— Ну и глупо! — сказала Люська. — И ничего смешного нет. Тоже мне, подруга называется! Да у неё, может, двух зубов не хватает. Это ещё не значит, что я об этом всему классу должна докладывать!

— Ребята! — сказала Вера Евстигнеевна. — На наш класс дали десять билетов на праздничный концерт. Я долго думала, кому из вас их отдать, но потом решила вот что: пусть на концерт пойдёт самое дружное звено в нашем классе… Как вы считаете, это решение справедливое?

— Справедливое! Справедливое! — закричали все.

— В таком случае сами решите, какое звено пойдёт на концерт.

После уроков всё наше третье звено осталось в классе.

— Объявляю сбор звена открытым, — сказал Коля. — На повестке дня дружба в нашем звене.

— Чего в нашем звене? — сказала Валька Длиннохвостова.

— Дружба, — строго повторил Коля. — Длиннохвостова, если тебе не слышно, сядь ближе.

— А мне слышно, — сказала Валька. — Дружба так дружба.

— Её это не волнует, — сказала Сима. — Вот если бы у нас на повестке дня кружевные манжетики обсуждались…

— Ах так?! — вскочила Длиннохвостова. — А кто вчера в классе новой шапкой хвалился?!

— Граждане, ближе к делу! — сказал Коля Лыков. — Мы должны сегодня разобраться: дружное у нас звено или не дружное? Самое оно дружное или не самое?

— А чего тут разбираться? — сказала Сима. — Конечно, наше звено самое дружное! В театр мы вместе ходили? Ходили. Книжку вместе читали? Читали. В зоопарке были? Были.

— Так-то оно так, — сказал Коля. — Но всё-таки, честно говоря, мне кажется…

— Опять тебе кажется? — перебила его Сима Коростылёва. — Вечно тебе всё кажется!

— Да? А кто вчера Иванова по спине портфелем огрел? — спросил Коля, в упор глядя на Симу. — Или это мне тоже показалось?

— Он сам виноват! — воскликнула Сима. — Спроси у него, зачем он толкается!

— Иванов, ты зачем Коростылёву толкнул? — строго спросил Коля.

— Не рассчитал, — сказал Иванов. — Я Хвостище хотел подножку дать, чтобы «рыжим дураком» не обзывалась.

— Он первый обзывается! — закричала Валька Длиннохвостова. — Он меня Хвостищей зовёт, дурак рыжий, э-э-э… — И Валька высунула язык и скорчила Иванову рожу.

— Ах ты Хвостища бесхвостая! — заорал Иванов. — Опять за своё?! — И со злобой пнул кулаком в тощую спину Длиннохвостовой.

— Ай! — пронзительно вскрикнула Длиннохвостова и, повернувшись на девяносто градусов, обеими руками вцепилась в рыжие вихры Иванова.

— Перестаньте! — рассердился Коля. — Длиннохвостова, как тебе не стыдно?!

— Не волнуйся, так ему и надо, — вмешалась Люська. — Он у меня двадцать копеек три недели тому назад занял и до сих пор не отдал. Пусть знает, как обманывать!

— Сама хороша! — сказала я. — Ты у меня книжку брала, она какая чистая была, а вернула всю в пятнах!

— Не ври! — закричала Люська. — Я эту твою книжку даже не читала! Мне к ней противно было притронуться, такая она грязная была!

— Это моя книжка грязная?! Ты слышишь, Коля, нет, ты слышишь? Она говорит, у меня книжки грязные, а у самой всегда руки в кляксах, ей бабушка насильно руки мочалкой моет!

— При чём тут моя бабушка? Как ты смеешь оскорблять мою бабушку?! Да я с тобой никогда в жизни больше разговаривать не буду! — завопила Люська.

— Отпусти!!! — на весь класс орал Иванов. — Хвостища проклятая, отпусти, кому говорю!!!

— Ну и не разговаривай! — сказала я. — Подумаешь, какая нашлась! Да я с тобой вообще не хочу за одной партой сидеть!

И я пересела за другую парту и так грохнула крышкой, что стёкла в окнах задребезжали.

— Ну что же, — сказал Коля. — Всё правильно. Я так и знал, что не видать нам билетов в театр как собственных ушей.

— Почему это не видать? — удивилась Валька и от удивления выпустила Павликины вихры.

— Как это не видать? — сказал Павлик, растирая пострадавшую голову. — Что у нас, звено не дружное, что ли?

— Ещё какое дружное! — воскликнули мы с Люськой в один голос. — В театр мы вместе ходили? Ходили. Книжку вместе читали? Читали. В зоопарке были? Были. Так чего же тебе ещё?

За окном светило солнце. Прыгали на ветках воробьи. Маленькие зелёные листья кувыркались в воздухе.

— Эх вы! — тихо сказал Коля. — Эх вы!.. Ладно. Объявляю сбор звена закрытым. — И Коля повернулся и пошёл к дверям.

Мы остались одни. Мы не смотрели друг на друга.

— А всё равно концерт, наверное, неинтересный, — сказала Валька.

Ей никто не ответил.

Я сказала:

— Хватит спорить. Каждому дураку ясно, что на скрипке играть лучше, чем на пианино!

— Нет, на пианино лучше! — сказала Люська. — На пианино столько клавишей всяких — и беленьких и чёрненьких, а на скрипке ни одной!

— А зато на скрипке ничего нажимать не надо и пальцы не устают!

— А зато на пианино сидеть можно, а на скрипке только стоять!

— Вот ещё! На скрипке тоже можно сколько хочешь сидеть! Только какой же это дурак будет сидеть на скрипке?! Скрипка не для того, чтобы на ней сидеть. Скрипка для того, чтобы по ней смычком водить. А ты пробовала по пианино смычком водить? Много у тебя получилось?

— А ты пробовала на скрипке на педали нажимать? Много у тебя получилось?

Я сказала:

— Глупая ты! Где это ты видала скрипку с педалями?!

— А ты где пианино со смычком видала?

— Нет, на скрипке, конечно, лучше играть! — сказала я. — Скрипка маленькая, её на стенку повесить можно. А попробуй пианино на стенку повесь!

— А зато на пианино можно уроки делать!

— А зато на скрипке можно за струны дёргать!

— А зато на пианино можно в дочки-матери играть!

— А зато скрипкой можно размахивать!

— А зато на пианино можно орехи колоть!

— А зато скрипкой можно мух разгонять!

— А зато на пианино дневник вести можно! Нет, на пианино в тыщу раз лучше играть!..

— Сколько можно болтать по телефону?! — услышала я вдруг в телефонной трубке голос Люськиной бабушки. — Ты, Людмила, до сих пор ещё не занималась музыкой! А ну, марш за пианино!

— Пока, — печально сказала Люська. — Бабушка мне заниматься велит…

— Пока, — сказала я.

Мне тоже надо было браться за музыку. После того как у меня ничего не вышло с пианино, меня стали учить на скрипке.

Я сняла со стены мою маленькую светло-коричневую скрипочку, раскрыла ноты и принялась водить смычком по струнам.

Удивительная всё-таки вещь! Берёшь ящичек, проводишь по нему палочкой, и вдруг ящичек начинает петь. Захочешь — он поёт тоненько-тоненько, пищит, как мышка, и так жалобно, что самой плакать хочется. А захочешь — играет весело, громко, пляши, радуйся, прыгай, руками маши!

Да, удивительная вещь… Вот я играю сейчас колыбельную, она тихая и грустная, даже мой Уран не выдерживает, начинает жалобно повизгивать, смотрит на меня и повизгивает, как будто просит: «Сыграй что-нибудь весёленькое!»

Но мне нравится играть эту тихую колыбельную.

Стоишь посреди комнаты… На полу, на стенах отражается оранжевое солнце, а ты водишь смычком по скрипке и стараешься, чтобы звуки из неё выходили такие же мягкие и тёплые, как этот вечерний свет.

Да, мне нравится играть на скрипке. Гораздо больше, чем на пианино. А впрочем, зачем я так говорю? На пианино тоже хорошо играть. Просто я маленькая была, когда меня учили, глупая, ничего не понимала. Я тогда ещё только-только в третий класс пошла, а сейчас я его уже кончаю… И на пианино играть я тоже научусь. Обязательно.

…Когда я кончила заниматься, снова позвонила Люська.

— А ты знаешь, — сказала Люська, — я подумала и решила, что на скрипке и правда лучше играть, чем на пианино: нажимать ничего не надо и пальцы не устают.