки на коленях и мягко спросил:

— Что же вы от меня хотите? И… хм… вы сумели отыскать книгу Кетзера?

Его первый вопрос весьма смутил меня. Я и так уже отвлек его от занятий — уже не очень хорошо, — а теперь готовился попросить еще об одной услуге. Однако то, что я пришел с просьбой, стало уже очевидным, так что мне показалось логичным говорить откровенно и не скрываясь:

— Да, доктор, я прочитал это место в книге. Причем прочитал с большим интересом — с большим, чем можно было бы подумать, хм… По правде говоря, именно поэтому я и осмелился нанести вам визит, несмотря на вашу невероятную занятость. Прошу прощения, но я…

— Вы пережили то же самое, что и эти крестьяне несколько веков назад? Я правильно вас понял?

— А… да. Да, доктор. Я — пережил…