Само собой, что в политической жизни столь крутой разворот учинил настоящую бурю. Наиболее закоренелые консерваторы во главе с бывшим мэром Сиднея Уорреном Свифтом из партии «Наш Анклав» выступили решительно против новой политики и демонстративно покинули коалицию. Но Патридж смирился с их потерей. Со свойственной ему холодной рациональностью он сделал выбор в пользу тех, кто был ему в тот момент нужнее.
Реформы, проведенные в 90-м, всколыхнули самые основы общественного уклада. Государства-члены Содружества и их автономные образования, такие как Сидней, утратили право иметь собственный визовый режим и устанавливать протекционистские меры на рынке труда, что на протяжении почти всей истории Содружества позволяло отделять «зеленые» зоны от «желтых». Отныне всем резидентам Содружества гарантировалась полная свобода передвижения, выбора места проживания и трудоустройства. Кроме того, объявлялась широкая амнистия для всех, кто был когда-либо осужден за нарушение визовых правил. Нелегальные иммигранты получали право легализировать свой статус и стать полноправными резидентами, записавшись в ряды миротворческих сил либо поступив на общественно полезную работу в тылу.
Перемены, в которые с трудом верили даже самые ярые бунтовщики, а обыватели и вовсе не могли вообразить их даже в страшном сне, свершились в мгновение ока, перевернув устоявшуюся социальную пирамиду с ног на голову. Для общества эти реформы были подобны шоковой терапии. И переварить их, разумеется, смогли далеко не все. Но терапия, хоть и болезненная, принесла желаемый результат.
Поступок Патриджа ознаменовал настоящий триумф либеральной демократии и произвел сдвиг в сознании миллионов людей, которые ранее были убежденными оппонентами действующей власти. Конечно, многие противники властей были слишком непримиримы, чтобы изменить свое мнение. Но не меньше было и тех, кто все еще был на это способен при определенных условиях. Люди поверили, что, один раз став на защиту общества от внешней угрозы (которая, надо сказать, виделась весьма реальной и нешуточной, в особенности после того, как все СМИ принялись красочно описывать проект «Скай»), они взамен наконец сделаются его полноправными членами и получат ту самую жизнь, о которой всегда мечтали.
Своим ловким маневром Протектор сумел не только ловко выбить из рук врага нож, который тот собирался вонзить в спину Содружеству, но еще и заполучить ощутимую по размерам армию лояльных и активных сторонников. И этот ход, безусловно, внес важный вклад в победу в войне. Но он же катализировал в обществе более глубинные изменения, о последствиях которых в тот критический момент, когда под вопросом стояло выживание государства, вероятно, никто не задумывался. Лишь после того, как война отгремела, стало ясно, что с грандиозным социальным экспериментом, возможно, что-то пошло не так.
Подписание мирного договора с евразийцами обязывало власти ко многим шагам, которые они, может быть, и рады бы не совершать, но у них не оставалось выбора. Драконовские меры безопасности, жесткую цензуру и другие проявления «ежовых рукавиц», которые общество вынуждено было, несмотря на усталость от них, терпеть во имя победы в войне, теперь пришлось серьезно ослабить. Эта вынужденная оттепель вполне могла бы миновать без серьезных последствий для власти, если бы наступление мира сопровождалось экономическим благоденствием. Но случилось как раз наоборот.
Население, больше не сплоченное против внешнего врага и не сосредоточенное на глобальном противостоянии, обратило свой взор на более приземленные вещи. Оглядевшись по сторонам, люди увидели там вовсе не экономический подъем и возрождение, мечту о которых лелеяли в тяжкие военные годы, а растущую нищету и неясные перспективы. Что еще важнее, вокруг оказалось очень много потенциальных виновников этих проблем, которых, словно по волшебству, средства массовой информации перестали выгораживать — всевозможных политиков и чиновников, которые, по идее, должны были предотвратить эти неприятности. И то были идеальные кандидаты, чтобы выместить на них накопившееся недовольство и злость.
Ирония была в том, что движущей силой протестов стали те самые люди, которых власть притянула из «желтых зон», переманив на свою сторону социальными реформами. Политтехнологи со свойственной им циничностью по отношению к людям полагали, что вчерашние изгнанники, заняв наконец желанное место в среде процветающих обывателей, ассимилируются в ней. Они надеялись, что эти люди быстро трансформируются в таких же точно консервативных сытых обывателей, готовых защищать свой уголок от посторонних, как те, кто исконно населял эту среду и кого они еще недавно ненавидели. Но ожидаемой ассимиляции так и не случилось. Вместо нее произошло слияние, в результате которого образовалась новая, нестабильная субстанция.
Добившись уже один раз выполнения своих давних требований, почувствовав себя полноправными членами общества с правом голоса, но так и не ощутив экономического благоденствия, да еще и вдохнув глоток послевоенной свободы, выходцы из «желтых зон» нарастили свои аппетиты и сформировали целый ряд новых требований, главным образом экономических. И площадкой для их отстаивания теперь было все Содружество. Впустив в ворота благополучных анклавов толпы голодных чужаков, власти добровольно затопили островки стабильной лояльности, которые волнения всегда прежде обходили стороной. Так что не было больше крепостей, в которых можно было бы спрятаться и делать вид, что не замечаешь, что творится вокруг.
Я не обманывался насчет того, что случившееся было естественным явлением. Я был убежден, что современное общество является в большей степени управляемым, нежели хаотичным организмом. И потому не сомневался, что грянувшие после войны экономический, а следом за ним и политический кризисы, были проявлением закулисных игр между власть имущими. Достаточно было сопоставить ряд фактов и событий, чтобы понять, что на самом деле происходит. И на страницах Всемирной паутины, при желании, легко было найти материалы, рационально объясняющие происходящие.
Если очень вкратце, то всесильный консорциум «Смарт Тек», олицетворяющий большой бизнес, и государственная власть во главе с Протектором, прежде неразлучные, всерьез побили горшки. Можно было услышать разные версии насчет того, когда начался этот конфликт и где его истоки. Кое-кто даже верил, что болезнь сэра Уоллеса в 90-ом была следствием попытки сжить его со свету со стороны консорциума. Так что, став на ноги, Протектор, мол, принялся сводить счеты. Правда это или нет — неизвестно. Но является фактом, что, начиная с того самого злосчастного 90-го, политика, проводимая Протектором, стала гораздо менее приятной для большого бизнеса, нежели ранее.
Знающие люди утверждали, что сэр Уоллес принял решение о вступлении Содружества в глобальный военный конфликт вообще без обсуждения с бенефициарами консорциума, привыкшими иметь в важных вопросах право голоса, и уже одно это посеяло между ними семена раздора. Но, даже если так, это было лишь началом конфликта. Едва война грянула, как Патридж, пользуясь своими невиданными полномочиями, полученными в режиме военного времени, всерьез придушил корпорации, которые прежде пощипывал лишь для виду. Государственное регулирование в самых разных сферах было резко усилено, а множество лазеек в законодательстве, которые, по молчаливому согласию властей, годами использовались большим бизнесом в своих интересах — перекрыты.
Многие члены консорциума имели надежды не только не обеднеть во время войны, но и снять с нее сливки, работая на оборонный сектор. Однако этим чаяниям не суждено было сбыться. Правительством было принято множество директив, обязывающих корпорации выполнять военные заказы по себестоимости или даже себе в убыток. Затем последовало постановление, позволяющее властям пользоваться услугами ЧВК в военное время на бесплатной основе, покрывая лишь часть затрат на их содержание. Протектор выдавил из промышленных гигантов все соки. И усердствовал так, что к концу войны многие члены консорциума едва могли избежать банкротства.
